Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Впустите скорее собаку, покрытую грязью,
Наплевать вам на тех, кто не любит собак и гнушается грязи,
Впустите, впустите собаку, которая вся, от хвоста до загривка,
заляпана грязью,
Наплевать вам на тех, кто гнушается грязи,
Кто не знает собак,
Не понимает собак
И не ведает грязи,
Впустите собаку,
Дайте ей отряхнуться от грязи,
Собаку можно отмыть,
Грязь можно отмыть,
Воду тоже можно отмыть,
Но никак не отмоешь того,
Кто твердит, что он любит собак
При одном лишь условии, что…
Нет, собака, покрытая грязью, чиста,
Грязь тоже чиста,
И даже вода
Иногда бывает чиста,
А те, кто твердит:
«При одном лишь условии, что…» —
Не бывают чисты
Никогда.

Если ты думаешь,
если ты думаешь,
если, девчонка,
думаешь ты,
что так, что так,
что так будет вечно —
бездумно, беспечно,
когда бесконечно
улыбки вокруг,
и весна, и цветы,
то знай, девчонка,
поверь, девчонка,
девчонка, пойми:
ошибаешься ты.

Если уверена,
если уверена,
если, девчонка,
уверена ты,
что навсегда
эти розы румянца,
легкая поступь,
стремительность танца,
гибкое тело,
блеск красоты —
что так, что так,
что так будет вечно,
то знай: далека,
далека бесконечно,
ой как далека
от истины ты!

Кончится праздник,
весна быстротечна,
планеты по кругу
вращаются вечно,
а ты не по кругу,
ты прямо идешь
к тому, что не видишь,
к тому, что не знаешь
и где ты улыбок
уже не найдешь.
Там ждут, там ждут,
тебя ждут морщины,
тройной подбородок,
угрюмые мины,
так помни об этом
и розы срывай,
срывай розы жизни,
срывай розы счастья,
покуда тебе
улыбается май.

А если ты их
не срываешь, девчонка,
то, знаешь, девчонка,
ты дура, девчонка,
и тут уж сама
на себя
пеняй.

Возьмите слово за основу
И на огонь поставьте слово,
Возьмите мудрости щепоть,
Наивности большой ломоть,
Немного звезд, немножко перца,
Кусок трепещущего сердца
И на конфорке мастерства
Прокипятите раз, и два,
И много-много раз все это.

Теперь пишите! Но сперва
Родитесь все-таки поэтом.

По улицам Парижа
брожу среди людей
и грусть веду на привязи,
чтоб не вспугнуть детей.
Сыры, куски свинины,
продукты всех сортов,
кровавые витрины,
прилавки мясников.
Лежит в углу теленок,
тоскою полон взгляд,
и это я, быть может,
а может быть, мой брат.
Не расставаясь с грустью,
сажусь я на скамью,
я развернул газету
и снова узнаю’
о бедах, и несчастьях,
и всевозможном зле,
о страшных преступленьях,
насильях, наводненьях,
войне, землетрясеньях,
страданьях на земле,
и это утешенья
не приносит мне.

Приходит каждый день прилив,
как в дом — газета.
Прилив — незримых сил порыв,
источник света.

Он отрицает тишь да гладь,
он рушит скалы,
чтобы цветы потом создать
из минерала.

Его барашки к берегам
бегут проворно
и оставляют камни там
редчайшей формы.

С морской стихией мир сравнив,
заметишь вскоре:
сперва прилив, потом отлив —
весь мир как море.

Месье надевает носки —
Месье их с него снимает.

Месье надевает штаны —
Месье их на нем разрывает.

Месье надевает рубашку,
Месье надевает манишку,
Месье надевает подтяжки,
Месье надевает пиджак —
Месье их с него срывает,
и полный царит кавардак.

Когда Месье на прогулке —
Месье остается дома.

Здесь все для Месье привычно
Месье здесь все незнакомо.

Когда резвится Месье —
хранит Месье воздержанье.

Когда он речь произносит —
он пребывает в молчанье.

И если в городе он —
он уезжает на дачу.

Когда он спокоен, то, значит,
он беспокойством охвачен.

Когда он смеется, то плачет.
Не спит он, когда засыпает…

Едва только солнце взошло,
ночь на земле наступает.

И, право же, дух спирает,
когда замечаешь в конце,
что он то один, то их двое,
то сидя, то лежа, то стоя,
и снова то сидя, то стоя
в двух лицах, в одном лице.

Он надевает шляпу,
снимает шляпу, включает
и выключает свет;
но в шляпе или без шляпы,
со светом или без света —
вечно покоя нет.

В сгустившейся тишине,
где слов не слышно совсем,
Месье говорит с Месье,
словно Никто с Никем.

— Месье, когда смерть придет
и каждый из нас умрет,
похоже будет тогда,
что не было нас никогда!
едва я уйду без возврата,
кто скажет, что жил я когда-то?

— Месье, — отвечает Месье, —
вы правы, и тем не менее
кто скажет, я есть или нет
сейчас и в любое мгновение?
Так быстро время уходит,
что я, когда рассуждаю
(глагол в настоящем времени,
изъявительное наклонение),
я, право, не тот уж, кем был
в предшествующее мгновение.
Прошедшее время тоже
сюда подойти не может.
Здесь нужно, чувствую я,
наклонение небытия.

— Согласен, — Месье говорит, —
и в наклонении этом
о жизни своей поведу я рассказ,
о жизни обоих нас:
мы не рождались,
не подрастали,
не увлекались,
не ели, не спали,
мы не любили
и не мечтали…

Мы с вами никто!
И мы ничего
не видели и не знали.