Рабиндранат Тагор - Стихотворения. Рассказы. Гора
По мере того как он излагал Порешу-бабу свою точку зрения, доводы в защиту его теперешнего душевного состояния оформлялись, и скоро он заговорил с таким жаром, словно давно уже пришел к этому решению, заранее взвесив все «за» и «против».
Тем не менее Пореш-бабу настаивал, чтобы он повременил с окончательным решением, — и это дало Биною повод предположить, что Пореш-бабу, по-видимому, недооценивает твердости его намерений. Подобное предположение лишь придало ему упорства, и он опять стал твердить, что уверен в себе и что решение его непоколебимо. Ни тот, ни другой в течение всего разговора ни словом не обмолвился ни о Лолите, ни о возможной свадьбе.
В это время в комнату якобы по какому-то хозяйственному делу вошла Бародашундори. Покончив со своим делом, она собралась уже было уходить, так и не обратив на Биноя никакого внимания. Биной был уверен, что Пореш-бабу непременно окликнет жену и сообщит ей последние новости. Но Пореш-бабу не сказал ни слова, считая, что говорить об этом еще не время. Он хотел сохранить пока что все в тайне. Однако поскольку Бародашундори откровенно игнорировала его, Биной просто не мог выдержать такого отношения с ее стороны. Он догнал ее и в поклоне, коснувшись ее ног, сказал:
— Я пришел сообщить вам, что хочу вступить в «Брахмо Самадж». Я знаю, что недостоин, но надеюсь, что вы поможете мне подняться на должную высоту.
Выслушав его, пораженная Бародашундори медленно вернулась в комнату и села, вопросительно глядя на Пореша.
— Биной просит, чтобы я ввел его в члены «Брахмо Самаджа», — пояснил Пореш-бабу.
При этих словах сердце Бароды наполнилось гордостью победителя, но почему-то была в ее гордости и какая-то червоточина. Ей давно хотелось раз и навсегда проучить Пореша-бабу. Не раз заявляла она с уверенностью прорицательницы, что ее супруг когда-нибудь еще пожалеет о своем поведении. Раздраженная непоколебимым спокойствием, с каким он наблюдал бушевавшие вокруг него в Обществе страсти, она ждала возмездия, и теперь, когда, казалось, все должно наконец кончиться ко всеобщему удовольствию, Бародашундори не чувствовала безоблачной радости.
— Если бы вы сделали это сообщение несколькими днями раньше, — проговорила она напыщенно, — то вы могли бы нас избавить от многих неприятностей и унижений.
— Наши затруднения и унижения тут ни при чем, — заметил Пореш. — Биной желает вступить в члены «Самаджа», только и всего.
— И это все, чего он желает? — удивилась Бародашундори.
— Видит бог, я знаю, что причина всех ваших неприятностей и унижений кроется во мне! — воскликнул Биной.
— Вот что я тебе скажу, Биной, — сказал Пореш-бабу. — Подожди со вступлением в Общество, пока ты не уяснишь себе как следует, что это даст тебе. Я ведь не раз говорил, чтобы ты не предпринимал никаких шагов, чреватых серьезными последствиями, только потому, что считаешь себя обязанным помочь нам выпутаться из щекотливого положения.
— Это, безусловно, верно, — вступила Бародашундори. — Но лично я считаю, что он не имеет права сидеть сложа руки, после того как запутал нас всех.
— Но если начать метаться, вместо того чтобы сидеть сложа руки, — возразил ей Пореш-бабу, — то можно запутаться еще больше. И к чему говорить, что нужно что-то делать! Часто в жизни бывает так, что как раз лучше всего ничего не делать.
— Ну, конечно, — обиделась Бародашундори, — я дура и ничего не понимаю. Но я была бы вам обязана, если бы вы сказали мне, на чем вы в конце концов остановились. Мне некогда — у меня работа стоит.
— Я бы хотел, чтобы церемония принятия меня в члены состоялась в воскресенье, то есть послезавтра, — сказал Биной, — так что, если Пореш-бабу…
— Нет, — перебил его Пореш-бабу, — я не хочу принимать в этом никакого участия, поскольку это может быть в какой-то мере выгодно моей семье. Тебе придется обратиться непосредственно в «Брахмо Самадж».
Это обескуражило Биноя. Он пока что не чувствовал ни малейшего желания обращаться с просьбой о приеме его в Общество официальным путем, тем более что именно из «Брахмо Самаджа» и пошла сплетня о нем и Лолите. Как он напишет такое прошение? В каких выражениях? Как будет смотреть в глаза людям, после того как оно будет напечатано в брахмаистских газетах? Его письмо прочтет Гора, прочтет Анондомойи. К письму не будет дано никаких объяснений, и читатели-индуисты узнают только, что Биной вдруг ни с того ни с сего загорелся желанием вступить в «Брахмо Самадж». А ведь это далеко еще не все! И если газета умолчит об остальном, то Биной пропадет со стыда!
