Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница
Однако Гицэ вовсе не собирался уходить. Ему ни за что не хотелось покинуть место, где в короткий срок можно было сделаться богатым человеком.
И снова корчмарь принимался думать о сделке, в которую вынужден был вступить с Ликэ, думать о своих деньгах, об окружающих опасностях, о приближении зимы и о тех хороших днях, когда у него не было ни свиней для откорма, ни дойных коров, ни тележки на рессорах, ни быстрых коней, ни тщательно пересчитанных денег в сундуке. Размышляя об этом, он даже как будто радовался, что Ликэ может выгнать его со Счастливой мельницы и тем самым избавить от всех напастей. Но, как человек разумный, он чувствовал, что будет всю жизнь жалеть, если уйдет отсюда. Поэтому стоило ему вспомнить, что Ликэ находится под одной кровлей с ним, как его охватывало мучительное беспокойство. Ему хотелось пойти к Ликэ и прямо спросить его; «Что ты собираешься делать? Что тебе от меня надо? Скажи без утайки, чтобы нам понять друг друга».
И в то же время он говорил себе: «Разве мне не все равно? Я ничего не теряю и сумею за себя постоять. А если и потеряю, то черт с ним!» Гицэ твердо решил бороться с Ликэ, не отступая ни на пядь. Однако, приняв это решение, он почувствовал себя еще более одиноким и покинутым. Ана, к которой он всегда относился с такой любовью, постепенно отдалялась от него; оставаясь с ним наедине, она уже не бывала веселой, как прежде. И сам Гицэ сторонился ее. С тех пор как она так открыто высказала свои подозрения, в душе его угасло всякое влечение к ней. Нередко он готов был жизнь отдать, лишь бы хоть на один миг ощутить ту радость, какую, бывало, испытывал, глядя на жену. Напрасно; для него она не была уже прежней Аной. Ее красивое лицо, хрупкий стан, все ее нежное существо не трогали изболевшегося сердца Гицэ. Любовь к Ане и детям привела его на Счастливую мельницу. Из любви к ней и детям попал он теперь в трудное положение.
И вот как раз теперь она была в рядах тех, кто не понимает затруднений, с которыми он борется, и, не понимая, считает его дурным человеком. Ему очень нужен был друг, который мог бы его поддержать, и Гицэ думал сейчас не о мирно спавшей рядом Ане, а о Пинте, который своим полным участия взглядом нередко успокаивал его. Корчмарь готов был немедленно запрячь в тележку коней и теперь же, ночью, отправиться в Инеу, чтобы отыскать Пинтю. Но мало-помалу мысли его прояснились, и он несколько успокоился.
Стемнело совсем недавно, но в корчме все уже спали; задремал и Гицэ. Вдруг залаяли собаки; лай их становился все громче и тревожнее, и они кинулись вверх по долине.
Гицэ проснулся, испуганно вскочил с кровати и, подойдя к окну, стал всматриваться в черную бездну ночи. Он ничего не увидел, но почувствовал, что кто-то идет. Вероятно, это был свой человек, так как обе собаки с ворчанием возвратились обратно.
Через какие-нибудь четверть часа Гицэ разглядел приближавшегося к корчме мужчину и рядом с ним высокую, широкоплечую женщину. Они прошли под окном и направились к дверям корчмы.
Так вот оно что!.. Теперь Гицэ понял, почему Ликэ остался ночевать на Счастливой мельнице, и ему стало стыдно за свои недавние подозрения.
«Ишь какая — совсем как лесной разбойник…» — подумал он, отходя от окна.
— Кто там? — крикнул один из слуг, мадьяр Марц.
— Добрые люди! — ответил мужчина.
Гицэ снова встревожился. Ему показалось, насколько он мог разглядеть в темноте, что тот, кто сопровождал женщину, был не Рэуц. Услыхав голос, он больше не сомневался: посетитель был человек совершенно неизвестный. Почему же признали его собаки? Как пропустил в дом слуга? И почему не пришел сам Рэуц?..
— Почему? Почему? — взволнованно повторял он.
Ужасно, когда человек пугается любого пустяка.
Все же ему захотелось пойти самому взглянуть, кто пришел.
— Что случилось, Гицэ? — спросила, приподнимаясь на постели, Ана.
— Чему случиться? — ответил муж. — Ничего не случилось. Просто вернулся Рэуц. Может, что забыл, а может, хочет поговорить с Ликэ.
— Это вовсе не его голос, — проговорила жена. — Прошу тебя, посмотри сам. И что только за люди шляются по ночам?
Теперь уж и речи не могло быть о том, чтобы Гицэ пошел, так как Ана встревожилась бы еще больше.
— Да не волнуйся, — успокоил ее корчмарь. — Я видел его собственными глазами. Разве Марц пропустил бы незнакомых людей?
— Марц?.. — воскликнула жена. — Он мне совсем не нравится.
