Дмитрий Магула - Fata Morgana

Вся жизнь твоя — как молния… Она
Здесь умирает в недрах черной тучи;
Но в этой мгле, где злее холод жгучий,
Еще живет, на смерть обречена…

В последний раз — порыв молниеносный,
Как гордый взмах орлиного крыла, —
И вновь в душе вспарившего орла
Звучит победно гимн многоголосный!

Разорвана густая пелена:
Сквозь клочья туч, ты видишь, небо блещет…
Твоя душа, как молния трепещет,
Твоя душа от смерти спасена!

Еще немного, и вечность разом
Поглотит все, чем мы так гордимся…
Напрасно будет бороться разум:
Мы к прежней жизни не возвратимся.

И око Смерти, сверкая властно,
Заглянет в очи отжившей жизни:
С последним вздохом слетит бесстрастно
Привет последний земной отчизне…

Нас утешают и учат: верьте —
Грядущей жизни вас ждет начало.
О, если б только за тайной Смерти
Нас новой жизни не ожидало!

На лыжах мы к озеру вышли, где ели
Крутою стеною с откоса сходили;
А в небе лучи золотые горели,
Рассыпавшись блестками радужной пыли…

Вдали — небольшой островок, на котором
Вчера были вечером, в сумерках, мы же:
Два узеньких следа мудреным узором
По ровному снегу оставили лыжи…

Кругом — никого: только мы да олени;
А мы — точно два дикаря-печенега!
Мохнатые ели отбросили тени,
И ветки их гнутся под тяжестью снега.

Мне снился сон… Я умирал… Росла
Немая тьма… И медленно оттуда
Ко мне звезду хрустального сосуда
Как бы Рука Незримая несла.

И стало ясно: Кто-то в чашу эту
Был должен влить лучистого вина,
Чтоб до краев она была полна
Живою влагой — даром жизни свету.

И в светлой чаше, радостно дыша,
Теперь вино струилось и алело…
И стало ясно: чаша, это — тело,
Где вновь живет бессмертная душа.

Еще великий Пифагор,
Отец древнейшей теоремы,
Учил, другим наперекор,
Не верить в то, что числа немы…
Гармония небесных сфер,
Звучанье арфы, шелест ветра, —
Во всем он находил пример
Своим воззреньям геометра.
И мы, чрез много сотен лет,
Стоим почти у той же грани:
Числом, измерив путь планет,
Мы ждем от чисел новых знаний…
И, если людям суждено
Проникнуть в мировые дали,
Где жизни первое зерно
Хранят туманные спирали, —
Мечтой тысячелетних дум,
Мы тайной жизни овладеем,
И будет все познавший ум
В веках великим чародеем!

Твоей душе пора проснуться,
Усильем воли сбросить гнет
И, разорвав узлы тенет,
От сна тяжелого очнуться…
Тебя не тешил карнавал:
Ты слепо жизни дар отринул
И расплескал, и опрокинул
Свой полный до краев бокал.
Очнись, чтоб вновь душа окрепла
И, волей к жизни вновь полна,
Могла всю жизнь испить до дна,
На срок восставшая из пепла!

Театр на старые скрижали
Занес не всех залетных птиц,
Что издалека долетали
В былом до северных столиц…

Но о красавице-испанке,
Тогда — звезде французских драм,
Дошел, как похвала южанке,
Один рассказ для наших дам.
…………………………………..

Ее встречали, как инфанту,
Неся к ногам ее цветы, —
Живую дань ее таланту
И чарам женской красоты.

В коронной роли, в сцене главной,
Игрою покоряя зал,
Себе она не знала равной,
И весь театр рукоплескал!

В ответ на дерзость подозренья
Она венчальное кольцо
И слово, полное презренья,
Бросает герцогу в лицо:

— «Sortez!..» Слова, в порыве гнева,
Сильнее ранят, чем кинжал:
Она стоить, как королева,
И ждет, чтоб занавес упал.
…………………………………………

И пусть на улицах столицы
Мороз любил лицо обжечь
И тронуть инеем ресницы,
Пусть здесь была чужая речь, —

Ей не мешали речь и вьюга:
Опять была окружена,
Как там — в далеких странах юга,
Кольцом поклонников она.

Один, стрелой любви отравлен,
Давно с нее не сводит глаз…
Но тот, кто ей в толпе представлен,
Что скажет, кроме светских фраз?
………………………………………..

Однажды, после всех оваций,
Устав от этой суеты,
Минуя склады декораций,
Она из полутемноты

Прошла по боковому ходу
К одной из запасных дверей
И вышла в снег и непогоду,
Закрывшись мехом до бровей.

И застоявшиеся кони
Карету мчат в метель… Внутри
Такая тьма: своей ладони
Не различишь, как ни смотри!

Мелькнул фонарь… При беглом свете
В испуге крикнула она:
Был кто-то рядом с ней в карете
И притаился у окна!

— «Не бойтесь! Вы меня встречали»,
Раздался голос в тишине, —
«Но, впрочем, помните едва ли…
Не бойтесь и доверьтесь мне!

Да, точно вор, прокравшись тайно,
В карету вашу я проник.
Я сделал это не случайно;
Но я не вор, не озорник!

Давно искал я этой встречи…
Хотел сказать… Казалось мне —
Всегда на людях наши речи
Звучат не так… Наедине

Я позабуду осторожность!
С открытым сердцем я молю:
О, дайте мне хоть раз возможность
Сказать вам, как я вас люблю!

И, если вы мне повторите
Свое «Sortez!» — я покорюсь:
Меня не будет в вашей свите…
Я честью князя в том клянусь.
…………………………………..

Неслась по-прежнему карета,
И наступила тишина…
Да? Тихий смех? Он ждал ответа…
— «Останьтесь!» молвила она.

Были слезы видны у нее на глазах…
От рыданий могла только гордость спасти.
У меня на губах было слово — «Прости!»
Но мольба замерла у меня на устах…

Разошлись ее путь и дорога моя;
Но при мысли о нас, о любви двух сердец,
Говорю я — «Зачем промолчал я, гордец?»
И она: «Почему не заплакала я!»

Мы — воплощенные рыданья,
Мы — те, кого никто не слышит,
Над кем небесный полог вышит,
Чтоб скрыть загадку мирозданья…

Мы разгадать ее не можем…
Давая тайне имя Бога,
Мы ждем у звездного порога,
Чтоб жизнь закончить смертным ложем.

О, мы не бредим больше раем!
Мы только что-то смутно помним
И счастье лишь мечтой давно мним,
Мечтой, которой мы не знаем…

Вчера, весенним днем, тебя опять я встретил:
По людной улице, от ближнего угла,
Ты быстро с кем-то шла… Но с кем — я не заметил:
Мне было все равно, куда и с кем ты шла.
И по-весеннему быль свежий воздух светел,
И по-весеннему была душа светла…
А твой злорадный взгляд лелеял мысль земную:
Ты думала, что я тебя еще ревную…