Вера Лурье - Стихотворения

Как улицы людьми закиданы!
Влетело в город это лето,
За ночь одну, так неожиданно,
Пробив асфальт мотоциклетом.

Потеют в магазинах модницы.
Летают в воздухе батисты…
А позже выползает сводница —
Луна — глядеть на все неистовства.

И оглушенные джазбандами
Глазами проститутки пьяной
Зовут напитками, верандами
Настойчивые рестораны.

Изнемогая от влюбленности,
От зацветающих бульваров,
Стою такая посторонняя
На теплом, липком тротуаре.

О если бы туда — где столики,
Где лимонад со льдом в бокалах,
Высокой, томною соломинкой
Помешивают так устало.

Трамвай, площадка, снова улицы,
Вокзалы, фонари и скверы,
И там нахохленные курицы
Прижались немки к кавалерам.

Гроза совсем повисла над балконом.
Бессильной нежности прилив,
Какою властью и каким законом
Потребовать в архив!

Деревья даже не от задыханья —
Без поворотов на ходу. —
Я родилась под знаком расставанья —
Склоняются в саду.

Так арестованный идет с конвоем,
В глазах улыбка — суррогат,
А чувства бьются неумолчным роем
О, если бы назад!

Не повернешь руля, не остановишь
Минут, часов и дней…
Движенье теплой, непослушной крови,
Грозы душней!

Забраться на пристань звука
Звучней, заветней звать.
Откликнется, кликнет разлука
Дождем зазвенит опять.

Вчера, сегодня, завтра
Тот же заводит напев
Утром, к чаю, на завтрак,
На корточки присев.

Чтоб мне не забыть и ночью
День расставанья и час,
Сны разрывают в клочья,
Мелькают у самых глаз!..

Упасть бы лицом в ладони,
Там запах целебный чернил.
А дождь зудит и стонет,
Надолго теперь зарядил.

Земная грусть пластами оседает
В грудную клетку, в мышцы ног и рук.
А я иду от края и до края,
Покорно слушая напевов звук.

Отметятся географом пространства,
Огромных, горных, глинистых пород…
Какие вклады вынесу из странствий,
Какой еще нежданный поворот

В запасе: гул от Финского залива,
И слов твоих прощальный перебой,
И нежности лирической разлива
До безразличия растянутый покой.

Подавив одиночества душную скуку,
Позабыв про Берлин, оглянуться назад
И увидеть сквозь версты и годы разлуки
Этот тихий, вечерний, родной Петроград.

То, что вне географий, и может быть мимо,
Не попало в истории пыльный архив,
То, что больше преданий и памяти Рима,
Хлеб пайковый и нежности смутный прилив.

Когда солнце не в очередь только и дали,
«Папиросы Зефир» и скупые слова…
А весною панели травой прорастали,
Запустением, древностью пахла трава.

Черемухи проходят дни и ночи,
Однообразьем города пыля.
Поменьше слов; грубее и короче,
Как просит пить нагретая земля.
Так я прошу кого-нибудь на время,
Ведь на проценты отдают в ломбард,
Любовной накипи, пусть это бремя
Переживанья бросит в авангард,
Чтоб кровь в виски стучала не фокстротом,
А ритмов неизведанных мольбой,
Чтобы она еще быстрей, без счета,
Лишь отмечала нежности прибой.
Локтем на стол, всей тяжестью бессилья,
Не мне нести любовное ярмо,
Не мне полет — уродливые крылья —
Усталостью отражены в трюмо.

Ветер встречный, перелетный ветер,
Весь просоленный морской волной.
Отчего мне насылаешь эти
Нежности, томящие весной.

Здесь же город, а не побережье,
Задыхающихся мостовых,
И не чайка воздух перережет,
Грузный зов моторов грузовых.

Наконец июль уж на исходе,
Дни на убыль медленно идут,
Скоро образуют хороводы
Листья, пожелтевшие в саду.

А во мне свиданий первых лучше,
Г олову в ладони опустив,
Всей любви, до обморочной кручи,
Головокружительный разлив.

Старинным золотом неотразимый взгляд,
Глаза чарующие парижанок.
А в небе звезды медленно горят
И, как любовь, гореть не перестанут.

Непобедимо подниматься ввысь,
Быть властелином, улыбаться славе,
Услышать имя нежное «Денис»
И все забыть, и быть еще не вправе.

Молить, вымаливать ее ответ,
Униженно, как нищий, «Христа ради»
И на коленях волочиться вслед,
И все отдать за пепельные пряди.

Бульвар. Деревья — из окон.
Такой смеющийся, здоровый
Печеных яблок дух в столовой,
Напоминает детство он!

Упала головой в колени,
Сильнее нежности прилив.
О молодость, ты не изменишь,
И все преграды проломив,

Ты зазвенишь поэмой снова,
Забьешься песнями в груди.
Пусть эти дни еще суровы
И только были позади.

Нет, не любовные объятья
(Дыхание переведу!)
Руки горячее пожатье
И взгляд случайный на ходу.

Бывают разные свиданья!
(Но это ли назвать)
Отрывистые приказанья
Больной кровать.

Ловить в коротких, быстрых встречах
Лишь в сутки раза два
(О нежности разлив беспечной!)
Намеки, не слова.

Брожу по-прежнему без цели,
Перебираю дни,
Запомнив только две недели
Тревожной беготни,

И белой тишину палаты,
Да исподлобья взор,
А по ночам диван покатый,
Шаги сестер!

Напрасно сердце бедное хлопочешь,
Не остановишь времени разбег,
Пожар костров среди безлунной ночи
И там в России синеватый снег.

А мимо — дни, и месяцы, и годы,
Событиями книги нагрузив.
И что во всей истории народов,
Такой бессильной девушки порыв!

Среди войны, побед, борений партий
И городов с миллионами людей,
Затерянная на гигантской карте,
Вяжу покорно в комнате своей.

Крючок скользит, сменяя ряд за рядом,
Скорее лечь! — Узоры, не слова —
Приснитесь мне! Во сне еще услада,
На вашу грудь склонится голова.

Пустынна улица. Два фонаря.
Совсем не разглядеть на расстоянье.
И я ищу, и жду кого-то зря,
Ведь мне никто не назначал свиданья!

О, если нежность розовая плеч,
О, если голос скрипки истомленный
Бессильный были, можно ли привлечь,
Когда здесь все железо и бетоны!..

Пивная бочка лирике взамен,
Любовь зачем! — Скорее насладиться
И волос бережно стряхнув с колен,
С улыбкой вежливою удалиться.

Совсем весна, а близится Сочельник.
На улицах редеет елок лес.
В витринах разукрашенных подарки
Из марципана фрукты и хлеба.
Ликеры, выстроенные рядами,
Пузатые и стройные бутылки
Переливаются шампанское и пунш.
В гастрономическом пылает магазине
Искусный жертвенник из пестрых лент
И в пряничный, традиционный домик
Попали сахарные Грета, Ханс!
А у меня все тот же беспорядок,
И даже письменный не прибран стол,
И жизнь, кажется, полна загадок
И сердце знает трепетный укол.
А впрочем, это все гораздо проще:
Не мировые тайны разрешать,
Когда минуло двадцать три недавно
До исступленья хочется любить
И в суете предпраздничной встречаться.