KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2

Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Людмила Мартьянова, "Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Экстаз

Мы бежали спастись, разойтись, отдохнуть,
Мы бросали свои баррикады...
Разрывая огнями туманную муть,
Грохотали и били снаряды.

Ты предстала, как смерть. Заградила наш путь,
Приковала смущенные взгляды,
Как тигрица, метнулась и бросила в грудь:
– Оробели, трусливые гады?!

И никто не узнал дорогого лица...
Но, сплотившись, под звуки напева,
Мы отхлынули прочь – умирать до конца...

Грозным криком великого гнева
В пасть орудий ты бросила наши сердца,
О, Валькирия, страшная дева!

Юность

На взморье шум. Светло и жарко.
Крутой тропинкой на горе
Сбегает юная татарка
В цветной узорчатой чадре.

Глядит пугливо в чащу парка:
Безлюден берег на заре,
Лишь море в пенном серебре
Звенит, поет и светит ярко.

Ах, хорошо в тени скалы
Раздеться, стать над пенной мутью,
Смеяться морю и безлюдью,

Смотреть в завесу дальней мглы,
И смело прянуть смуглой грудью
На бирюзовые валы!

Евгений Тарасов 

В склепе

Вдали погас последний луч огней —
Но вновь и вновь спускаются ступени.
Лицо мое становится бледней.
Я изнемог. Дрожат мои колени.
Ничто не говорит о перемене,
Но с каждым часом склеп мой холодней.
Здесь солнца нет. Здесь царство вечной тени.
Здесь мне пробыть так много, много дней.

С трудом собрав слабеющие силы,
Хочу кричать – мне шепчут: «Замолчи!
Пойми, что все живущее застыло,
И мира – нет. Есть только палачи.
Есть только склеп. Есть только мрак могилы,
Перед тобой зияющий в ночи».

Ландыши

Украдкою я в камеру пронес
Три стебелька с увядшими цветами —
Намек на то, что скошено годами,
Последний вздох живых когда-то грез.
Как в книгу слов с истлевшими листами,
Смотрю назад – там молча ждет вопрос.
Я вижу вновь блеск шелковых волос
Вокруг лица со странными чертами.

Я помню все... Тревожный полусвет —
В нем все, как тень, казалось мне неясным,
В нем все звало желанием опасным
И близок был чуть видный силуэт.
Не вспыхнуть вновь речам наивно-страстным,
Не вспыхнуть мне... Но мне не жаль – о, нет!

Очередному

Быть может, я встречал тебя не раз
В глухих подпольях мыслящей столицы,
И там, внизу – известий вереницы
Шептал тебе в тревожно-быстрый час,
И в тишине, как спугнутые птицы,
Шипя, обрывки бились спешных фраз,
Обрывки слов, понятных лишь для нас,
И падали, как тень, на наши лица.

Быть может, да. А может быть, и нет:
Не знал тебя – и после не узнаю...
Но все равно – я плен свой покидаю,
И пусть «прощай» не кинешь ты в ответ —
Я шлю тебе, как брату, свой привет
И угол свой, как брату, уступаю.

Столице мира

В твоей толпе я духом не воскрес,
И в миг, когда все ярче, все капризней
Горела мысль о брошенной отчизне,—
Я уходил к могилам Реге Lасhаisе.
Не все в них спят. И голос митральез,
И голос пуль, гудевших здесь на тризне
Навстречу тем, кто рвался к новой жизни,
Для чуткого доныне не исчез.

Не верь тому, кто скажет торопливо:
«Им век здесь спать – под этою стеной».
Зачем он сам проходит стороной
И смотрит вбок – и смотрит так пугливо?
Но верь тому; убиты – да, но – живы,
И будет день: свершится суд иной.

1905

Последнее слово

Желал бы я, чтоб смерть ошиблась в счете
И вас сожгла дыханием чумы!
О, не за то, что в край седой зимы
Вы пленника бессильного пошлете,
А вот за то, что плоски в вас умы,
Что, жизнь отдав томительной дремоте,
В сочащемся казенщиной болоте
Вы топите поэзию тюрьмы.

Желал бы я... Звенят ключами где-то —
Идут за мной, – и мне кончать пора.
Стальным концом негодного пера
В углу тюрьмы, не знавшем ласки света.
Скрипя, как мышь, черчу слова сонета.
Идут. Прощай, проклятая пора!

Дмитрий Олерон

Путь

1. Одурь

Над душным коробом бессменный пел буран.
Горела голова, и было непонятно,
Струится ль чья-то кровь, в глазах ли рдеют пятна,
Иль плеск колокольцов так душен и багрян.

Но было сладостно отравный длить обман:
Какой-то плавный вал катил меня обратно...
Я плыл... Я плыл назад, к тому, что невозвратно,
Откуда я бежал с покорной болью ран!

