Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений
Все трое, дали адреса,
Запоминая голоса,
И, распрощавшись, долго в дали
Полей смотрели, где он шел -
Велик и мал, богат и гол.
ЧАСТЬ II
1
Будь верен данной тайно клятве,
Вдыхай любви благой озон!
…Уже в Мариинском театре
Открылся Глинкою сезон.
Уже кокотки и виверы
К Неве съезжаются с Ривьеры,
Уже закончился ремонт,
Уж разложил ковры beau-monde,
Обезгазетил все картины,
Убрал чехлы, натер паркет
И, соблюдая этикет,
От солнца скрылся за гардины.
И снова в воздухе висит:
Модэль. Журфикс. Театр. Визит.
2
Уже меня рисует Сорин,
Чуковский пишет фельетон.
Уже я с критикой поссорен,
И с ней беру надменный тон.
Уже с утра летят конверты,-
В них приглашают на концерты
Ряд патронесс и молодежь.
Уже с утра стоит галдеж
В моей рабочей комнатушке
От голосов, и ряд девиц,-
Что в массе площе полендвиц,-
Вертя игриво завитушки,
Меня усиленно зовут
Читать им там, читать им тут.
3
Уж – это ли не хохот в стоне?
Не хрюк свиньи в певучий сон?-
К нам Чехов в устричном вагоне
Из-за границы привезен.
Как некогда царя Сусанин,
Спасает тело юный Санин
От слишком духовитых душ,
В ком вовсе нет души к тому ж…
Уже зовет на поединок
Из ям военщину Куприн,
Уж славит Леду господин
Каменский, как бесстрастный инок,
И испускает “чистый” вздох,
Беря попутно четырех…
4
Уж первый номер “Аполлона”,
Темнящий золото руна,
Выходит в свет, и с небосклона
Комета новая видна;
То “Капитаны” Гумилева,
Где лишнего не видно слова,
И вот к числу звучащих слов
Плюссируется: Гумилев.
Уже “Весы” крушат пружину,
Уже безвреден “Скорпион”,
Стал иорданский вял пион,
Все чаще прибегает к джину
Бесплатных приложений Маркс;
Над “Нивою” вороний карк!
5
Все импотентнее Буренин,
С его пера течет вода,
И, сопли утерев, Есенин
Уже созрел пасти стада…
И Меньшиков, кумир столовых,
Иудушкой из Головлевых
Работает, как гробовщик,
Всесильный нововременщик.
И Розанов Василь Василич,
Христа желая уколоть,
Противоставит духу плоть,
И как его ты ни проси лечь
На койку узкую, старик
Влюблен в двуспальный пуховик…
6
У Мережковской в будуаре
На Сергиевской ярый спор
О божестве и о бездари,
Несущейся во весь опор.
Уже поблескивает Пильский,
И жмурит обыватель в Рыльске
Глаза, читая злой памфлет
Блистательнее эполет.
Уже стоический упадник,
Наркозя трезвое перо,
Слагает песенки Пьерро,
Где эпилепсии рассадник…
Завод спасительных шестов
Бердяев строит и Шестов.
7
Мадонну зрит Блок скорбно-дерзкий
В демимонденковом ландо,
И чайка вьет на Офицерской
Свое бессмертное гнездо!
Патент Александринке выдав
На храм, своей игрой Давыдов,
Далматов, Ведринская жнут
Успехи вековых минут.
И на капустник дяди Кости,[37] -
Утонченного толстяка,-
Течет поклонников река -
Смех почитающие гости
Где злоязычная Marie[38]
Всех ярче – что ни говори!
8
Испортив школьничий характер,
Придав умам вульгарный тон,
На всех углах кричат Ник Картер
И мистер Холмс, и Пинкертон.
Неисчислимы Конан-Дойля
Заслуги (скрой меня, о Toila,
От них!): в кавычках “ум” и “риск”
И без кавычек: кровь и сыск.
Аляповатые книжонки!
Гниль! облапошенный лубок!
Ты даже внешностью убог…
Чиновничьи читают женки,
Читает генеральшин внук,
А завтра Кольке по лбу “тук”.
9
Уже воюет Эго с Кубо,
И сонм крученых бурлюков
Идет войной на Сологуба
И символических божков.
Уж партитуры жечь Сен-Санса -
Задачи нео-декаданса,
И с “современья корабля”
Швырять того, строфой чьей я
Веду роман, настала мода,
И, если я и сам грешил
В ту пору, бросить грех решил,
И не тебе моя, хам, ода…
Плету новатору венок,
Точу разбойнику клинок.
10
Уж ничегочат дурни-всёки[39]
(Так, ни с того и ни с сего!)
И вс чат тщетно ничевоки
И это все – как ничего.
С улыбкой далеко не детской
Уже городит Городецкий
Акмеистическую гиль,
Адамя неуклюжий стиль.
Уж возникает “цех поэтов”
(Куда бездари, как не в цех!)
