Федерико Лорка - Стихи
Уходили люди в зелень, в зелень. И шла за ними осень в желтых звездах. С птицами понурыми, с круговыми волнами, шла, на грудь крахмальную свесив голову. Сердце, смолкни,успокойся!
Проходили люди, и шла за ними осень.
ДЕРЕВО ПЕСЕН
Все дрожит еще голос, одинокая ветка, от минувшего горя и вчерашнего ветра.
Ночью девушка в поле тосковала и пела и ловила ту ветку, но поймать не успела.
Ах, луна на ущербе! А поймать не успела. Сотни серых соцветий оплели ее тело.
И сама она стала, как певучая ветка, дрожью давнего горя и вчерашнего ветра.
* * *
Апельсин и лимоны.
Ай, разбилась любовь со звоном.
Лимон, апельсины.
Ай, у девчонки, у девчонки красивой.
Лимоны.
(А солнце играло с травой зеленой.)
Апельсины.
(Играло с волною синей.)
УЛИЦА НЕМЫХ
За стеклом окошек неподвижных девушки улыбками играют.
(На струнах пустых роялей пауки-акробаты.)
Назначают девушки свиданья, встряхивая косами тугими.
(Язык вееров, платочков и взглядов.)
Кавалеры отвечают им, цветисто взмахивая черными плащами.
ЛУННЫЕ ПЕСНИ
ЛУНА ВОСХОДИТ
Когда встает луна, колокола стихают и предстают тропинки в непроходимых дебрях.
Когда встает луна, землей владеет море и кажется, что сердце забытый в далях остров.
Никто в ночь полнолунья не съел бы апельсина, едят лишь ледяные зеленые плоды.
Когда встает луна в однообразных ликах серебряные деньги рыдают в кошельках.
ДВЕ ВЕЧЕРНИХ ЛУНЫ
I
Луна мертва, мертва луна, но воскресит ее весна.
И тополя чело овеет ветер с юга.
И сердца закрома наполнит жатва вздохов.
И травяные шапки покроют черепицу.
Луна мертва, мертва луна, но воскресит ее весна.
II
Напевает вечер синий колыбельную апельсинам.
И сестренка моя поет: - Стала земля апельсином. Хнычет луна: - И мне хочется стать апельсином.
- Как бы ты ни алела, как бы ни сокрушалась, не быть тебе даже лимоном. Вот жалость!
ОН УМЕР НА РАССВЕТЕ
У ночи четыре луны, а дерево - только одно, и тень у него одна, и птица в листве ночной.
Следы поцелуев твоих ищу на теле. А речка целует ветер, к нему прикасаясь еле.
В ладони несу твое нет, которое ты дала мне, как восковой лимон с тяжестью камня.
У ночи четыре луны, а дерево - только одно. Как бабочка, сердце иглой к памяти пригвождено.
""
ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА
По лбу моему ты ступаешь. Какое древнее чувство!
Зачем мне теперь бумага, перо и мое искусство?
Ты с красным ирисом схожа и пахнешь степной геранью.
Чего, лунотелая, ждешь от моего желанья?
ВТОРАЯ ГОДОВЩИНА
Луна вонзается в море длинным лучистым рогом.
Зеленый и серый единорог, млеюший и потрясенный. Небо по воздуху, словно лотос огромный, плывет.
(И ты проходишь одна в последнем сумраке ночи.)
ЦВЕТОК
Ива дождя, плакучая, легла.
О лунный свет Над белыми ветвями!
ЭРОТ С ТРОСТОЧКОЙ
ЛУСИЯ МАРТИНЕС
Лусия Мартинес, сумрак багряного шелка.
Твои бедра льются, как вечер, чтобы свет свой во мраке спрятать, и сиянье твоих магнолий потайные смуглят агаты.
Я пришел, Лусия Мартинес, створки губ твоих вскрыть губами, расчесать зубцами рассвета волос твоих черное пламя.
Так хочу и затем пришел я. Сумрак багряного шелка.
ИНТЕРЬЕР
Не хочу я ни лавров, ни крыльев. Белизна простыни, где раскинулась ты, обессилев! Не согрета ни сном, ни полуденным жаром, нагая, ускользаешь, подобно кальмарам, глаза застилая черной мглою дурманною, Кармен!
СЕРЕНАДА
При луне у речной долины полночь влагу в себя вбирает, и на лунной груди Лолиты от любви цветы умирают.
От любви цветы умирают.
Ночь нагая поет в долине на мостах, летящих над мартом. Осыпает себя Лолита и волнами, и нежным нардом.
От любви цветы умирают.
Эта ночь серебра и аниса сверкает на крышах голых. Серебро зеркал и водопадов, анис твоих бедер белых.
От любви цветы умирают.
ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ
СЦЕНА
Высокие стены. Широкие реки.
ФЕЯ
Пришла я с кольцом обручальным, которое деды носили. Сто рук погребенных о нем тосковали в могиле.
Я
В руке моей призрак колечка и я прикасаюсь смятенно к соцветьям бесчисленных пальцев. Кольца не надену.
Широкие реки. Высокие стены.
