Михаил Львов - Стихотворения

Я получил
   от маршала Чуйкова —
С курьером —
   персональное письмо.
Не ожидал
   послания такого.
Запомню это утро
   и число.
Бросаю все —
   заботы,
      телефоны,
Свидания.
   Дискуссии.
      И — дом.
На краткий курс
   гражданской обороны
Я приглашался
   маршальским письмом.
…Мы жили в доме отдыха
(спасибо!),
Но — служба,
   как положено бойцам.
Режим был снисходительнейшим,
   ибо
Герои
   снисходительны
      =к певцам.
Но —
   чувствую:
      у века я —
         невольник:
Я
   в тайны обороны той
      вникал —
И расцветал
   от радости, как школьник,
И — встретясь с беззащитностью —
   сникал.
Покоя нет.
   Покои
      все
         потеряны.
Нам
   даже сниться перестал покой:
Когда я спал —
   убийственные термины,
Что коршуны,
   кружили надо мной:
«Ракеты»,
   «облученье»,
      «мегатонны»,
«Чума»,
   «холера»,
      «ядерный удар»…
Давила современность
   многотонно.
Все нервы
   завертелись, как радар.
Днем —
   думаешь: в учебном
      этом рвенье,
Иль — издали
   любимую любя,
Сидишь и вдруг —
   обуглишься в мгновенье,
Ни — мира.
   И ни — милой.
      Ни — тебя…
К нам приезжал,
   на встречу с нами,
      маршал,
Бессмертный
   сталинградский бог
         Чуйков.
Сегодня он —
   и ласковей и старше
Того —
   героя волжских берегов.
Мы
   победили все
   и — каждый лично.
Но — пусть
   не повторится
      Сталинград
(И — не дай бог —
   новейший вариант…)
Мы
   курсы завершили
      на «отлично».
Я был в тот день,
   как лейтенантик, рад.

Я должен
   человеку
      полчаса!
Была такая
   в жизни
      полоса,
Что для меня
   исчезли чудеса, —
И вот
   поддержка,
      выручка его
Нужны мне были
   более всего.
Я получил их —
   к сроку —
      от него…

Он накануне
   дьявольски устал,
И все же
   раньше времени
      он встал.
Отставил завтрак свой,
   оставил стол,
Зашел в гараж,
   машину там завел
Одной рукой
   (другая — на войне,
И — время
   для него —
      ценней вдвойне).
Он был солдат
   и с щедростью солдата
Мне отдал тот подарок
   без возврата.

Нам удалось
   несчастье отдалить.
Но — как такой подарок
   отдарить?
Мне удалось
   несчастье отвратить,
Но не удастся
   время возвратить.
Подарят книгу —
   можно отдарить.
Такой отдарок
   можно повторить.
Товарищи!
   Друзья мои!
      Родня!
Все думается
   с этого мне дня:
Долгов — в рублях —
   немного у меня,
А вот долгов
   в минутах и часах —
Не сосчитать,
   не взвесить на весах:
Долги «в часах» —
   попробуй их сочти! —
И жизнь вторая
   сложится почти.

Он говорит, что я придумал,
Что я — татарин.
   А — зачем?
Иль я —
   какой-нибудь «придурок» —
И льгот
   испрашиваю тем —
На приблизительность,
   неточность
Стихов и песен
   прав прошу?
Как бы на некую «подстрочность»?
Иль — не по-русски я пишу?
Или в каких
   нуждаюсь скидках
Я
   в поэтическом строю?
Среди ухватистых
   и прытких
Каким-то
   «хлюпиком»
      стою,
Неполноценностью
   «ударен,
Как бы мешком
   из-за угла»?
Иль мне
   сказать, что я татарин, —
Какая выгода
   была?
Иль — робок
   в поисках и пробах —
И — непростительна
   строка?
Да, я ж в поэзии —
   не промах!
Да, я ж
   властителен пока.
Под силу
   эта мне работа
На поле
   русского стиха!
Зачем
   придумывать мне что-то
Там,
   где и правда — неплоха?

Мне сказали в Гослите:
— Книгу можно сдавать,
Фотоснимок несите,
И подпишем в печать…
Разбираем с женою
(Как же можно без жен?)
Снимки — сидя и стоя
Где я отображен.
Будто это —
   работа, —
Помогает семья…
Разбираю я фото,
Выбираю себя.
Но — не нравятся что-то
Снимки этого дня.
Выбираем мы
   фото
Молодого меня…
Я считаю — законно…
Это ж — тоже был я…
И, таким вот запомня,
Может, любят друзья.
И — стихи в этом томе
Тоже давние — есть,
Сочиненные в громе,
Громыхавшем не здесь, —
Не в натопленном доме,
А в землянках,
   не днесь, —
В потрясающем громе,
В том, что выгремел весь.
Их — печатаю снова,
И они ведь — портрет
Человека, какого,
Может, больше и нет…
Но который когда-то
Точно существовал!
И с бесстрашьем солдата
Против зла восставал.
Тут — ни лака, ни сажи
И — ни лировранья…
Неживой если даже.
Пусть — из небытия, —
Все равно это — я же,
Все равно — это я.
Ощутил — не впервые —
Эту боль — а давно:
Неживые, живые —
Это мы все равно.
Это наши портреты,
Неподдельны они.
Это — наши приметы,
Вечной славы огни,
Обелиски и стелы,
Заостренные ввысь.
Это — наши расстрелы.
Наша гибель и жизнь.
Это все — нераздельно,
Как окоп и курган;
И — кто ранен смертельно,
И живой ветеран;
И — застывший гранитно,
И — живой человек.
Принимайте нас
   слитно,
Нераздельно навек.

Забирают в музеи
   мои фотографии,
Моментальные снимки
   моей биографии,
Пролетевшего времени
   смутные оттиски,
Отгоревшего пламени
   дальние отблески.
Получаю я письма
   как будто из прошлого —
Ветераны мне пишут так
   много хорошего,
Шлют мне —
   сквозь расстояния —
      воспоминания —
Как угасших высоких
   салютов сияния.
Приезжают смотреть
   на меня
      пионеры —
Из грядущего, словно бы
   из «стратосферы»,
Чтобы с прошлым знакомиться
   как бы воочию,
С той войной,
   что расплывчато снится
      им ночью.
И архивы мои
   разбирают ребята.
Все им кажется ценно
   и чуть ли не свято…
Улыбаюсь я детям
   почти виновато,
Привыкая к почетной судьбе
   «экспоната»…
Понимая, что это —
   детали заката…

Не все стихи нужны народу.
Не все стихи, что пишем мы.
Бессчетно кануло их в воду,
Чуть тронув души и умы.

И жалким кажется призванье,
И труд твой кажется нелеп…
И снова — острое желанье
Необходимым быть как хлеб.

Я начал с пафоса большого,
С высокой веры в жизнь и в век,
(И — ничего в душе больного),
С восторга, с жара молодого,
С рывка вперед, с движенья вверх;
Я жизнь в активном темпе начал,
С веселой быстрой суеты,
Как на «Динамо» перед матчем,
С азарта, с бега, с быстроты!

Ах, как в глаза мои летели,
В душе играя и царя,
Деревья, женщины, метели,
Народы, страны и моря!
Как в бурю, жизнь воспринимая,
Я, как язычник,
   в ней пылал,
Не все, как надо, понимая,
Я все же правильно шагал.
Я знал и праздники и тризны,
О прошлых днях я не скорблю.
И словом горькой укоризны
Я эту жизнь не оскорблю.