Анатолий Величковский - Собрание стихотворений
О ПОСТОРОННЕМ (Париж, 1979)
«В разлитом зарей огне…»
В разлитом зарей огне
Дымился вулкан Везувий.
Ворон принес жене —
Свежую рыбку в клюве.
Просыпались в гнезде птенцы,
Жена раздавала рыбку.
Ворон, как все отцы —
Смотрел на это с улыбкой.
Он клюв поточил о сук,
Лапкой чесал за ушком.
В безмолвии леса — вдруг
Закуковала кукушка.
Это ее птенцы —
Подрастали в гнезде вороньем.
Ворон, как все отцы —
Думал о постороннем.
«Кто пишет белые картины…»
С.И. Шаршуну
Кто пишет белые картины
Тот встретил творчества предел.
Я в парикмахерской седины
Оставил и помолодел.
И, принимаясь за работу,
Не вижу больше белизны,
А вижу только позолоту
Непроницаемой стены.
«Жаворонок, начиная песню…»
Жаворонок, начиная песню,
Крылышками раздвигал траву,
И взлетал, взлетал почти отвесно
С этой песней прямо в синеву.
Трепеща на месте в выси горней,
Чуть заметной делался звездой,
И оттуда крохотное горло
Выводило трели над землей.
Допевая, первый опускался,
Поднимался от земли второй,
Что б заветный ритм не нарушался —
Связи между небом и землей.
И над урожайными полями
Существа безгрешные могли
Звонкими своими голосами
Возносить молитвы от земли.
Но вчера я, выйдя в поле, слушал —
Жаворонка нет ни одного.
Даже этот жертвенник разрушен,
На земле и в небесах мертво.
Ночная гроза («Волшебно озаряя дом…»)
Волшебно озаряя дом,
Мгновенно ослепляя взгляд,
Свой бело — огненный излом
На тучах молнии чертят.
Вся комната озарена,
Сдвигаются предметы с мест,
И тень от крестовин окна
На пепельный похожа крест.
Сиянье в комнате дрожит,
Так словно ищет форм земных,
И уступая тьме бежит,
Не в силах воплотиться в них.
И слышу я протяжный гром,
Он землю ропотом потряс —
Как бы досадуя о том,
Что свет в бессилии погас.
«Пока поймет рассудок…»
Пока поймет рассудок,
Что проблеск мысли был
На самой грани чуда —
Его и след простыл.
К неведомому падки
Мы подходить умом,
Но не решить загадки
В которой мы живем.
Глупец иль гений пишет —
Я вижу между строк —
Тот ниже, этот выше,
А, все же — потолок.
«Отравой улица дымит…»
Отравой улица дымит,
Арабы тротуар копают,
Лом механический стучит
Да так, что уши разрывает!
А через шаг мотоциклист
Меня окатывает треском…
Все это вместе — скрежет, свист
И дым, причиной служат веской
Тому, что диавол очень рад —
Дразнить меня моим бессильем.
Я потому, по виду, свят,
Что не могу расправить крылья.
«Вон в ту рощу мы с Сережей…»
«Вон в ту рощу мы с Сережей —
После завтрака пошли,
Видим в куст забрался ежик,
Мы его в костре сожгли».
Мама сына побранила,
Даже шлепнула слегка,
Но тот час же предложила:
«Выпей, детка, молочка».
В древней Греции милейший —
Мальчик птицу ослепил. —
Малолетку суд стрейшин
К смертной казни присудил.
«Беда случилась — не заметил я…»
Р.Ю. Герра
Беда случилась — не заметил я,
Как жизнь прошла в туманах лихолетья.
Я дожил до сегодняшнего дня —
Не зная, сколько проживу на свете.
Но иногда — из прежней жизни сон —
Чудесной силой мне передается
И пропадает — не запечатлен,
Одна тоска на сердце остается.
Есть образы зеркальной немоты —
И перед ними мой язык немеет.
Куда уйдет движенье красоты,
Которое последний сон развеет?
«Когда писать стихи — нет мочи…»
Когда писать стихи — нет мочи,
Отчаянье в моей душе —
Большие, огненные очи
Выводит на своем клише.
Дымятся белые озера,
Губительный, забытый мир,
Выходит из немого взора —
Сквозь поэтический мундир.
И Заозерьем, и Заречьем,
И белыми штрихами гор
Встает сияющая вечность,
И бесконечность, и простор.
И тысячи знамен, и ветер —
Колеблет их во сне моем —
Трепещущим зеркально светом
Похожим на горящий ром.
Как хорошо и, как красиво,
Как бережно рисует страсть —
То восхитительное диво,
Что без меня должно пропасть.
1. «Перебойный шелест листьев…»
Перебойный шелест листьев
Здесь в лесу дремуче — темном —
Это только отблеск мысли
Беспредельной, неуемной.
2. «На муравейник — как-то я…»
На муравейник — как-то я
Нечаянно поставил ногу.
Кусают муравьи меня —
Хотя, для них, я равен богу.
3. «Что будет там? Да ничего…»
Что будет там? Да ничего —
Ни близких сердцу, ни России,
Ни твоего, ни моего
Вот так же, как в анестезии.
4. «Открытий, в наше время, много…»
Открытий, в наше время, много
Астрономически — больших,
Но если бы открыли Бога
То было б лучшее из них.
Стрекоза
У кого в глазу бревно —
Жить тому не мудрено.
Все машины в доме есть
И в машину можно сесть.
А с соломинкой в глазу
Можно сесть на стрекозу
Всюду лилии, камыш —
Ты на стрекозе летишь,
И трепещут над водой
Крылья радужной слюдой,
Их четыре, а не два,
Остальное — трынь — трава.
Как это делается
Среди незыблемых структур
В глазах закрытых — сновиденья,
Мечтанья, думы, перекур —
Зачатие стихотворенья.
Но сколько б не трудился он,
Поэт умелый и прилежный,
Стих никогда не завершен,
Поправки будут неизбежны.
Не зная что, не зная кто,
Мешает быть стихотворенью,
Он перечеркивает то,
Что приближалось к завершенью.
Потом, не там поставив знак
И, заменив слова другими,
Он, высоко подняв кулак,
Грозится демонам незримым.
Эротическое
Ты наконец мне позволяешь
В запретный океан входить,
И волны ласково вздымаешь,
Чтоб к берегам скорей доплыть.
Но выходя из волн на ветер,
Мы ежимся в холодной мгле…
Мир пуговиц, шнурков и петель
Пристегивает нас к земле.
И мы уже почти подобны,
И подражаем невзначай —
Той паре, что в тоске утробной,
Когда-то покидала рай.
Отдых
Труды дневные утомили
Меня ненужной суетой,
Усталость ночью заменили —
Блаженство, счастье и покой.
В сравнении с теплом постели,
С биеньем сердца моего —
Казалось, все дневные цели
Не стоят ровно ничего,
Казалось, лучше быть не может,
Чем эта ночь, луна в окне…
Как это чувство непохоже
На смерть, живущую во мне.
«Вот опять победоносно, в славе…»
Вот опять победоносно, в славе —
Мир земной вознесся до планет,
Только потому, что Бога нет?
Это думать, это думать вправе
Я и ты и миллионы нас.
Опровергнут Бог в четвертый раз.
Одиночество