НЕДОМОГАНИЕ И НОЧЬ
Щур в деревьях темных. Ночь. Бормотанье неба и лепет ветра.
Объясняют трое пьяниц в нелепом танце траур и вино, и звезды оловянные кружатся на своей оси. Щур в деревьях темных.
Боль в висках приглушена гирляндами минут.
Ты все молчишь. А трое пьяных по-прежнему горланят.
Простегивает гладкий шелк твоя простая песня. Щур. Чур, чур, чур, чур. Щур.
НЕМОЙ МАЛЬЧИК
Мальчик искал свой голос, спрятанный принцем-кузнечиком. Мальчик искал свой голос в росных цветочных венчиках.
- Сделал бы я из голоса колечко необычайное, мог бы я в это колечко спрятать свое молчание.
Мальчик искал свой голос в росных цветочных венчиках, а голос звенел вдалеке, одевшись зеленым кузнечиком.
ОБРУЧЕНИЕ
Оставьте кольцо в затоне.
(Дремучая ночь на плечи уже мне кладет ладони.)
Сто лет я живу на свете. Оставьте. Напрасны речи!
Не спрашивайте без проку. Закиньте кольцо в затоку.
ПРОЩАНЬЕ
Если умру я не закрывайте балкона.
Дети едят апельсины. (Я это вижу с балкона.)
Жницы сжинают пшеницу. (Я это слышу с балкона.)
Если умру я не закрывайте балкона.
САМОУБИЙСТВО
(Возможно, это стряслось из-за незнанья тебя, геометрия)
Юноша стал забываться. Полдень. Пробило двенадцать.
И наполнялось тряпичными лилиями сердце и перебитыми крыльями.
И у себя на губах он заметил слово, которое было последним.
С рук словно слезли перчатки, и на пол пепел, пушистый и вкрадчивый, падал.
А за балконом виднелась башня. Вот он сливается с этой башней.
Маятник замер, и время смотрело мимо него циферблатом без стрелок.
И различил он на белом диване тени простертой своей очертанье.
Некий юноша, геометрически-резкий, вскинул топор - и зеркало вдребезги.
И из-за зеркала влага густого мрака заполнила призрак алькова.
ЛЮБОВЬ
ПЕСЕНКА ПЕРВОГО ЖЕЛАНИЯ
На зеленом рассвете быть сплошным сердцем. Сердцем.
А на спелом закате соловьем певчим. Певчим.
(Душа, золотись померанцем. Душа, любовью отсвечивай.)
На цветущем рассвете быть собой, а не встречным. Сердцем.
На опавшем закате голосом с ветки. Певчим.
Душа, золотись померанцем. Душа, любовью отсвечивай.
МАЛЕНЬКИЙ МАДРИГАЛ
Четыре граната в салу под балконом.
(Сорви мое сердце зеленым.)
Четыре лимона уснут под листвою.
(И сердце мое восковое.)
Проходят и зной и прохлада, Пройдут и ни сердца, ни сада.
ОТГОЛОСОК
Уже распустился подснежник зари.
(Помнишь сумерки полночи летней?)
Разливает луна свой нектар ледяной.
(Помнишь августа взгляд последний?)
ИДИЛЛИЯ
Не проси - ни словом, ни видом я секретов весны не выдам.
Потому что для них давно я словно вечнозеленая хвоя.
Сотни пальцев, тонких и длинных, тычут с веток во сто тропинок.
Не скажу я тебе, мое диво, отчего так река ленива.
Но вместит моя песня немо глаз твоих светло-серое небо.
Закружи меня в пляске долгой, только хвои побойся колкой.
Закружи ты меня на счастье в звонкой нории, полной страсти.
Ай! Не место мольбам и обидам, я секретов весны не выдам.
ГРАНАДА И 1850
Я слышу, как за стеною струя бежит за струей.
Рука лозы виноградной и в ней луча острие, и хочет луч дотянуться туда, где сердце мое.
Плывут облака дремотно в сентябрьскую синеву. И снится мне, что родник я и вижу сон наяву.
ПРЕЛЮДИЯ
И тополя уходят но след их озерный светел.
И тополя уходят но нам оставляют ветер.
И ветер умолкнет ночью, обряженный черным крепом.
Но ветер оставит эхо, плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет и прошлое в нем потонет.
И крохотное сердечко раскроется на ладони.
* * *
В глубинах зеленого неба зеленой звезды мерцанье. Как быть, чтоб любовь не погибла? И что с нею станет?
С холодным туманом высокие башни слиты. Как нам друг друга увидеть? Окно закрыто.
Сто звезд зеленых плывут над зеленым небом, не видя сто белых башен, покрытых снегом.
И, чтобы моя тревога казалась живой и страстной, я должен ее украсить улыбкой красной.
СОНЕТ
Вздыхая, ветер ночи, призрак странный, он отливает серебром надменно, раскрыл края моей старинной раны; он улетел, желанье неизменно.
Жизнь в язву превратит любовь так рано, и хлынут кровь и чистый свет из плена; в ней, как в щели, гнездо среди тумана найдет немеющая Филомена.
О, нежный шум в ушах! На землю лягу, бездушные цветы оберегая, я тем служу твоей красе, как благу.
