Алексей Дьячков - Игра воды. Книга стихов

Понарошку Бог, на самом деле…
Боже, как Монро на укулеле,
Наиграй мелодию двора,
Чтобы я с тоскою иждивенца
Легкие слова из снов, из детства
К музыке печальной подобрал.

Я спою дворовый шлягер крошке,
Как варились макароны-рожки,
Как качался, не болея, зуб,
Жгла как все каникулы простуда,
Громыхал на кухне дед посудой,
И ветвился елкою абсурд.

На балконе пил холодный воздух
Бледной ксерокопией подростка,
На диване кутался в халат. —
Мне вещал копченый телеящик,
Как Кащей лакает борщ горячий. —
Классика, высокопарность, МХАТ.

По второй программе шорох, сетка,
Вдруг меняют голову генсека
На покрытым благородным мхом,
На прекрасном торсе Дорифора
Под фанфары, завыванья хора,
Под оркестра молнию и гром.

Я спою куплет дворовый детке,
Как страдаю, отвернувшись к стенке,
Ртом дыша. Проходит ночь без снов.
Как заснуть на краешке не знаю,
Музыку когда Господь играет,
Музыку печальную без слов.

Как мир, такая древняя история,
Путь славы, возвращение домой.
Плющом поросший корпус санатория
С кирпичной обвалившейся стеной.

Фонтаном бывший пруд, обжитый утками.
В ограде будка «Не влезай, убьет!».
Давно стал ржавым конус репродуктора,
Но не устал соловушка, поет.

По-прежнему пугает эхо маршами,
Берет сухой хруст ветки на испуг.
Слышна река с моторками и баржами,
И шорох пены разбирает слух.

Горит в листве расплавленное олово.
Потоп унес качели, вахту, двор,
Сплыла с витриной шумная столовая,
Борщом и кашей пахнет до сих пор.

Жизнь утекла, устало время тратиться,
И спичку ждет, зажженную тобой,
Библиотека, чтоб таблицы Брадиса
Пустить по ветру пеплом и золой.

Шуршит трава дорожкой, мелким гравием.
В пыли лопух, в пыли разбитый клен,
В пыли ворота, как на фотографии,
Смеющимся где ты запечатлен,

Сражающимся деревянной сабелькой
С репейником, крапивой, лебедой
Под кумачом, склонившим Славу за реку,
Когда мы с пляжа топали домой.

Засыпáл он в каморке своей, как в могиле,
И читал, просыпаясь, и книга его
Уводила Бог весть в Палестины какие,
За цветной Иордан, за Синай далеко.

Ни прохожий не топал, ни всадник не цокал,
Не стучал в двери братец с корзиною слив,
Только двигалась пыль от оптических стекол,
По лучу до стены путь себе проторив.

Человек убегает во тьму от ночлега,
Чтобы видеть сквозь сон, как садится, устав,
На сосну суковатую голубь ковчега,
Как пылает в ветвях от звезды борозда.

Человеческий век, как проселок, короткий
Доживает Барух, возвращаясь домой
К лежаку с теплой шкурой, к трактату, к чахотке,
К чашке чайной простой с кипяченой водой.

Я так хочу, чтоб ты, дожив до старости,
До слабости, до дряхлости своей,
В запущенном саду забрался в заросли
Смородины и потерялся в ней.

В густой листве, где дачный свет качается,
Среди ветвей на юный куст похож,
Ты заведешься быстро и отчаешься,
И в траву под смородину сползешь.

И здесь, в борще, дыша еще испуганно,
Прижмешься телом старческим к земле.
Как в сумерках ко мне слова по буковкам —
Жуки и мошки явятся тебе.

Нырнет в листву ди-джей кузнечик с ритмами
Планеты, жук пыльцою пошуршит.
И жизнь твоя и трудная и длинная,
Как божия коровка пробежит.

Гигантский мир, заоблачная Грузия,
С воротами распахнутыми рай.
Ничем не выдавай свое присутствие,
Божественность свою не выдавай.

В саду, забытый няньками и маменькой,
Не бойся потеряться, мальчик мой.
Не три слезу, мой глупенький, мой маленький,
Я скоро заберу тебя домой.