— Ну, ты всех подозреваешь, — возразил Гицэ. — Будь же умницей, успокойся.
Ана стихла, хотя по-прежнему дрожала всем телом.
Не успели они задремать, как собаки снова подняли шум.
— Что такое? — воскликнул корчмарь.
Внезапно его охватил ужас. Гицэ уже сомневался, действительно ли он видел эту высокую, широкоплечую женщину, похожую на лесного разбойника. Он снова вскочил с кровати и подошел к окну.
Мужчина и женщина торопливо удалялись.
Теперь Гицэ показалось, что женщину сопровождает кто-то другой, возможно даже сам Ликэ; будь Гицэ вполне уверен в том, что жена спит, он непременно вышел бы, чтобы выяснить, в чем дело.
— Уходят, — прошептал он.
— Ладно, Гицэ, — отозвалась Ана. — Давай спать.
— Давай спать.
Но сон уже не приходил. Ана дрожала как в лихорадке и никак не могла успокоиться. Через некоторое время Гицэ крепко уснул. За окном поднялся ветер. Ану же все продолжали мучить волнения бессонных ночей, проведенных на опостылевшем ложе.
Было далеко за полночь, когда собаки всполошились в третий раз.
Ана, затаив дыхание, тихонько спустилась с постели и подошла к окну.
Со стороны Фундурени в корчму возвращался Ликэ.
Ана поняла все: он куда-то уходил и что-то сделал с ведома Гицэ.
— Боже! — прошептала Ана в страхе. — Что за беда свалилась на мою голову!
Ведь Гицэ был ее муж. Пусть бы лучше ослепли ее глаза, когда она подошла к окну, — только бы ничего не видеть и не слышать.
При мысли, что все это станет известно и другим, кровь застывала у нее в жилах.
Во вторник Ликэ вышел из комнаты поздно. По его лицу видно было, что он провел бессонную ночь.
Шел дождь. Ликэ напомнил людям, что еще вчера предупреждал о плохой погоде, и высказал сожаление, что не успел уехать накануне, а теперь ему волей-неволей придется мокнуть.
Гицэ решил сразу же после отъезда Ликэ заложить тележку и отправиться в Инеу, к Пинте. Однако, выспавшись за ночь и увидав Ликэ, он изменил свое намерение. Ведь в конце концов он даже как следует не знал, о чем ему говорить с Пинтей.
Одолевавшие его вечером мысли рассеялись, как тяжелый сон. К тому же с того момента, как он узнал, что у Ликэ тоже имеются кое-какие слабости, он подумал, что Ликэ не такой уж плохой человек, и ему стало стыдно за свои сомнения.
Что касается Аны, то она впервые почувствовала какую-то симпатию к Ликэ и, провожая его, от всего сердца пожелала ему счастливого пути, зная, что отныне судьба ее мужа связана с этим человеком.
После отъезда Ликэ Ана отвела Гицэ в сторону и сказала:
— Мне нужно с тобой поговорить, но не сейчас, а когда у тебя будет время.
— Ну что же… — ответил он задумчиво. — Скажи теперь.
— Нет, нет, Гицэ. Потом, на досуге. Пойди пока к людям. Видишь, они собираются уезжать.
Рассчитываясь с проезжими, Гицэ все время спрашивал себя, о чем хочет поговорить с ним жена, и как-то необычно торопился.
Когда все путники уже рассчитались, в корчму вошел Пинтя в сопровождении двух жандармов.
Он, видимо, спешил и был молчаливее, чем обычно.
— Что за люди, не похожие на остальных, проезжали здесь вчера? — спросил он, входя со своими спутниками в боковую комнату и прикрывая за собой дверь.
— Не помню, — холодно ответил корчмарь.
— Я должен это знать, — коротко и решительно заявил Пинтя.
Гицэ пристально посмотрел на жандармов и твердо сказал:
— Если бы вы находились здесь постоянно, я бы мог говорить с вами по душе. Но вы заходите к нам лишь изредка и должны сами все понять, а не требовать от меня, чтобы я или лгал вам, или рисковал своей головой. Не знаю, почему вы меня спрашиваете, но могу сказать одно: на такие вопросы я никогда не отвечу. Если вам этого мало — можете связать меня и увести с собой.
— Если понадобится, так и сделаем! — ответил Пинтя. — Хотя ты тоже прав.
И они стали разговаривать о другом, в то время как Пинтя сделал знак своим товарищам удалиться.
Оставшись наедине с Гицэ, Пинтя некоторое время пристально смотрел себе под ноги.
— Ты говоришь Ликэ все, а мне ничего.
— До сих пор я Ликэ еще ничего не сказал. Если он что и узнал, то не от меня.
Пинтя долгим и острым взглядом впился в лицо корчмаря, как будто хотел угадать правду по его глазам.
— В таком случае, — сказал он, помолчав, — может быть, это сделал кто-нибудь из твоих слуг?
