Александр Рославлев - В башне

Много ль раз с тех пор, иль мало
Солнце красное вставало,
Голь деревни не узнать,
Не житье, а благодать.
Избы новые, большие,
Окна, крыльца вырезные,
Расписные ворота,
В понадворьях чистота.
Бабы рослы и ядрены,
Ребятенки их драчены,
Погремушками трясут,
Сладки пряники сосут.
Мастерицы на потехи,
Девки щелкают орехи
И веселою гурьбой
Водят парней за собой.
А на пчельниках, понурясь,
На пчелиный труд прищурясь,
Во сто лет еще крепки,
Греют спины старики,
Всякий празднично рядится
И, смеясь, за стол садится.
Мед и брага — сок земли,
Пироги и кисели,
Все растет и зреет скоро,
И кипит работа споро,
Голь деревни не узнать,
Не житье, а благодать.

Много ль раз с тех пор, иль мало
Солнце красное вставало,
Посылает царь дьяков,
С деревень и городов,
Присноровя всю смекалку,
А, где надо, там и палку,
Собирать злату казну
С бусурманом на войну.
Сто мешков казны собрали
И в столицу обратали,
Да прослышали о том,
Что в запрудище лесном
Из забытого селенья
Вырос город загляденье,
Что царю на три войны
В нем хватило бы казны.
Допросить решили строго
И, врезая путь-дорогу.
Среброметны и остры
Застучали топоры.
Проглянули вышки башен
И на диво изукрашен
Вскоре город запестрел,
Словно море зашумел,
Зазвенели бубенцами
Сто телег со ста мешками.
Полны золота мешки,
Понаехали дьяки
И пошли чинить расправу.
«По какому, дескать, праву,
Растакие-то… сыны,
Вы не платите казны?»
У дьяков был норов пылок,
Не пришлось чесать затылок,
Побежали со всех ног,
Посбирали кто что мог.
А дьяки решают мало, —
«Вам скупиться не пристало». —
Делать нечего, пошли,
Покряхтели, принесли.
А дьяки еще грознее:
— «Все тащи, да поживее…»
Все стащили до чиста,
До последнего кнута.
Тут откудова не взялся,
Красный Петька затесался,
Через улицу бежит,
Под ворота норовит.
И дьяки рассвирепели…
— «Утаить от нас хотели,
Или палок нет для вас,
Изловить его сейчас». —
Только Петька под ворота,
И пошла за ним охота.
Кто полою, кто колом,
Брань и давка, пыль столбом.
Петька на тын, Петька выше,
Кукарекнул и на крышу,
Вырос, крыльями взмахнул,
Хитрым полымем блеснул.
Закрутило, затрещало,
Языками побежало,
Вставши облаком густым,
Заклубился черный дым.

Жарко мельница пылает,
Ветер пламя раздувает,
Всполошились мал и стар.
Все кричат: «пожар, пожар!»

Тихо, сыро и тепло.
Солнце в тучу спать легло.
Сходит с неба позолота,
На пригорке у болота
На коряге черт сидит,
На сопелке свиристит,
А вокруг чертихи пляшут,
Голосят, хвостами машут,
Черт весне веселой рад.
На Купала новый клад.

Над полями, да над чистыми
Месяц птицею летит,
И серебряными искрами
Поле ровное блестит.

Веселей, мои бубенчики,
Заливные голоса!
Ох ты, удаль молодецкая,
Ох ты, девичья краса!

Гривы инеем кудрявятся,
Порошит снежком лицо.
Выходи встречать, красавица,
Мила-друга на крыльцо.

Ляг, дороженька удалая,
Через весь-то белый свет.
Ты завейся, вьюга шалая,
Замети за нами след.

Нас свела не речь окольная,
Бабий нюх, да бабий глаз:
Наша сваха — воля вольная,
Повенчает месяц нас.

Глянут в сердце очи ясные —
Закружится голова.
С милой жизнь, что солнце красное,
А без милой трын-трава.

Словно чуют — разъярилися
Кони — соколы мои.
В жарком сердце реки вскрылися
И запели соловьи.

В рубахах снежной белизны,
В зеленых сарафанах,
Они шумят, — сплетают сны
Среди лугов, цветами тканых.

Вослед пушистым облакам,
Их треплет, клонит гибко,
По глянцевитым их листам
Скользит, блестит лучей улыбка.

