Михаил Львов - Стихотворения
1967
Наша Атлантида
Мы в Отечественную войну
Потеряли целую страну
С населеньем миллионов двадцать.
Тех людей уже нам не дозваться.
Наша боль и наша Атлантида,
Нет туда ни поезда, ни гида…
Если я задумчивым бываю,
Если я трагическим бываю,
Если я обиды не спускаю,
Если глаз с фашиста не спускаю, —
Значит, я о ней не забываю,
Я о той стране не забываю.
1969
«Постарели солдаты…»
Постарели солдаты
Той
Великой Войны.
И
сажают салаты
Под присмотром жены.
Поседели комвзводы,
Кто вернулся с войны.
Не стареют народы,
Но стареют сыны.
Поседели комбриги
И комдивы мои.
Пишут первые книги,
Вспоминая бои.
Ордена и медали
Героических лет
От осколков спасали,
От старения — нет…
Не спасают медали,
Хоть их много у вас
(Кое-что недодали,
Все равно есть запас).
Ну, а кто — не вернулся,
Кто — навек молодой?
Кто — теперь
обернулся
Обелиском,
плитой?
Им
помочь невозможно —
Не вернуть
их назад.
Потому
и тревожно
На душе у солдат.
В этом яростном мире
И прекрасном таком
Подорваться на мине,
Проколоться штыком —
Не желают
солдаты
Никому
этих бед
И подобной
доплаты
За рожденье на свет.
О мои командармы,
Полководцы атак!
Были
так легендарны!
Были
молоды так!
А теперь
тяжелеют,
Но на жизнь не ворчат,
И
лелеют,
жалеют
Неразумных
внучат.
1969
Сидят в обнимку ветераны
(Песня)
Сидят в обнимку ветераны.
Немного выпили… — не пьяны…
А за спиной чужие страны,
А в сердце — раны, в сердце — раны.
Живые мертвых вспоминают,
С тоской и болью вспоминают.
Но только мертвые не знают,
Что их живые вспоминают…
Им не услышать голос милых,
Им не обнять своих любимых.
Ничем помочь друзьям не в силах,
Живые плачут на могилах.
Сидят в обнимку ветераны.
Солдаты, сестры, партизаны,
Сидят, поют, а в сердце — раны,
Незаживающие раны.
1968
М. Максимову
О мертвецах поговорим потом.
М. ДудинОни остались. Мы вернулись
С сознаньем счастья и вины.
С нелегкой музыкой столкнулись
Послевоенной тишины.
Сменялись осени и зимы.
Менял нас трудный наш маршрут.
Они
одни неизменимы.
Они, как слезы, в нас живут.
И с каждым годом разрастаться
Необъяснимой той вине.
Нам никогда не оправдаться
Перед погибшими в войне.
Как верят в бога,
в них мы верим.
Нам
наша молодость — судья.
Себя
их судьбами
проверим.
Проверим —
павшими —
себя.
Вдали от молодых и модных,
Два побратима пожилых,
Поговорим о наших мертвых,
А после можно о живых.
1968
В Берлине
Сорок пятый я помню:
У рейхстага бурлим.
Будто каменоломню,
Озираю Берлин.
Мы — суровы и строги —
И возвышенны так!
Мы — пророки и боги —
И не меньше никак.
Сожаленья — ни капли
Ни к другим, ни к себе.
Мы еще не ослабли
В ежедневной борьбе.
Мы еще все — из стали!
Из огня и брони!
И — не на пьедестале,
И — не в рамке родни.
…Так с какими словами
Нынче въедем в Берлин?
И с какими глазами
Постоим у витрин?
Отпылала та ярость?
Тот отгневался гнев?
Или в сердце, не старясь,
Все рычит, словно лев?
Нет ли в нас еще духа
Той высокости — стой! —
Той скульптурности духа,
Гневной цельности той?
Нет, другими мы стали,
Не глядим с высоты…
Замечаем детали…
Принимаем цветы.
Преподносим подарки
Сами — немцам-друзьям.
На подарки — все марки!
