Осип Мандельштам - Стихотворения (1908-1937)
Январь 1937, Воронеж
***
В лицо морозу я гляжу один, Он - никуда, я - ниоткуда, И все утюжится, плоится без морщин Равнины дышащее чудо.
А солнце щурится в крахмальной нищете, Его прищур спокоен и утешен, Десятизначные леса - почти что те... А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.
16 января 1937, Воронеж
***
Что делать нам с убитостью равнин, С протяжным голодом их гуда? Ведь то, что мы открытостью их мним, Мы сами видим, засыпая,зрим, И все растет вопрос - куда они? Откуда? И не ползет ли медленно по ним Тот, о котором мы во сне кричим, Пространств несозданных Иуда?
/народов будущих Иуда/.
16 января 1937 года, Воронеж
***
Еще не умер ты, еще ты не один, Покуда с нищенкой-подругой Ты наслаждаешься величием равнин, И мглой, и холодом, и вьюгой.
B роскошной бедности, в могучей нищете Живи спокоен и утешен, Благословенны дни и ночи те, И сладкогласный труд безгрешен.
84
Несчастлив тот, кого, как тень его, Пугает лай и ветер косит, И беден тот, кто, сам полуживой, У тени милостыню просит.
январь 1937, Воронеж
***
Как землю где-нибудь небесный камень будит, Упал опальный стих, не знающий отца; Неумолимое - находка для творца Не может быть другим - никто его не судит.
20 января 1937, Воронеж
***
Я нынче в паутине световой, Черноволосой, светло-русой. Народу нужен свет и воздух голубой, И нужен хлеб и снег Эльбруса. И не с кем посоветоваться мне, А сам найду его едва ли, Таких прозрачных плачущих камней Нет ни в Крыму, ни на Урале. Народу нужен стих таинственно-родной, Чтоб от него он вечно просыпался И льнянокудрою, каштановой волной Его звучаньем - умывался.
19 января 1937, Воронеж
***
Как светотени мученик Рембрандт, Я глубоко ушел в немеющее время, И резкость моего горящего ребра Не охраняется ни сторожами теми, Ни этим воином, что под грозою спят. Простишь ли ты меня, великолепный брат, И мастер, и отец черно-зеленой теми, Но око соколиного пера И жаркие ларцы у полночи в гареме Смущают не к добру, смущают без добра Мехами сумрака взволнованное племя.
4 февраля 1937, Воронеж
***
Пою, когда гортань - сыра, душа - суха, И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье: Здорово ли вино? Здоровы ли меха? Здорово ли в крови Колхиды колыханье? А грудь стесняется - без языка - тиха: Уже не я пою - поет мое дыханье И в горных ножнах слух, и голова глуха...
85
Песнь бескорыстная сама себе хвала: Утеха для друзей и для врагов - смола. Песнь одноглазая, растущая из мха Одноголосый дар охотничьего быта, Которую поют верхом и на верхах, Держа дыханье вольно и открыто, Заботясь лишь о том, чтоб честно и сердито На свадьбу молодых доставить без греха
8 февраля 1937, Воронеж
***
Вооруженный зреньем узких ос, Сосущих ось земную, ось земную, Я чую все, с чем свидеться пришлось, И вспоминаю наизусть и всуе.
И не рисую я, и не пою, И не вожу смычком черноголосым, Я только в жизнь впиваюсь и люблю Завидовать могучим, хитрым осам.
О, если б и меня когда-нибудь могло Заставить, сон и смерть минуя, Стрекало воздуха и летнее тепло Услышать ось земную, ось земную.
8 февраля 1937, Воронеж
***
Еще он помнит башмаков износ, Моих подметок стертое величье, А я его,- как он разноголос, Черноволос, с Давид-горой гранича.
Подновлены мелком или белком Фисташковые улицы-пролазы, Балкон-наклон-подкова-конь-балкон, Дубки, чинары, медленные вязы...
А букв кудрявых женственная цепь Хмельна для глаза в оболочке света, А город так горазд и так уходит в крепь И в моложавое, стареющее лето.
7-11 февраля 1937, Воронеж
***
Были очи острее точимой косы По зегзице в зенице и по капле росы,
И едва научились они во весь рост Различать одинокое множество звезд.
8 февраля 1937, Воронеж
86
***
Обороняет сон свою донскую сонь И разворачиваются черепах маневры, Их быстроходная взволнованная бронь И любопытные ковры людского говора. И в бой меня ведут понятные слова За оборону жизни, оборону Страны - земли, где смерть уснет, как днем сова, Стекло москвы горит меж ребрами гранеными. Необоримые кремлевские слова; B них оборона обороны И брони боевой, и бровь и голова Вместе с ушами полюбовно собрана. И слушает земля - другие страны - бой, Из хорового падающий короба: - Рабу не быть рабом, рабе не быть рабой! И хор поет с часами рука об руку.
13 февраля 1937, Воронеж
***
Как дерево и медь - Фаворского полет, B дощатом воздухе мы с временем соседи, И вместе нас ведет слоистый флот Распиленных дубов и яворовой меди. А в кольцах сердится еще смола, сочась Но разве сердце - лишь испуганное мясо? Я сердцем виноват - и сердцевина - часть До бесконечности расширенного часа. Час насыщающий бесчисленных друзей, Час грозных площадей с счастливыми глазами Я обведу еще глазами площадь всей Всей этой площади с ее знамен лесами.
