Константин Бальмонт - Полное собрание стихотворений

Я был далеко от своих,
И сильно они тосковали,
И слезы горячие их
Мне ноги мои обжигали.

Те слезы, что пали из глаз
Земля приняла в подземелья,
И вот, через время и час,
Возникли их тайные зелья

Один, проходя под Луной,
Я слышал Земля говорила,
Со мной, вкруг меня, подо мной
Дышала горячая сила.

Как будто по каплям смолы
Ступал я – и шел изумленный,
И травы качались из мглы,
Все стебли – с росой посребренной.

И чуть я ко стеблю прильну,
Я ведаю, чьи это очи
Восприняли слез пелену,
И путь между нами короче.

И чуть я ступлю по Земле,
Кого-то люблю я сильнее,
Цветы расцветают во мгле,
Цветы раскрываются рдея.

И каждый душистый цветок,
Луной предо мной осиянный,
Мне с именем шепчет намек,
И дышит, и дышит желанный.

Наш Пророк неложно свят,
Райски трубы нам трубят.
Прежде чем явить свой лик,
К Райским водам он приник.
Прежде чем нас в сад он ввел,
Всю Вселенную прошел.
Прежде чем нам дал цветов,
Вник он в книгу Родослов.
Прежде чем сошел к нам с круч,
Слышал голос вышних туч.
Был Илья он, был Энох,
С ним беседовал сам Бог
Был пресветльгй Иисус,
Больше молвить не решусь
Все ли надо возвещать?
На отрадах есть печать.
Все ли нужно возвещать?
Есть жемчужная печать.
Только молвлю, наш Пророк,
Как колодезь, он глубок
На Седьмом он Небе был,
Там испил Небесных сил.
Грозной тучей возгремел,
К нам сошел как голубь бел.
Он при свете ярых свеч
Зерна дал, держал к нам речь.
Он под звон земных кадил
Сущий хлеб для нас взрастил.
Дал нам мед, и ввел нас в сад,
В изумрудный Вертоград.
В сад довел нас из пустынь.
Всем цветам поклон Аминь.

Сотворил Господь пресветлый Ангелов Себе,
Дал им мощь, да будут звезды в сказанной борьбе.

Он низвел с Небес высоких светоч золотой,
Повелел, чтобы вселился в тело дух Святой.

Выбирал для рыб глубинных – мудрых Он ловцов,
Между рыбарей безбедных – бледных берегов.

Между бедных, но победных – и безбедных тем,
Ибо кто собой владеет, тот владеет всем.

И недаром частый невод шел во все концы,
Тех, кто любит, уловляли вещие ловцы.

Уловивши рыб глубинных, не сгубили их,
Но спасли от паутинных ков и козней злых.

И с улыбкой каждый рыбарь веял над водой,
С высоты Небес ниспавшей, вербой золотой.

Слава святой,
Золотой,
И серебряной,
Медно-железной,
Скрепе, блюдущей над зыбкою бездной, —
Твердой – над шаткой водой, —
Твердо-алмазной,
Единосущной – над разной,
Многообразною смутой, —
Вечной – над быстрой минутой, —
Зрящей,
Тысячеокой —
Над ночью глубокой,
Спящей, —
Животворящей,
И нераздельной,
Цельной как лик корабельный,
Который вовеки веков,
Ныне и присно, всегда,
Над пропастью темных валов,
В пустыне, где ропщет вода,
В кипящей реке беспредельной,
Плывет, а над ним – Звезда
Слава – нас крепко хранящей,
Троице животворящей,
Быстро как птица, нас мчащей
В жемчужность садов из пустынь,
Во веки веков. Аминь.

Поставь меня, Отец, на красное крыльцо.
Сияньем озари подъятое лицо,
Отец, я сохранил, мне данное, кольцо.

Поставь меня, Отец, на красный свой крылец,
Отец, благослови смарагдовый венец,
Я сам его надел, – мне можно, так, Отец?

Я больше не уйду от красного крыльца,
Тебе начала нет, и нет тебе конца,
Отец, твой сын пришел, твой сын нашел Отца.

Прошли мы сквозь Черное море,
Над Красным взошли на утес,
И с синим сияньем во взоре
Поем благодарный ирмос.

В расплавленных безднах червонца,
Что наших врагов потопил,
Возникло багряное Солнце
Над влагой несчетных могил.

Узором лесным осененный,
Алеет великий утес,
Цветы над пучиной бездонной
Господь благосклонно вознес.

Мольбой, ликованием звона
Восхвалим всесильную Длань,
Затем что наш дух, как Иона,
Не отдан чудовищам в дань.

Затем что мы все не сгорели,
Хоть были в палящей печи,
Затем что играют свирели,
И красные рдеют лучи.

В Великом Доме три окна,
Трисветна каждая стена,
Но та хоромина – одна.