Был миг, когда душа, не выдержав истомы,
Бессильная, ушла в неверные фантомы...
И стало ясно вдруг: все было вспышкой лжи,

Дремотной одурью, недугом утомленья, —
И кони, и ямщик, и красные кряжи,
И чуждый уху звук наречий Верхоленья.

2. Ночлег

Вчера играл буран. Вчера мы были хмуры.
Сегодня грудь поет, предчувствием полна.
Разбросанный улус сторожит тишина,
Чернеют на столбах растянутые шкуры.

Мы мчимся. В эту ночь мне блещут Диоскуры.
И звездных пропастей живая глубина
Трепещет и гремит, как бубен колдуна,
Когда цветет экстаз и плещут бумбунуры.

Но сердце, полное созвучий и огней,
Украдкой слышало, как где-то все сильней
Упрямая печаль, проясниваясь, крепла.

Скорее бы вбежать в нависшую тайгу,
В ограде лиственниц разжечь костер в снегу
И бодрствовать всю ночь на теплой груде пепла!

3. Морока

Погаснул бледный день, и ночь была близка.
Багряные столбы буран предупреждали.
Но ночь звала вперед. Мы отдыха не ждали
И спешно в Усть-Орде меняли ямщика.

И скачем мы опять до нового станка.
Опять ямщик молчит. Пустынно мглятся дали.
Как стертое лицо завешенной медали,
Студеная луна рядится в морока.

Сквозь наледь мертвых слез, слепляющую веки,
Я вижу, как погост, зияют лесосеки,
Бесшумным хаосом летучий снег кипит,

Заморочен окрест стеною зыбкой тони,
И с мягким шорохом двенадцати копыт
Вплывают в белый мрак усть-ординские кони.

4. Перевал

Мы взяли напрямик. Подъем глухой дороги
Лучится за хребты. Над гранью снеговой
Туманный всходит день. Иду за кошевой,
С трудом из пол дохи выпутывая ноги.

Как пусто. Как легко. Молитвенны и строги,
Под белой кипенью овитых снегом хвой
Лесные тайники шуршат над головой,
И в розовом дыму прозрачно мглятся логи.

Как мертво. Как легко. И нужно ль ждать весны,
Когда ручьи сменят бесстрастье тишины,
Кусты шиповника так страстно будут алы,

Так страстно будет синь стыдливый водосбор,
Багульник забагрит живые скаты гор
И дол смарагдами заткут дракоцефалы?..

Из книги «Олимпийские сонеты»

* * *

Смотреть вперед, отвергнув упованья,
Не знать часов, не верить в смену дней.
Закрой глаза и в сне окаменей,
Когда таков твой круг существованья.

В таком кругу прошедшее ясней.
Не разлюби свои воспоминанья:
Беги услад, беги очарованья
Изжитых лиц, событий и огней.

Ты помнишь миг: они пришли впервые.
Как сладко боль зажглась в твоей крови!
То, чуя тлен, шли черви гробовые.

Окаменей, их пир останови:
Как статуи, в недвижности живые,
В недвижном сне таинственно живи.

В пути

Балаклава

Здесь был Улисс

Намокший снег живую ткань плетет
В летучей мгле под влажным небосклоном.
Кричит баклан, и зыбь с протяжным звоном —
Удар в удар – в брандвахту глухо бьет.

Здесь был Улисс. Вотще, под Илионом
Свершив свой долг, он вспять направил флот.
Кто в мирную Итаку отплывет,
Того судьба загонит к Листригонам.

Один, во тьме, он часто здесь блуждал
И небеса с надеждой вопрошал,
В овечий плащ закутавшись от снега.

Вотще. Молчал ненастный горизонт,
Кричал баклан, и с тяжкого разбега
В отвес скалы угрюмый бился Понт.

Шторм в Архипилаге

Сон

И снилось мне: с взволнованных высот,
Где вился смерч подоблачной колонной,
Спускалась зыбь к прозрачности придонной,
Спускалась зыбь разбить хрустальный грот.

На дне морском, в тиши хрустально-сонной,
Ни рыб, ни трав, ни чудищ не живет:
Кто не доплыл до порта, только тот
Лежит в песках и спит, завороженный.

Бежали две, дитя и мать, по дну.
Все ниже зыбь спускалась в глубину,
Смотрела мать безумно и устало.

Но не могло дитя ее понять:
Склонялось к дну, задерживало мать
И камушки цветные собирало.

Кронейон

Над раскопками

Здесь холм во тьме. А там, из-за барьера,
С Аркадских гор подъемлется луна
И плещет в дол, ярка и зелена.
Переклонясь, как полная патэра.

И все внизу, – как будто все из сна,
Которому в явленьях нет примера, —
Все – как смарагд, все странно, как Химера,
И призрачно, как глубь морского дна.

Сквозь зыбкий свет зеленого потопа,
Как с острова, гляжу с холма туда,
И в том, что там, не видно мне труда,

Ряженного за драхму землекопа:
О, счастлив тот, кто в тихий час луны
Глядит во тьме на мраморные сны.

Герайон

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*