Наум Коржавин - На скосе века

Мне часто бывает трудно.
   Но я всё же шучу с друзьями,
Пишу стихи и влюбляюсь.
   Но что-то в судьбе моей,
Что, как на приговорённого,
   жалостливыми глазами
Смотрят мне вслед на прощание
   жёны моих друзей.
И даже та, настоящая,
   чей взгляд был изнутри светел,
Что вдыхал в меня свежий, как море,
   и глубокий, как море, покой,
Истинная любимая,
   кого я случайно встретил,
Обрадовалась,
   но вдруг застыла,
        столкнувшись в глазах
               с судьбой…
Я вами отпет заранее.
Похоронен, как наяву.
Похоронена ваша загнанная,
   ваша собственная душа.
Я вами отпет заранее.
   Но всё-таки я живу,
И стоит того, чтоб мучиться,
   каждый день мой
           и каждый шаг.

Как ты мне изменяла.
   Я даже и слов не найду.
Как я верил в улыбку твою.
   Она неотделима
От высокой любви.
          От меня.
             Но учуяв беду,
Ты меняла улыбку.
   Уходила куда-то с другими.
Уносила к другим
   ощутимость своей теплоты,
Оставляя мне лишнее —
   чувство весны и свободы.
Как плевок — высоту!
   Не хочу я такой высоты!
Никакой высоты!
   Только высь обнажённой природы…
Чтоб отдаться,
        отдать,
            претвориться,
                 творить наяву,
Как растенье и волк —
   если в этом излишне людское.
Это всё-таки выше,
   чем то, как я нынче живу.
Крест неся
   человека,
        а мучась звериной тоскою.

Ты б радость была, и свобода,
И ветер, и солнце, и путь.
В глазах твоих Бог и природа
И вечная женская суть.
Мне б нынче обнять твои ноги,
В колени лицо своё вжать,
Отдать половину тревоги,
Частицу покоя вобрать.

Я так живу, как ты должна,
Обязана перед судьбою.
Но ты ведь не в ладах с собою
И меж чужих живёшь одна.
А мне и дальше жить в огне,
Нести свой крест, любить и путать.
И ты ещё придёшь ко мне,
Когда меня уже не будет.

Полон я светом, и ветром, и страстью,
Всем невозможным, несбывшимся ранним…
Ты — моя девочка, сказка про счастье,
Опровержение разочарований…
Как мы плутали,
        но нынче,
             на деле
Сбывшейся встречей плутание снято.
Киев встречал нас
          весёлой метелью
Влажных снежинок — больших и мохнатых.
День был наполнен
           стремительным ветром.
Шли мы сквозь ветер,
          часов не считая,
И в волосах твоих,
          мягких и светлых,
Снег оседал,
       расплывался и таял.
Бил по лицу и был нежен.
            Казалось,
Так вот идти нам сквозь снег и преграды
В жизнь и победы,
         встречаться глазами,
Чувствовать эту вот
         бьющую радость…
Двери наотмашь,
         и мир будто настежь —
Светлый, бескрайний, хороший, тревожный…
Шли мы и шли,
       задыхаясь от счастья,
Робко поверив,
       что это — возможно.

Один. И ни жены, ни друга:
На улице ещё зима,
А солнце льётся на Калугу,
На крыши, церкви и дома.
Блеск снега. Сердце счастья просит.
И я гадаю в тишине,
Куда меня ещё забросит
И как ты помнишь обо мне…
И вновь метель. И влажный снег.
Власть друг над другом и безвластье
И просветлённый тихий смех,
Чуть в глубине задетый страстью.

Мы даль открыли друг за другом,
И мы вдохнули эту даль.
И влажный снег родного Юга
Своей метелью нас обдал.
Он пахнул счастьем, этот хаос!
Просторным — и не обоймёшь…
А ты сегодня ходишь, каясь,
И письма мужу отдаёшь.
В чём каясь? Есть ли в чём? — Едва ли!
Одни прогулки и мечты…
Скорее в этой снежной дали,
Которую вдохнула ты.
Ломай себя. Ругай за вздорность,
Тащись, запутавшись в судьбе.
Пусть русской женщины покорность
На время верх возьмёт в тебе.
Но даль — она неудержимо
В тебе живёт, к себе зовёт,
И русской женщины решимость
Ещё своё в тебе возьмёт.
И ты появишься у двери,
Прямая, твёрдая, как сталь.
Ещё сама в себя не веря,
Уже внеся с собою даль.

А это было в настоящем,
Хоть начиналось всё в конце…
Был снег, затмивший всё.
            Кружащий.
Снег на ресницах. На лице.
Он нас скрывал от всех прохожих,
И нам уютно было в нём…
Но всё равно — ещё дороже
Нам даль была в уюте том.
Сам снег был далью… Плотью чувства,
Что нас несло с тобой тогда.
И было ясно. Было грустно,
Что так не может быть всегда,
Что наше бегство — ненадолго,
Что ждут за далью снеговой
Твои привычки, чувство долга,
Я сам меж небом и землёй…
Теперь ты за туманом дней,
И вспомнить можно лишь с усильем
Всё, что так важно помнить мне,
Что ощутимой было былью.
И быль как будто не была.
Что ж, снег был снег… И он — растаял.
Давно пора, уйдя в дела,
Смириться с тем, что жизнь — такая.
Но, если верится в успех,
Опять кружит передо мною
Тот, крупный, нежный, влажный снег,
Весь пропитавшийся весною…

Милая, где ты? — повис вопрос.
Стрелки стучат, паровоз вздыхает…
Милая, где ты? Двенадцать вёрст
Нас в этом месяце разделяет.
Так это близко, такая даль,
Что даже представить не в состоянье…
Я уж два раза тебя видал,
Но я не прошёл это расстоянье,
Так, чтоб суметь тебя разглядеть
Вновь хоть немножечко…
Стены… Стены…
Видно, измены меняют людей,
Видно, не красят лица измены…

Ничего такого нету
Удивительного в том,
Что останусь я поэтом
И не стану горняком.
Буду жить, в стихи ударясь,
И стоять, на чём стою…
Но когда настанет старость,
Вспомню молодость свою.
И захочется мне снова
После смены, в год иной,
Распивать чаи в столовой
На двадцатой основной.
Об измене думать горько,
Вспоминать и ревновать…
А с утра, надев спецовку,
Всё мирское забывать.
Забывать, что буду завтра
Без тебя на свете жить.
И сливаться с ритмом шахты —
Думать, действовать. Спешить.

Может, гибнуть за решёткой
Не за что в кромешной мгле?
Может, нынче правды чёткой
Просто нету на земле?
Чтоб не стать усталым зверем,
Чтобы выжить… Будь теперь
Хоть нечётким правдам верен,
Сердцу собственному верь!

Твой свет во мраке был рождён,
Во мраке выношен, взлелеян…
Мрак наступающих времён
Былого мрака не страшнее.
Пусть грязь и ложь царят опять,
Но каждый час я повторяю:
Тебе ко тьме — не привыкать
И света ты не потеряешь.

Веет ветер
     над вьюжными теми
               широтами,
Где, устав
      от насущной тоски
             о своём,
Мы с тобою
      поднимемся
           над пулемётами
И, взглянув далеко,
         упадём и умрём.
Мне,
  пожалуй, не надо
          удела счастливее,
Чем суметь,
       покидая предел нелегко
Мира,
    светлого,
       трудного,
            несправедливого,
На прощанье взглянуть
           далеко-далеко.