Коль ты восхочешь слов живых,
В себе, в сестре, и в Мире – их
Найди, и пой жемчужный стих.

Одно окно есть вышина,
Окно другое – глубина,
А третье – жизнь, а жизнь – Весна.

Четыре стены, и на каждой стене,
Здесь по три округлости видится мне,
По три окна в вышине.

На Север, Закат, на Восток, и на Юг,
Все тот же, очерченный правильно, круг,
Троичность выгнутых дуг.

Вот белые льдяности, дремлющий снег,
Утихнувших вод прекратившийся бег,
Радость бестрепетных нег.

Вот маки кровавые, трижды жерло,
Желанье к желанью, узывно-светло,
Страстно так, красно, тепло.

Вот нежность, три круглых жемчужных щита,
В мерцаниях дружных вражда, красота,
Жаждут и страждут уста.

Вот три изумруда, сияющий луг,
Три луг а и белые птицы вокруг,
Юг восклицают, на Юг.

Дикирий и трикирий,
Пять свеч – до смерти с нами.
Пока мы бродим в мире,
Наш путь – с пятью свечами.

Конец, начало, Вечность,
О, троичность святая,
Начальная есть млечность,
И млечность – снежность Рая.

С одра встает калека,
Ведет его дорога
От Богочеловека
До Человекобога.

Рипиды, опахала
Из перия павлина,
Хранят его начало,
Отец наш добр для Сына.

И таинство пречистых
Несчетных Евхаристий
От радуг тех перистых
Стократно золотистей.

Когда же Серафимы
Провеют над дарами,
В молитвенные дымы
Восходим мы свечами.

И служит слух и зренье,
Конец и Вечность с нами,
В скончаньи – возрожденье,
Все звезды за свечами.

Жертвенник Чаша на нем и звездица
Свет, острие копья
Духом я вижу пресветлые лица, —
Край, и бескрайность моя.

В этом златом и узорном потире
Кровь превратилась в вино.
Свет копия не напрасен был в мире,
Таинство дней свершено.

Был Вифлеем. Золотая страница.
Кончилась – там, на Кресте.
В мире же светит и светит звездица,
Манит, дрожит в высоте.

Вот, копье просфору пронизало,
Жертвенник ждет в алтаре.
К Солнцу – что было здесь бело и ало,
В вечной восходит заре.

Хлебы, пшеница, вино, и елей,
Вот они, тут
Силы живые Небесных зыбей
Голубя свеют, – толпы голубей
К дару земному
Лелейно прильнут,
Внемля, в безгласности, тайному грому,
Молниям радуясь, и дождевому
Току, дающему нам изумруд,
Зная и слыша, что Дальний – вот тут.

Светильники, кадильницы, моления, и звон.
Цветы, и птичье пение, трава, и небосклон.

Деревья с ароматами их тайностей, их снов,
Все чувства с их возвратами в разымчивость
пиров.

При ярком свете солнечном светильник восковой,
При сладком духе яблони – кадильниц дух живой.

При светлом дыме яблочном – кадильниц синий дым,
Глядят на нас. Небесные – и мы на них глядим.

Поют в ветвях крылатые – и тут толпы поют,
Уютно там в вершинностях, в долинах здесь —
уют.

И свадьба ли свершается, молебен ли мечты,
Хвалебен глас молитвенный, хвалебны все цветы.

Яблоки, орехи, мед,
Это – первый Спас.
Сколько сладости течет,
Сколько свежих нежных вод,
Сколько ядер лег даст, —
Все для нас.

Яблонь белая, в цвету,
Усладила пчел
Сколько пении налету,
Сколько блесков, не сочту,
Мир весною в Красоту
Весь вошел.

Если ж Осень подошла,
Кончен путь Весны,
Радость первая светла.
Лето – жарче Страсть пришла.
Виден весь узор узла.
Дышат сны.

Зреет все Осенний час.
Яблок – плод живой.
Прежде всех пленил он нас,
Ядра с ним – в числе прикрас,
Мед. Как сладок первый Спас,
И второй.

Во саду – саду зеленом
Исстари – богато.
Там ключи журчат со звоном,
Встанет все, что смято.
Яблонь белая дышала,
Сердцу было больно.
В сердце было «Мало! Мало!»
Бог сказал: «Довольно».

Во саду – саду зеленом
Сердце мы сдержали.
Проходили мы по склонам,
И несли скрижали,
Сладки яблочки сбирали,
Рдянилося чудо
Красны яблочки мы клали
На златое блюдо.

Во саду – саду зеленом
Блеск мы громоздили.

Пред сияющим амвоном
Цвет был в новой силе.
Наше Солнце было ало,
К Богу пело вольно
«Вот возьми! Прости, что мало!»
Бог шепнул: «Довольно».