Видя, что Биной молчит, Бародашундори испугалась.
— Ах, я и забыла, он ведь не знает никого, кроме нас, в «Брахмо Самадже», — сказала она. — Но ничего, мы сами все устроим. Я сию же минуту пошлю за Пану-бабу. Времени терять нельзя. Ведь воскресенье уже на носу!
Только она кончила говорить, как мимо комнаты, по дороге наверх, прошел Шудхир, и Бародашундори крикнула ему:
— Шудхир, в воскресенье Биной вступает в наш «Самадж»!
Шудхир чрезвычайно обрадовался. Биной ему всегда очень нравился, и мысль видеть его в «Брахмо Самадже» была ему очень приятна. Ему казалось нелепым, что человек, умеющий так великолепно писать по-английски, такой умный и хорошо образованный, не вступает в «Брахмо Самадж». Теперь, когда подтвердилось его убеждение, что человек, подобный Биною, не может найти счастье помимо «Брахмо Самаджа», сердце Шудхира наполнилось гордостью.
— Но удастся ли все подготовить к воскресенью? — сказал он. — Ведь многих не успеют оповестить.
Дело в том, что Шудхиру хотелось, чтобы о вступлении Биноя знали все и вся и восприняли бы это как поучительный пример.
— Нет, нет, — воскликнула Бародашундори, — к воскресенью можно прекрасно управиться. Сбегай, Шудхир, за Пану-бабу.
Несчастный, на чьем примере восторженный Шудхир собирался доказывать всем неодолимую силу идей «Брахмо Самаджа», чувствовал себя очень плохо. То, что на словах представлялось чем-то не столь существенным, на деле поставило его в крайне неловкое положение.
Как только собрались посылать за Пану-бабу, Биной поднялся, чтобы уйти, но Бародашундори, не хотевшая выпустить жертву из рук, стала удерживать его, убеждая, что Пану-бабу не заставит себя долго ждать.
— Нет, извините меня, не сегодня, — сказал Биной виновато.
«Только бы вздохнуть, только бы вырваться отсюда и обдумать все толком», — думал он.
Когда он встал, чтобы уходить, поднялся и Пореш-бабу и, положив руку на плечо Биною, сказал:
— Не делай ничего впопыхах, Биной. Успокойся и подумай хорошенько, прежде чем окончательно решаться на этот шаг. Ведь он изменит всю твою жизнь, не делай его, не разобравшись как следует в своих мыслях.
На что окончательно выведенная мужем из терпения Бародашундори возразила:
— Люди, которые берутся за что-нибудь, заранее не подумав, которые сидят сложа руки, пока не попадут сами и других не втянут в хорошенькую переделку, обычно, увидев, что деваться некуда, говорят: «Сядьте да подумайте!» Ты можешь тут сидеть и думать, сколько твоей душе угодно, а до нас тебе и дела нет, хоть умри!
Шудхир вышел из дому вместе с Биноем. Его распирало от нетерпенья, как лакомку, которому хочется отведать изысканных блюд, не дожидаясь пира. Ему хотелось тотчас же отвести Биноя к своим друзьям, сообщить им благую весть и тут же предаться ликованию, но неумеренный восторг Шудхира повергал Биноя все в большее уныние. Когда Шудхир предложил ему немедленно пойти к Пану-бабу, Биной, оставив его слова без внимания, вырвал руку и пошел прочь.
Пройдя несколько шагов, он встретил Обинаша, который вместе с несколькими приятелями несся куда-то как угорелый. Однако, увидев Биноя, все они остановились.
— Вот и Биной-бабу, как нельзя кстати, — воскликнул Обинаш. — Пошли с нами, Биной-бабу.
— Куда? — спросил Биной.
— Да в сад в Кашипуре, конечно, — ответил Обинаш. — Чтобы подготовить все к церемонии покаяния для Гоурмохона-бабу.
— Нет, — отказался Биной, — у меня сейчас нет времени.
— То есть как это? — воскликнул Обинаш. — Вы понимаете ли, какое это будет важное событие? Гоурмохон-бабу не стал бы заниматься пустяками. Пришло время индуистам показать свою силу! О покаянии Гоурмохона-бабу заговорит весь народ! Мы пригласим известных пандитов и именитых брахманов со всей страны, так что событие это отразится буквально на всей индуистской общине. Люди увидят, что мы еще живы, они поймут, что истинный идуизм и не думает умирать!
Кое-как избавившись от Обинаша, Биной пошел своей дорогой.
Глава пятьдесят шестая
Когда в ответ на приглашение Бародашундори явился Харан-бабу и узнал, в чем дело, он принял глубокомысленный вид и некоторое время важно хранил молчание.
