Людмила Анисарова - Знакомство по объявлению
Надо было привести себя в порядок и браться за работу. Сил не было. Нисколько. И даже постучать каблучком по полу: «та, та, та-та-та», как это было у них заведено (кабинет начальника находился этажом ниже, а ее стол стоял, по удивительному стечению обстоятельств, точно над Его столом), — она не смогла. Легче оказалось встать и подойти к телефону, стоящему на столе Валеры.
— Это я.
— Иду, — готовно откликнулся Он.
Наталья открыла кабинет, села за стол. Он, зайдя, снова остановился на пороге. Наталья сама подошла к нему и положила голову на плечо.
— Я люблю тебя. Очень, — сказала она севшим голосом.
— Миленькая моя, золотце, ну разве так можно?
— Отпусти меня домой. Ладно?
— Конечно. Только позвони.
Наталья, еле дойдя до дому, сразу легла. И уснула. Так всегда было с нею в детстве. После рыданий, уносящих силы, она сразу засыпала. Где угодно. За столом, положив голову рядом с тарелкой, на диване, свернувшись калачиком, а чаще — под стулом (был у нее лет до пяти такой друг, который можно было, разобрав, превратить в конструкцию «стул плюс стол на колесиках». А в собранном высоком состоянии стульчик образовывал под собою удобную нишу, где маленькая Наталья всегда отсиживалась, когда ее что-то в этой жизни не устраивало или обижало).
Проснувшись, она долго сидела на диване, не понимая, утро сейчас или вечер. Потом, сообразив и все вспомнив, позвонила Ему.
— Это я.
— Поспала?
Наталья удивилась. Кажется, она никогда не говорила Ему ничего о своей детской привычке. Но Он все знал про нее и так, без рассказов.
— Я знаю, за что люблю тебя. За то, что такие, как ты, давно уже не живут, — сказал Он.
С этой фразы начинался и дневник номер один, в котором Он подробно рассказывал о каждом дне, прожитом без нее. Одной общей тетради не хватило, и Он перешел на вторую — дневник номер два. Наталья начала читать первый. Она почти все помнила наизусть, поэтому не читала все подряд, а только выхватывала отдельные куски.
«Весь вечер думал о том, что плохо с тобой попрощался — молчал как пень, но я не мог сказать ни одного слова. Если б я открыл рот, то мои рыдания разнеслись бы по всем причалам».
«Наташенька, а ты ведь еще не в отпуске. Плывешь на теплоходе где-то по Кольскому заливу, где-то еще недалеко от меня. Сколько же дней впереди без тебя! Как выжить?»
«Доброе утро, Наташа! Сегодня постараюсь сильно-сильно работать. Хотя хочется сидеть и думать о тебе. О нас.
Вчера вечером болело сердце. Как ты там? Боже, но не бывает же таких хороших, как ты. Я тебя никому не отдам. Ты же моя. Правда, стрижик?»
«Сегодня как-то все плохо. Был в тылу — машину на ДОФ пока не обещают. Был у Фатиненко — матроса Лазарева нам не отдают, говорят, пусть служит где служит. Так что, боюсь, не заполучить нам этого певца и танцора. В ДОФе тоска. А как иначе может быть без тебя? Люблю. Люблю. Люблю».
«Пишу тебе сидя в «Машке»…»
«Машка» — это Его «жигуленок», который Он очень любит», — подумала Наталья с нежностью и к Нему, и к Его машине.
«…Мы с ней на причале. Том самом, откуда проводили тебя в отпуск. Когда же встречать?»
«Наташа, а может, нам Валеру повысить, в пропагандисты перевести? Иногда мне кажется, что мы его затюкали. В принципе, он парень неплохой. Подумаешь, с ошибками пишет, от этого не умирают. Ведь он иногда может сделать что-то хорошее и полезное. А в инструкторскую придет новый лейтенант, поющий, танцующий, умный и т. д. Нет! Нет, такого не надо, а то я очень ревную. Пусть уж лучше Валера остается на своем месте».
«Как всегда, начинаю день с разговора с тобой. Достаю из сейфа фотографию и долго смотрю в твои глаза. Самые красивые и самые умные глаза».
«Мне было грустно репетировать «Федота» без тебя. Иринина Маруся хуже, чем твоя (ха, а если бы лучше? а если бы я тебе об этом сказал — то что бы ты со мной сделала, когда приехала?!). Но спектакль снова прошел на «отлично». Перед началом все пропустили дважды по 50 грамм, а Валера-Федот — трижды. Завелись, как мотоциклы.
Слова врали, но врали красиво и попадали в рифму. Публика стояла на ушах. На Марусю не смотрел, потому что ус отклеивался четыре раза. Да и смотреть было неинтересно, сама понимаешь. Если б это была ты, Марусенькая моя самая распрекрасная.
Сейчас пойдем отметим успех мероприятия. По чуть-чуть. Ты ведь разрешаешь?»
