Анна Брэдстрит - Поэзия США

До рассвета еще далеко. Тиканье старых часов,
половина третьего. Под потолком
стрекочут сверчки. Дверь на улицу заперта —
сонные тела, усы, обнаженная плоть,
но никакого желания. Вялые москиты
напоминают о зудящих укусах,
медленно вращается вентилятор,
случайная автомашина с ревом проносится по асфальту,
где-то фыркает бык: во всем тревожное ожидание.
Время остановилось в этих четырех пожелтевших стенах,
пустоту наполняют лишь гудки паровозов
и лай собак, подхваченный в соседнем квартале.
На полке томики Пушкина, Шекспира, Блейка —
непрочитанные. Муза Поэзии,
что толку призывать тебя в безмолвие этих коек,
под глянцевитый овал надтреснутого зеркала! —
Великолепная ночь для тех, кто жаждет исчезнуть —
на каких-нибудь восемь часов — в сумрачном провале сна
и проснуться среди липких ладоней,
с горьким вкусом во рту и тяжестью в груди,
истосковавшейся по сигарете. —
Что делать с этими руками, с большими пальцами ног,
с глазными яблоками в этой полуголодной,
разгоряченной конками Калькутте, в этой Вечности,
у которой от старости давно сгнили все зубы? —
Рильке мог по крайней мере мечтать о любви —
о привычном холодке в груди, дрожащих коленях.
Мечтать об этом? О бездонном звездном небе.
Если мозг тупеет, жизнь отвечает нам
убийственным свинцовым дыханием, но сейчас
гигантские обломки зданий и миров
крушат преграды Слова и навечно погребают меня
под тяжелыми водами священного Ганга.
Бежать отсюда, но как? — только через гибельное
марево Бангкока или Нью-Йорка.
С кожи хватит того, что она кожа, —
разве этого мало? — но от визжащей боли в боку
ей становится тошно от себя самой,
и замысловатый мираж улетучивается,
покончив с этим давно опостылевшим миром. —
Оставь бессмертие и страдания кому-нибудь другому. —
Только бы не застрять в этой дыре на краю вселенной,
вкалывая в руку морфий и убивая плоть.

Мир превосходное место
              чтобы родиться в нем
если вы не против чтобы счастье
                     было безоблачным не всегда
если вы не против чтобы он обернулся адом
                                                               иногда
                 именно когда все прекрасно
                                            ведь даже в раю
              не поют
                                все время

Мир превосходное место
            чтобы родиться в нем
если вы не против чтобы люди умирали
                                            все время
            или только голодали
                        какое-то время
           ведь это не так ужасно
                            раз это не вы

О мир превосходное место
              чтобы родиться в нем
если вы не очень против
                 пары пустых голов
          над вами
                        или бомбы в лицо
    когда вы
               любуетесь небесами
или такого убожества
              как наше хваленое общество
            что корчится
                   от своих людей знаменитых
и своих людей забытых
                         и священников
             и прочих охранников
                      и от всяческих сегрегаций
               и расследований конгресса
                           и от запоров иных
                          что мы бедные
                       получаем в наследство

Да мир наилучшее место
                         для многих вещей
        и чтобы смеяться
                                 и чтобы любить
и чтобы грустить
             и петь печальные песни и вдохновляться
и прогуливаться
                 глядя вокруг
                                и нюхать цветы
              и на статуи пялиться
                                   и даже думать
               и людей целовать и
                       делать детей и мужем помыкать
                  и шляпами махать и
                                                 танцевать
               и плавать в реках
                               на пикниках
               в разгаре лета
                           и просто вообще
                            «жить»
Да
             но тогда в самом разгаре
                                      появляется улыбающийся
               гробовщик

У Гойи на офортах гениальных род людской
                                                                    мы видим как бы
в тот момент когда
                 он был впервые назван
                                «многострадальным человечеством»
Люди на каждом листе
                  корчатся в ярости
                                           отчаянья
         Стеная
                   теснятся с младенцами окруженные копьями
                                                                        под цементным небом
в абстрактном пейзаже среди расколотых бурей
                                                                              деревьев
падающих статуй перепончатых крыльев клювов
                   торчащих виселиц
        трупов и хищных петухов
и всех возможных воющих чудовищ
                             рожденных
                    «трагическим сознаньем»
Они до того реальны
             как если бы вправду существовали
И они существуют

             Изменился один пейзаж

Все так же тянутся они по дорогам
             затравленные легионерами
                     коварными ветряками и сумасшедшими
                                                                    кочетами

Это те самые люди
                      только еще дальше от дома
             на просторных автострадах
                          бетонного континента
                                   окаймленных вкрадчивой рекламой
           иллюстрирующей идиотские иллюзии счастья
На этой картине меньше двуколок
                      но больше калек
                                             в ярких машинах
у них странные номерные знаки
            и моторы
                               что пожирают Америку

Рискуя впасть в абсурд
                                  или погибнуть
         во время представления
                  над головами
                                 своей аудитории
Поэт словно акробат
                 взбирается по рифме на канат
                                        собственного изобретения.
И на лучах исходящих из глаз
                        над морем лиц он
                          балансируя идет
                переставляя закат и восход
           ловкость рук
                             ловкость ног
в своем искусстве он высок
              и не может ошибиться
          приняв одно
                               за другое.
Ибо он совершеннейший реалист
                           и волей-неволей должен видеть
туго натянутую правду
                        перед каждым шагом или строфой
в своем предполагаемом движении
                      к новым и новым высотам
где стоит Красота и ждет
                              серьезная перед порывом
                                                    отрицающим смерть.
А он
      чарли-чаплинский маленький человек
                 может поймать или не поймать
        ее бессмертное обаяние
                               распластавшее крылья
в пустынном небе существования.