Нина Искренко - 151 стихотворение

Другие могут спать а я все думаю
до тела своего дотрагиваясь голого
А ну как мне моча ударит в голову
И стиснет голову как будто диадемою

И в этой диадеме в Домодедово
погонит или скажем в планетарий
И буду я орать средь звезд как пролетарий
и бить копытом как исчадье адово

А два молоденьких врача
припрут и спросят
Где твоя моча?
Придется показывать им диадему

Тождественность начала и конца
преображает точку перегиба
и наизнанку выворачивает губы
чтоб легче было воду пить с лица

И сросшееся сердце Сына и Отца
охватывает первобытный ужас
и всё земное замирает инстинктивно тужась
когда сползает курица с яйца

Когда стреляя в цель получишь пулю в лоб
о недостигнутой что сокрушаться цели
Не лучше ль на живой кататься карусели
и гоп-ца-ца намазывать на хлеб

Ведь мы с тобой не помним ничего
поскольку мы с тобой с утра глухонемые
Ты отвернёшься что-то вынимая
Я что-то спрячу. Что там? Ничего

У нас игра — ты смотришь мне в желток
Я ножницами режу амальгаму
запарывая на фиг всю мифологему
и молча раздувая щёки просто так

И просто так сирень сгущается в садах
и в плен и в плаванье торопятся утёсы и пигмеи
И лишь кондуктор не спешит поскольку понимает
что с девушкою яаааааа прощаюсьнавсегда

Яйцо такое круглое снаружи
Яйцо такое круглое внутри

Яйцо такое зимнее снаружи
Яйцо такое летнее внутри

Яйцо такое первое снаружи
И в нем такая курица внутри

И три его косые вертикали
как три подкладки в старом ридикюле
как три нимфетки у фонтана Сан-Микеле
как кегли
нынче здесь а завтра
снова здесь

Дусь, а Дусь
Отцепись

Сказано не в свои сани не садись
Из чужого яйца не выкатывайся

Яйцо как саркофаг или копилка
прекрасное как абсолютный танк

Яйцо такое в клеточку как белка
и в нем такой космический инстинкт

Яйцо такое умное снаружи
Яйцо такое нежное внутри

Яйцо такое битое снаружи
и пенополиуретановое внутри

Яйцо такое пасмурное в профиль
все думает до самого утра

Яйцо такое кашляет спросонок
в потемках бродит и на курицу ворчит

Яйцо такое кооперативное наощупь
все чем-то шуршит и подсчитывает

Яйцо не раз товарищей спасало
Яйцо мужало крепло и стреляло
будило нас на утренней заре

и так ужасно надоело
что я его подумала и съела
и вот теперь опять не понимаю
снаружи я или внутри

В натуре я в эфире в фонаре
или в метро
у Курского вокзала

загустевает влага, облако немеет
и обнимает черную трубу
трубе не спится, грубый крик трамвая
ей подпевает
под мостом темно
и хлюпает вода как заводная
как расписные бабочки лесные
летят посвистывают
мокнут на асфальте
авоськи, девочки, конфетные обертки
как будто утро или вечер с ночью
гуляют нежные по лужам для забавы
для осени, для новой теплой куртки
как будто это ничего не значит
как будто просто так для чистой правды
поблескивает денежка у входа
у выхода, у раненой скамейки
в стекле граненом газированной витрины
как будто я тебе совсем другая
а ты рисуешь на заборе дырку
и мне кричишь с той стороны — скорее
я поцелую чтоб никто не видел

приходит пьяный Дед Мороз
и говорит — прости
чего пришел? за что прости?
ну ладно говорю прости
тогда меня и ты

приходит белый как сырок
отряхивает снег
и ничего не говорит
но чувствую — убьет
ну что же — помолчим

приходит шумный Бегемот
валяет дурака
кладет за шиворот жука
потом бежит без задних ног
и тапочки слетают с задних ног

приходит умный Чемодан
садится и блестит
проходит час — он все блестит
сижу и думаю — отдам
а может не отдам

приходит просто черт-те что
сквозняк из носа кровь
в зобу дыханье — где ты был?
показывает — т а м
смотрю — там черт-те что

опять звонок — вскипает чайник
иду к плите потом к дверям
смотрю в глазок — темно — кто там?
он отвечает — чайник
я открываю — танк

Квадратных листьев говорливый улей
куличики часов сухой штамповки
каштаны гладкие как соль на смуглой коже
всего дороже день который умер
картонный звук за стеклами двойными
то там то тут
брусочки слез напиленные ровно без зазубрин
и сабли сладкие растянутых томлений
наточенные перпендикуляры
травы и ночи
волчьи кастаньеты
оплакать надо бы последних три пролета
к чугунной висилице волосок привязан
и пластиковый шарик поцелуя
качается забытый под сентябрьским снегопадом
когда преодолев трескучий мел метели
деревья прячутся от нас
и остывают
по горизонтали

Зевая мы проветриваем дом
чтобы душа в пыли не задохнулась
чтоб у неё прическа не помялась
не рухнул быт налаженный с трудом

Зевая мы идём на компромисс
чтоб если что сказать что дескать прозевали
что дескать прозябали в безответственной неволе
в плену у некоторых напряжённых мышц

Чтоб мысль неизречённую спасти
от ложной объективности и хвори
мы открываем варежку пошире
и раздвигаем локти словно на кресте
и мысль колеблется как девочка на шаре
пока зеваем мы и говорим — прости

И верим что мы будем прощены
когда организованно зевая
предстанем пред судом Верховного Трамвая
повиснув, слипнувшись и что-то прищемив

Ты лишь начнёшь — я сразу подхвачу
и передам другим как эстафету
Мы обзеваем хором всю планету
придрёмывая друг у друга на плече

Кто там? Ко мне?
Нет только не сейчас
Я занята простите
Я зеваю.

вот они сидят и варят
дача есть и есть кусты
ночью улицы пусты
а они сидят и варят

вот они сидят едят
время есть и солнце светит
в этой жизни что-то светит
если окна смотрят в сад

отцветает летний сад
зацветает сад осенний
зацветает облетает
исподволь перетекает
в белый белый зимний сад

снег на поле — почки спят
палки прутики сучочки
прижимая к стёклам щёчки
вот они сидят-глядят

вот они огонь зажгут
потому что жить умеют
или вдруг любовь затеют
на четырнадцать минут

а потом уснут на век
и проснутся очень поздно
выйдут в сад глотая воздух
размышляя что там в соснах
птица? ангел? или снег?

и услышат глас неясный —
се родимцы человек

и опять сидят и варят

из 3-х декартовых осей
каждая числит себя вертикалью
так развернув пространства расшатанную келью
чтоб самоутвердиться впереди планеты всей

забыв о том что там где только двое
ну трое умников таких как мы
там эти притязанья в общем-то смешны
и вертикалью названо ДРУГОЕ