Ну, еще на «сто грамм»…
И как будто подарок
Нам — огромный такой,
Эта жизнь и порядок,
Этот город живой.
И — немецкая форма
На бойце молодом,
И — советская форма
Рядом с ним, с неврагом,
И — улыбки как норма,
И — детишки кругом…
…Я счастливым бы не был,
Я не ел бы и не пил,
Я гордиться б не стал,
Если б прах тот и пепел
Здесь сегодня, застал.
Мы лежачих не били,
Были мы и детьми,
Мы и рыцари были,
И пророками были,
Стали больше — людьми!
1968
Помник
Памятник
по-польски —
помник!
Все, что было,
Польша помнит!
Города — каменоломни —
Это было?
Было —
помни!
Были в яви —
не в преданьях —
И Освенцим
и Майданек.
И ревет —
в краях недальних —
Зверь
в эсэсовских медалях.
…Памятник поставлен —
помник, —
Ты настрой
души
приемник,
Он историю
напомнит.
…Памятники
мы листали
Из камней,
из рваной стали,
Душу
кровью
исхлестали…
Памятник по-польски —
помник.
Все, что было,
Польша помнит.
1968
«Не прошли они мимо меня…»
Не прошли они мимо меня
Эти жесткие дни и дела,
Замораживая,
леденя
И закручивая удила.
Если грубым бываю порой —
Это облик не истинный мой,
Это — давнее время во мне
Проступает, как соль на спине.
1965
«Я старею, а жизнь не стареет…»
Я старею, а жизнь не стареет.
Это чудо, как ток, меня бьет.
Эта разница ранит и греет,
Как бы вольтовы дуги дает.
То цветенье, то голые ветки,
То огонь, то мороз на душе,
То я новый, «с иголки», то ветхий
На прощальном своем рубеже.
Жизнь! Мои не дописаны строки —
Ты обязана помнить о том.
Растяни мне немыслимо сроки,
Надо мной продолжайся потом.
1967
«У меня на столе есть Джалиля портрет…»
У меня на столе
есть Джалиля портрет;
Рядом смотрит
из траурной рамки Хикмет;
И — с гвоздикою белой —
глядит, улыбаясь,
Так похожий на них
человек —
Белояннис.
Все они —
никого,
ничего не боялись.
Не случилось им рядом
шагать по земле,
Но портреты их
рядом
стоят на столе.
Есть какая-то нить,
что связует бесстрашных
И за смертной чертой,
как солдат — в рукопашных.
1969
В городе юности
В. Богданову
Вокруг меня снуют
и старые и молодые лица.
С. ЕсенинНа жизненном закате
всё — дороже,
Пронзительней намного и родней.
Я прилетел
в июньский день погожий
В прекрасный город
юности своей.
Прекрасный,
потому что жизнь — прекрасна,
И каждому земля своя —
милей!
И потому считаю я пристрастно
Прекрасным
город юности своей.
Той юности, которой не осталось,
Той юности, которой нет теперь,
Которой столь трагически досталось
Чуть выше нормы бедствий и потерь.
Навстречу мне —
как из другого мира —
Взволнованная
молодость летит,
Сама собою занятая мило,
Мгновенье рядом
и — проходит мимо,
Ведь я для них — почти как инвалид…
А девушки по-прежнему красивы —
Не иссякает эта красота!
За то, что ты красива, Жизнь,—
спасибо,
Что — все твои заполнены места…
Я путь держу до станции конечной.
В наследство вам свой город отдаю.
И возле вашей юности беспечной,
Окаменев как памятник, стою.
Смотрю на вас от имени погибших.
Смотрю на вас от имени живых.
От имени до времени поникших,
Израненных ровесников своих.
Приемлю жизнь.
Вас к жизни — не ревную.
Пускай мне с вами рядом не идти, —
Благословляю
молодость чужую
На лучшие поступки и пути.
На жизненном закате
всё — дороже.
Пронзительней намного и родней.
Я прилетел
в июньский день погожий
В прекрасный город юности своей.
1969