«Дома вообще кошмар какой-то. Не разговаривает. На развод собирается подавать, если я не брошу самодеятельность. Говорит, начальник, а превратил себя в шута. Это ведь не то. И не так. Правда? Да я бы давно развелся, но дети… Хотя черт знает, что нравственнее: так жить ради детей или все-таки развестись. Ведь любви-то нет. Девчонки у меня хорошие. Ради них стоит жить. Но они же потом и спросят: «Отец, а как ты так жил?» Что ответишь?
Наташа, милая, ты прости, что я про семейное. Наверное, не надо бы. Но кому я еще скажу, золотце мое? Ты у меня одна. Я тебя никогда не разлюблю. Я себя знаю. Первый раз, понимаешь, первый раз в жизни — люблю. Помнишь наш разговор где-то в середине декабря? Это когда ты предлагала нам расстаться. Именно тогда я понял, что отнять тебя у меня сможет только конец света».
«Вечер добрый, это я. Один во всем ДОФе (кроме моряков и сторожа). Опять говорю с тобой. О чем? О работе, конечно.
1. Моряков надо менять. Эти два оболтуса тупы и бездарны. Ты, как всегда, права.
2. С дискотекой что-то делать. Приедешь — займешься.
3. Трудовую дисциплину укрепить. Разболтались все.
4. Штатное расписание пересмотреть.
5. Под особый контроль взять работу инструкторской.
Как тебе программа? Утверждаешь? Наташка, ну нельзя же так долго отдыхать. Какой я дурак, что дал тебе отпуск. Приезжай, миленькая моя, я не могу без тебя больше».
«Боже мой, я слышал твой голос! Сказал все не так, как хотел. Но я же глупый дурак, как ты любишь говорить. Но зато я слышал тебя — это главное. У меня есть ты.
Сейчас собираю народ на совещание, надо делать умное лицо. А оно у меня — глупое и счастливое. Приезжай быстрее».
«Сегодня разговаривал с начфином. Зараза. Денег на ремонт не дает. Ни копейки. Как-то надо выкручиваться.
Сегодня — неделя, как ты уехала. А кажется, прошла вечность. От одной только мысли, что до встречи еще месяц, жить не хочется. Где бы пересидеть это время, чтобы никого не видеть и не слышать?
Ты приедешь из отпуска другая. Тебе хорошо с мужем. Ты любишь его больше, чем меня. Будет ли в тебе, другой, место для меня? Вот вопрос, от которого хочется биться головой о стенку. Прости».
«Приткнуться негде — сижу в библиотеке и пишу тебе. Из моего кабинета все вынесено, и там полным ходом идет ремонт. В инструкторской та же картина. Так что ваши ценные указания, Наталья Петровна, выполняются понемногу. Приедешь — будешь принимать работу».
«Милый стрижик, доброе утро! Чем ты сейчас занимаешься? Наверное, еще спишь? Я вот думаю, а ты захочешь читать эти мои каракули, когда приедешь? Знаешь, если бы я не писал все это — не выжил бы точно.
Сейчас снова напишу банальность: я тебя люблю. И еще одна «оригинальная» мысль: чем дальше, тем больше. Мы с «Машкой» были сегодня на нашем с тобой месте — на вертолетной площадке».
«Только что вернулся из политотдела. Вызывал Чернышов. Поговорили о концерте, о ДОФе вообще. А потом он спрашивает: «А какие у тебя отношения с инструктором твоим — Наталья Петровна ее, кажется, зовут?» Сказал, что хорошие, дружеские. А он тоже по-дружески меня предупредил. Сказал, что были сигналы. И он волнуется за сохранность семей. Я позволил себе ответить за тебя (ты же мне всегда об этом говоришь), что твоя семья крепка и разваливаться не собирается. Он сказал, что понимает, что все в жизни может быть, но до разводов доводить нельзя. Я с ним согласился.
Как тебе информация? Я сделал следующие выводы:
1. Люблю тебя очень-очень.
2. Разлюбить не смогу никогда.
3. Умру, если ты меня бросишь. Так и знай.
4. Я тебя никому не отдам.
Я огорчил тебя, миленький мой? Ну не переживай, это все пустяки. Это наши дофовские сплетницы не могут пережить. Их же никто так никогда не любил. Правда?»
Наталья читала-читала, а слышала только одно: «Я тебя никому не отдам». Не отдаст ли? И нужно ли ей, чтобы не отдавал? Сейчас, в этой жизни, ей больше всего хотелось на Север, в свою квартиру. Хотелось покоя. И чтобы все как раньше: счастливая семья, ожидание мужа из «автономки», покой и радость в доме.
Наталья положила тетрадь в пакет, бросила его на диван и вытянулась рядом, уставившись в потолок и сложив на груди руки, как покойница. Молодая, не очень красивая, но вполне симпатичная покойница. Ей захотелось развить в мыслях эту тему — тему ее похорон. Но сначала она решила вспомнить слово в слово все то, что Он сказал ей сегодня утром по телефону. Правда, и это не получилось. Телефонно-телеграфная тема была богаче и шире одного сегодняшнего разговора и развернулась во всей своей панорамности и значительности.