11 февраля 1937, Воронеж
***
Я в львиный ров и в крепость погружен И опускаюсь ниже, ниже, ниже Под этих звуков ливень дрожжевой Сильнее льва, мощнее пятикнижья. Как близко, близко твой подходит зов До заповедей рода и первины Океанийских низка жемчугов И таитянок кроткие корзины... Карающего пенья материк, Густого голоса низинами надвинься! Богатых дочерей дикарско-сладкий лик Не стоит твоего - праматери - мизинца. Не ограничена еще моя пора: И я сопровождал восторг вселенский,
87
Как вполголосая органная игра Сопровождает голос женский.
12 февраля 1937, Воронеж
Черновые наброски во 2-й
****************************
Bоронежской тетради
************************
1.
Пришла наташа. Где была? Небось, не ела, не пила... И чует мать, черна, как ночь: Вином и луком пахнет дочь...
2.
- Наташа, как писать - балда? - Когда идут на бал, то - да. - А полдень? - Если день, то вместе, А если ночь, то не скажу, по чести.
3.
О, эта Лена, эта нора, О, эта бездна Итр... Эфир, зефир, Элеонора Дух кислосладкий двух мегер.
***
На доске малиновой, червонной На кону горы крутопоклонной, Bтридорога снегом занесенной Высоко занесся санный, сонный Полугород, полуберег конный, B сбрую красных углей запряженный, Желтою мастикой утепленный И перегоревший в сахар жженный. Не ищи в нем зимних масел рая, Конькобежного фламандского уклона, Не раскаркается здесь веселая кривая Карличья в ушастых шапках стая! И меня сравненьем не смущая, Срежь рисунок мой, в дорогу дальнюю влюбленный, Как сухую, но живую лапу клена Дым уносит, на ходулях убегая.
6 марта 1937, Воронеж
88
***
Я скажу это начерно, шепотом, Потому, что еще не пора: Достигается потом и опытом Безотчетного неба игра. И под временным небом чистилища Забываем мы часто о том, Что счастливое небохранилище Раздвижной и прижизненный дом.
9 марта 1937, Воронеж
***
Может быть, это точка безумия, Может быть, это совесть твоя: Узел жизни, в котором мы узнаны И развязаны для бытия. Так соборы кристаллов сверхжизненных Добросовестный луч-паучок, Распуская на ребра, их сызнова Собирает в единый пучок. Чистых линий пучки благодарные Собираемы тонким лучом, Соберутся, сойдутся когда-нибудь, Словно гости с открытым челом. Только здесь, на земле, а не на небе, Как в наполненный музыкой дом, Только их не спугнуть, не изранить бы Хорошо, если мы доживем. То, что я говорю, мне прости. Тихо, тихо его мне прочти.
15 марта 1937, Воронеж
Тайная вечеря
****************
Небо вечери в стену влюбилось Все изрублено светом рубцов Провалилось в нее, отразилось, Превратилось в тринадцать голов. Bот оно, мое небо ночное, Пред которым как мальчик стою, Холодеет спина, очи ноют, Стенобитную твердь я ловлю. И под каждым ударом тарана Осыпаются звезды без глаз, Той же вечери новые раны, Неоконченной росписи мгла.
89
***
Заблудился я в небе, - что делать? Тот, кому оно близко, ответь! Легче было вам, дантовых девять Атлетических дисков звенеть, Задыхаться, чернеть, голубеть...
Если я не вчерашний, не зряшний, Ты, который стоишь предо мной, Если ты виночерпий и чашник, Дай мне силу без пены пустой Выпить здравье кружащейся башни, Рукопашной лазури шальной.
Голубятни, черноты, скворешни, Самых синих теней образцы, Лед весенний, лед высший, лед вешний, Облака - обаянья борцы Тише: тучу ведут под уздцы!
19 марта 1937, Воронеж
Кувшин
******
Длинной жажды должник виноватый, Мудрый сводник вина и воды На боках твоих пляшут козлята И под музыку зреют плоды.
Флейты свищут, клевещут и злятся, Что беда на твоем ободу Черно-красном - и некому взяться За тебя, чтоб поправить беду.
21 марта 1937, Воронеж
***
Украшался отборной собачиной Египтян государственный стыд Мертвецов наделял всякой всячиной И торчит пустячком пирамид.
Ладил с готикой, жил озоруючи И плевал на паучьи права Наглый школьник и ангел ворующий Несравненный Виллон Франсуа.
Март 1937, Воронеж
90
***
Гончарами велик остров синий Крит веселый. Запекся их дар B землю звонкую. Слышишь дельфиний Плавников их подземный удар. Это море легко на помине B осчастливенной обжигом глине, И сосуда студеная власть Раскололась на море и глаз. Ты отдай мне мое, остров синий, Крит летучий, отдай мне мой труд, И сосцами текучей богини Напои обожженный сосуд. Это было и пелось, синея, Много задолго до одиссея, До того, как еду и питье Называли "моя" и "мое". Выздоравливай же, излучайся, Волоокого неба звезда, И летучая рыба-случайность, И вода, говорящая "да".