Лишь сдержит ветер свой порыв,
Невесты в Божьем доме,
Смиренно ветви опустив,
Стоят и свято ждут в истоме.

Но дунул ветер и легки
Сплетают вновь причуды,
И цепко майские жуки
Висят на них, как изумруды.

Шумят, шумят, струится хмель.
Душа, как мир, безбрежна.
И, зыблясь, тень, что колыбель, —
Плывет, укачивает нежно.

Звонко солнцу скворка молится.
Круглолица, в кумаче,
Медлит девка у околицы
С коромыслом на плече.

Млеют облаки белесые,
Расточительны лучи,
Важно ходят долгоносые,
Жирно лоснятся грачи.

Ждут сохи поля покорные,
Затаили чудеса,
Словно дышат комья черные,
Словно льются небеса.

По дороге меж ракитами
Блещут полные воды,
Сочно вмятые копытами,
Словно зеркальца, — следы.

Тонок стук железа в кузнице,
Серебром пылает пруд,
Пчелы — зимней стужи узницы
Вербу белую сосут.

Дед с собакой корноухою
Вышел греться на крыльцо,
Будет деду мед с краюхою,
Будет девице кольцо.

Когда под ножом гильотины
Зацветут все земные слова
И зажжется о счастье слеза,
Лишь брызнут святые рубины,
И, как плод, упадет голова, —
Палач, погляди мне в глаза,
Чтоб вечером призраком ясным
Появилась на блюде она —
Безгласная в соусе красном
Рядом с доброй бутылкой вина.

В море белые рвутся чадры,
Плещет море в серебряном сне,
И рождаются в сердце напевы.
Кипарисы по склону горы
Поднялись к истомленной луне, —
В черных саванах мертвые девы.

Ждет фелюга, подняв паруса,
Словно птица с застывшим крылом.
Там взбегают и падают шумы,
Здесь, вонзив острия в небеса,
Кипарисы молчат о былом,
Кипарисы, — надгробные думы.

Еле видный, звездится маяк,
Непрестанно мигающий глаз,
Устремленный в туманные дали.
Кипарисы, таящие мрак,
Углубили полуночный час,
Кипарисы, как духи печали.

Малиновый звон с колоколен,
Малиновый звон.
Я молод, я силен, я волен,
Я всем беспредельно доволен
Ах, жизнь — это солнечный сон,
Это смех колоколен,
Малиновый звон.

Весенние дали, цветение,
И ласковый близкий Христос,
И пенье в душе моей, пенье,
Весенняя сладость до слез.

Малиновый звон отовсюду,
Малиновый звон.
И мнится, к желанному Чуду
По зыбкому медному гуду
Плыву я, плыву, упоен, —
Круглый звон отовсюду,
Малиновый звон.

На Неве

На горизонте сизой ватой
Лег дым от фабрик… Туч ряды…
Пуглив и странен взгляд звезды,
И отблеск неба розоватый
Смягчил густой металл воды.

Тупых, громоздких барж обшива
Как бы насквозь просмолена,
Так духовита и черна.
Нева покорно-молчалива
И величаво холодна.

На пароходе разговоры
Тягучи, вялы, ненужны,
И лица призрачно бледны.
За крепость скрылись тучи-горы,
Как стены крепости мрачны.

Она, как чудище, до края
На брюхе каменном сползла
И зорко пушки навела, —
Твердыня жуткая, немая… —
След грозной думы духа зла!

А там краса спокойных зданий,
Блеск в окнах верхних этажей,
Как этот блеск стальных зыбей,
Мреж полустертых очертаний
И сказка скраденных теней.

Внезапный гул летит толчками.
Бурленье, плеск, и гам, и лай…
Над нами арка невзначай…
Просвет… и молнийное пламя
С моста бросает вслед трамвай.

Над пароходною трубою
Расцвел фонтаном вихревым,
Шафранно-бурой розой дым,
И над червленою водою
Покровом стелется живым.

Усталый, хмурый, безучастный,
Как трудно дышащий старик,
Идет навстречу грузовик,
И глаз его, большой и красный,
Дробясь, искрясь, к воде приник.

Адмиралтейский шпиц так ясен,
Так четко в небе острие,
Что, мнится, — Божье то копье.
Сфинкс вдохновляюще прекрасен
И погружен в небытие.

Не сон ли все: Нева, граниты,
И сфинкс, и баржи, и дома,
И в тихих скверах полутьма,
Зари загадочной ланиты
И пароход, и ночь сама?