Дмитрий Магула - Fata Morgana

Пока живем, пока мы спорим,
За днями годы протекли
И собираются вдали,
Как облака над дальним морем…

Но каждый мимолетный день,
Пусть мимолетно-быстротечен,
Был в прошлом чем-нибудь отмечен,
Как на пути одна ступень.

Где эти дни теперь? Не мы ли
Хотели сами верить снам?
Те дни — они приснились нам…
А сердце шепчет: были… были…

К познанью мира только два пути:
Один — искать для веры оправданья,
Другой — чрез разум дерзко обрести
В вопросах веры право отрицанья…

Кто ближе к правде? Раб священных книг,
Простертый ниц и одержимый бредом
Иль тот, чей разум с горечью постиг,
Что мир ему останется неведом?

Все преходяще: смолк святой псалом
И меркнет разум, гордый краткой славой…
Прими же мир с его добром и злом,
Каким он есть, не мудрствуя лукаво.

Я помню все… Ты отдала Шопену
И мастерство игры, и грусть былых утрат
Но вальс умолк. И вдруг, ему на смену,
Победный грянул марш, призывный, как набат!

Как будто ты хотела этим маршем
Послать надежды весть бессильному рабу
О том, что Жизнь, в своем венце монаршем,
Придет и победит коварную Судьбу!

Да, помню все… До мелочи последней,
До жутких тех минут, когда с тобой
Прощались мы в тот поздний час в передней,
И слезы канули в бездонный водоем…

Вагон летит… А ты осталась дома.
Еще глухая ночь. Рассвет не наступал…
И стук колес, как стрекот метронома,
Ведет учет числу бегущих в вечность шпал.

Много в жизни тропинок исхожено,
Много в море промчалось валов,
Было веры так много заложено
В тайный смысл недосказанных слов;

И для сердца так много все значило,
Так манила далекая цель.
А желанное счастье маячило
С побережий заморских земель…

Были в сердце порывы горячие
И надежды хмельное вино,
Но за долгие годы бродячие
Так и не было счастья дано!

Поздно ждать его сердцу мятежному:
Вот, и белая прядь в волосах,
А душа, на пути к неизбежному,
Заблудилась в дремучих лесах…

Как старый раб, весь век в каменоломне
Дробивший недра древних мрачных скал, —
Беспомощный, бессильный, я упал…
И, как огнем, всю душу обожгло мне!

Я помню все: молился Красоте,
Молил о чуде, как молили прежде,
И отдал жизнь обманчивой надежде —
Несбыточной, несбывшейся мечте…

Мой час настал, и в сердце смерть стучится!
Я притаюсь и не открою глаз:
Я жду того — да, жду в последний раз! —
Что не случилось, но могло случиться.

Когда-то там, к тому пригорку, —
И неужели так давно? —
Кончая жатву и уборку,
Везли на мельницу зерно…

Вращались крылья, зерна плыли,
Стучали мерно жернова
И были слоем белой пыли
Покрыты люди и трава.

Сегодня вновь я здесь… Но где же
Все то, что помню с детских лет?
Все заросло травою свежей,
И мельницы знакомой нет!

И сердце как-то вдруг сознало,
Что всех потерь былых не счесть,
Что, вот… и мельницы не стало,
Что только прежний ветер есть…

Прутья решетки по небу проходят, мелькая…
Лица за ними… И вдруг — мяса кусок кровяной.
Там, где-то в памяти, смутные образы рая:
Стебли высокой травы… озеро… огненный зной…

Детство — греза, замуровывающая
Дверь к безмолвию и сну,
Радость жизни, околдовывающая
Верой в счастье и весну.

Юность, душу одурманивающая
Хмелем страсти в первый раз, —
Только сказка, нас заманивающая
Волшебством влюбленных глаз.

Зрелость, жемчуг лет растрачивающая,
Только боль недавних ран,
Горечь дум, сполна оплачивающая
Поздно понятый обман.

Старость — сердце опечаливающие
Годы мудрости, а мы,
К тихой пристани причаливающие, —
Только дети вечной тьмы.

Пусть волю нашу мы упорно
Хотим свободной волей мнить.
Пусть мним, что воля охранить
Нас может силой чудотворной, —
Мы только дерзкие рабы,
Чей жребий, следовать покорно
В ночи за Факелом Судьбы…

Их было четверо. Они сидели вместе,
Пока за трапезой служили два пажа.
Обед закончился, и время шло к сиесте:
В июньский полдень тот не ждали мятежа.

Крича, вбежал слуга… Упала весть, как молот:
В руках врагов дворец, и лестница, и двор!
Алькад исчез, как трус. Отважный друг заколот.
Остались брат и он, седой конквистадор.

Старик еще в дверях: со шпагой, в медных латах.
Он ранен. Падает… Движением перста
Он чертит кровью крест на каменных квадратах
И, умирающий, целует знак Креста.

Идет гроза… Господь, оборони,
Чтоб молнии не грянули на башни,
Чтоб не взметнулись дымные огни,
Чтоб днем последним не был день вчерашний!
Земля сгорит сегодня в ночь дотла.
Спасенья нет и нет нигде защиты:
Здесь будут тлеть спаленные тела,
Там будут вопли в рев звериный слиты!
Но тех, кто горд могуществом наук,
Не гром небесный оглушит раскатом,
И гибель наша — дело наших рук:
Безумствуя, мы разбудили атом!
Продли, Господь, Земле земные дни,
Продли нам жизнь и наш уют домашний!
Идет гроза… Господь, оборони,
Чтоб молнии не грянули на башни!

Вечерний ветер выл в потемках чащ лесных,
В потемках чащ лесных, хранивших с древних лет,
Хранивших с древних лет всю скорбь веков иных,
Всю скорбь веков иных… И верилось, и нет,
И верилось, и нет, что ветру знать дано,
Что ветру знать дано печаль всех тех, кто был,
Печаль всех тех, кто был и кто истлел давно
— «И кто истлел давно», — вечерний ветер выл.