Александр Пушкин - Озорной Пушкин

IX
…Жила-была вдова,
Тому лет восемь, бедная старушка,
С одною дочерью. У Покрова
Стояла их смиренная лачужка
За самой будкой. Вижу как теперь
Светёлку, три окна, крыльцо и дверь.

XVII
Старушка мать, бывало, под окном
Сидела; днем она чулок вязала,
А вечером, за маленьким столом,
Раскладывала карты и гадала.
Дочь между тем весь обегала дом,
То у окна, то на дворе мелькала,
И кто бы ни проехал иль ни шел,
Всех успевала видеть (зоркий пол!).

XXVII
Но горе вдруг их посетило дом:
Стряпуха, возвратясь из бани жаркой,
Слегла. Напрасно чаем и вином,
И уксусом, и мятною припаркой
Ее лечили. В ночь пред Рождеством
Она скончалась. С бедною кухаркой
Они простились. В тот же день пришли
За ней и гроб на Охту отвезли.

XXVIII
Об ней жалели в доме, всех же боле
Кот Васька. После вдовушка моя
Подумала, что два, три дня – не доле —
Жить можно без кухарки; что нельзя
Предать свою трапезу Божьей воле.
Старушка кличет дочь: «Параша!» – «Я!» —
«Где взять кухарку? сведай у соседки,
Не знает ли? Дешевые так редки». —

XXIX
«Узнаю, маменька». И вышла вон,
Закутавшись. (Зима стояла грозно,
И снег скрыпел, и синий небосклон,
Безоблачен, в звездах, сиял морозно.)
Вдова ждала Парашу долго; сон
Ее клонил тихонько; было поздно,
Когда Параша тихо к ней вошла,
Сказав: «Вот я кухарку привела».

ХХХ
За нею следом, робко выступая,
Короткой юбочкой принарядясь,
Высокая, собою недурная,
Шла девушка и, низко поклонясь,
Прижалась в угол, фартук разбирая.
«А что возьмешь?» – спросила, обратясь,
Старуха. «Всё, что будет вам угодно», —
Сказала та смиренно и свободно.

XXXI
Вдове понравился ее ответ.
«А как зовут?» – «А Маврой». – «Ну,
Мавруша,
Живи у нас; ты молода, мой свет;
Гоняй мужчин. Покойница Феклуша
Служила мне в кухарках десять лет,
Ни разу долга чести не наруша.
Ходи за мной, за дочерью моей,
Усердна будь; присчитывать не смей».

XXXII
Проходит день, другой. В кухарке толку
Довольно мало: то переварит,
То пережарит, то с посудой полку
Уронит; вечно всё пересолит,
Шить сядет – не умеет взять иголку;
Ее бранят – она себе молчит;
Везде, во всем уж как-нибудь подгадит.
Параша бьется, а никак не сладит.

XXXIII
Поутру, в воскресенье, мать и дочь
Пошли к обедне. Дома лишь осталась
Мавруша; видите ль: у ней всю ночь
Болели зубы; чуть жива таскалась;
Корицы нужно было натолочь, —
Пирожное испечь она сбиралась.
Ее оставили; но в церкви вдруг
На старую вдову нашел испуг.

XXXV
«Стой тут, Параша. Я схожу домой,
Мне что-то страшно». Дочь не разумела,
Чего ей страшно. С паперти долой
Чуть-чуть моя старушка не слетела;
В ней сердце билось, как перед бедой.
Пришла в лачужку, в кухню посмотрела,
Мавруши нет. Вдова к себе в покой
Вошла – и что ж? о боже! страх какой!

XXXVI
Пред зеркальцем Параши, чинно сидя,
Кухарка брилась. Что с моей вдовой?
«Ах, ах!» и шлепнулась. Ее увидя,
Та, второпях, с намыленной щекой,
Через старуху (вдовью честь обидя)
Прыгнула в сени, прямо на крыльцо,
Да ну бежать, закрыв себе лицо.

XXXVII
Обедня кончилась; пришла Параша,
«Что, маменька?» – «Ах, Пашенька моя!
Мавруша…» – «Что, что с ней?» —
«Кухарка наша.
Опомниться досель не в силах я…
За зеркальцем… вся в мыле..» – «Воля ваша,
Мне, право, ничего понять нельзя;
Да где ж Мавруша?» – «Ах, она разбойник!
Она здесь брилась!.. точно мой покойник!»

XXXVIII
Параша закраснелась или нет,
Сказать вам не умею; но Маврушки
С тех пор как не было, – простыл и след;
Ушла, не взяв в уплату ни полушки
И не успев наделать важных бед.
У красной девушки и у старушки
Кто заступил Маврушу? признаюсь,
Не ведаю и кончить тороплюсь.