Где учат этих, учат тех,
Что можно жить без триолетов
И без рондо, и без… стихов!-
Но уж никак не без ослов!..
11
Глаза газели, ножки лани
Так выразительны без слов,
И Анну Павлову с Леньяни
Поют Скальковский и Светлов.
Кто зрил Кшесинскую Матильду,
Кто Фелию Литвин – Брунгильду
В своей душе отпечатлел,
Завидный выпал тем удел.
Сакцентив арию, Медея
Дуэтит: “Ni jamais l`tendre…[40]”
(Раз император Александр,
В мечтах из Мравиной содея
Любовницу для сына, нос
Приял в том храме нот и поз).
12
Уже теснит “Динору” ““ Tоска”,
И, жажде своего лица,
Слегка звучит мой славный тезка -
Сын знаменитого отца…[41]
Уже “Любовь к трем апельсинам”,
Желая Карлу Гоцци сыном
Достойным стать, смельчак-игрок,
Почувствовав, сдает урок
Сергей Прокофьев свой последний.
Уже – скажи ему mersi -
В огромном спросе Дебюсси.
Артур Лурье вовлек нас в бредни,
И на квартире Кульбина
Трепещут “Сети” Кузмина…
_
13
А вот и сфера “нежной страсти”,
Цыганских песенок запас.
Улыбка Вяльцевой (жанр Насти!)
И Паниной непанин бас…
Звезда счастливая Плевицкой
И маг оркестра Кусевицкий,
И (валерьянки дай, Феррейн!)
Вы, авантюры Ольги Штейн.
Процесс comtesse[42] O'Pypк-Тарновской
Два стиля – comte'a Роникер
И (до свиданья, хроникер
Судебный!) ателье Мрозовской,
Где знать на матовом стекле
И Северянин в том числе!
14
В тот день и гордый стал орабен,
Когда в костре своих страстей
Раздался в гулких залах Скрябин -
Во фраке модном – Прометей.
И пред “Поэмою Экстаза”
Неувядающая ваза
С тех пор поставлена. Огонь
Антонов, тех цветов не тронь,
Как тронул гения! И по льду
Исканий жадная толпа
Скользит (о, шаткая тропа!)
К Евреинову, Мейерхольду
И даже… к Карпову. Тихи,
Евтихий, о тебе стихи…
15
А вот и Вагнер на престоле.
И “Нибелунгово кольцо”,
В России тусклое дотоле,
Бросает жар толпе в лицо.
Но я описывать не стану,
Как к “Парсифалю” и “Тристану”
Под гром Ершова и Литвин,
Спешат гурманы нот и вин…
А вот и ты в фаворе, Римский,
Великий эпик и чарун!
Волнуют переплески струн
Твоих, как день цветущий крымский,
И я готов сто верст пешком
Идти для встречи с ““Петушком”…
16
А Бенуа? а Добужинский?
А Бакст? а Сомов? а Серов?
Утесы на низине финской,
Огни нас греющих костров.
И с ними ты, гремящий в прерьих
Краях, универсальный Рерих,
И офортисты (ecoutez)![43]
Рундальцов и старик Матэ.
Вершина горных кряжей Врубель,
Кем падший ангел уловим,
Ты заплатил умом своим
За Дерзость! Необъятна убыль
С твоею смертью, и сама
С тех пор Россия без ума…
17
Уж маска сдернута с Гапона,
Уж пойман Бурцовым Азеф,
И – к революции препона -
Оскален вновь жандармский зев.
Уже пята грядущих хамов,
Врагов искусств, святынь и храмов,
Порой слышна издалека,
И горьковского босяка
Удел для молодежи ярок
(Получше драгоценность прячь!)
Уж кается в записках врач,
Уже скитальческий огарок
Затеплен в молодых сердцах
На трепет ужаса в отцах…
18
Неугомонный Пуришкевич
Вздувал годами в Думе гам,
И в “Русском слове” Дорошевич
Рулил к заморским берегам…
Друг именинниц и театров,
Гиппопотам Амфитеатров,
Большой любитель алых жал,
Господ Обмановых рожал.
И Витте делал миллионы
На государственном вине,
И пьяный луч блестел извне
От императорской короны,
И, под правительственный шик,
Свой разум пропивал мужик.
19
В пылу забот о нем и спора
Учащийся впадал впросак:
Вблизи Казанского собора
Нагайкой жег его казак.
Хотя в те дни и были ходки
Везде студенческие сходки,
Но мысль о мыльном пузыре
Нас оставляла при царе,
Как царь оставлен близ придворных,
При всех советниках своих -
Льстецах злоумных и лихих,
Среди коварных и проворных,
И обречен давать ответ
За то, чего и в мыслях нет.
20
Беду вия над царским домом
В еще незримые венки,
Вхрипь “Колокол” зовет к погромам
Под “Русским знаменем” шинки.
И “Пауком” ползя, Дубровин,
Уже от злобы полнокровен,
К евреям ненависть сосет,
Навозом “Земщина” несет,
