Илья Авраменко - Песня Победы. Стихотворения

Каким-то чудом башня уцелела.
Немало испытавшая, она
На сотню лет, казалось, постарела,
И снег лежал на ней, как седина.

Изогнуты стальные ребра окон.
И, словно башни одинокий глаз,
Из полумрака, со стены высокой
Часы глядели черные на нас.

Враг отступил, дотла разрушив город,
Но не успел куранты увезти.
Их циферблат был пулями расколот.
Обломки стрелок стыли на шести.

Тогда по приказанью лейтенанта
Среди солдат нашли часовщиков.
И смастерили раненым курантам
Сверкающие стрелки из штыков.

Настало утро. Ход их равномерный
Проверил солнца вешнего восход.
Враг отступал. Часы ходили верно.
Мы шли на запад. Время шло вперед!

Что мы пережили, расскажет историк,
Был сон наш тревожен, и хлеб наш был горек,

Да что там! Сравнения ввек не найти,
Чтоб путь описать, где пришлось нам пройти!

Сидели в траншеях, у скатов горбатых
Бойцы в маскировочных белых халатах,

Гудели просторы военных дорог,
Дружили со мною сапер и стрелок.

Ведь я — их товарищ, я — их современник,
И зимнею ночью и в вечер весенний

Хожу по дорогам, спаленным войной,
С наганом и книжкой моей записной.

С полоской газеты, и с пропуском верным,
И с песенным словом в пути беспримерном.

Я голос услышал, я вышел до света,
А ночь батарейным огнем разогрета.

Синявино, Путролово, Березанье —
Ведь это не просто селений названья,

Не просто отметки на старой трехверстке —
То опыт походов, суровый и жесткий.

То школа народа, и счастье мое,
Что вместе с бойцами прошел я ее.

Ты, гора высокая,
Вновь явилась мне...
Здесь бригада сотая
Шла вперед в огне.

Вдоль проспекта гулкого,
Где лилася кровь,
Мчит автобус в Пулково
Экскурсантов вновь.

Стой, гора высокая,
В пестроте огней,
Как заря далекая
Отошедших дней.

И глядится молодо
Прямо в небеса
Великана города
Светлая краса!

День войны или День Победы?..
Помню утро июньского дня.
Незнакомые хищные беды
Разом рухнули на меня.

Стало утро безвыходно черным...
Кто сказал мне, что будет рассвет,
Что нельзя откупиться от бед
Ни нытьем, ни поклоном покорным?

Я — увы! — не запомнила дат,
Но об этом мне в разные сроки
Говорили поэт, и солдат,
И мальчишка, забывший уроки.

Помогли мне поэт и солдат,
Я о них никогда не забуду,
Но недетский мальчишеский взгляд
Строже звал к рукотворному чуду.

В горький час
Любого из нас
Впечатленье будит,
Как выстрел.
Перед взглядом ребячьих глаз,
Перед взглядом голодных глаз,
Перед взглядом суровых глаз
Лишь чурбан равнодушно выстоял.

И, повздорив с пустым желудком,
Распрямились мы, поднялись.
Вырастал наш день по минуткам,
Как растет терпеливый лист.

Мы тупую голодную лень
Раздавили старанием лютым...
Он не мог не взорваться салютом
День войны и Победы день.

Шел патруль морозной ранью —
Белый иней, черный лес.
Штык блестел холодной гранью,
И в глазах такой же блеск.

У березовой опушки,
Где сугробы глубоки,
Тишина забита в пушки
И закрыта на замки.

Здесь на страже каждый шорох,
Хрустнет сук — и смят покой,
Ступит враг — и снег, как порох,
Разом вспыхнет под ногой.

Кипело военное лето.
Отец отправлялся на фронт.
Зашел он к фотографу где-то
И стал по привычке во фронт.

Фотограф движеньем проворным
Треногу придвинул в упор.
Фотограф прикрыл себя черным —
И щелкнул чуть слышно затвор.

Другой фотографии нету.
Был мастер простой человек:
Последнюю вставил кассету,
Прицелился раз — и навек.

Негромкие песни военной поры,
Мы вас позабудем едва ли:
Какие пространства, какие миры
Вы нашим сердцам открывали!

В землянках лесных, на изрытых полях
Несли вы, вливаясь в беседу,
И память о штатских безоблачных днях,
И жгучую веру в победу...

Сегодня — вы юности нашей дары.
И всем, покидающим детство,
Негромкие песни военной поры
Вручаются нами в наследство.

Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.

Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.

Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день, — мы выпьем боль до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.

Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.

В воспоминаньях мы тужить не будем,
Зачем туманить грустью ясность дней, —
Свой добрый век мы прожили как люди —
И для людей.

Вырос лютик над окопом,
Тонконогий и смешной.
...Был я здесь когда-то вкопан
В землю-матушку войной.

Также солнце пригревало.
Ручейков катилась ртуть...
Но цветов тут было мало
И травы — совсем чуть-чуть.

Мы на дне сидели скопом
И не видели травы:
Потому как над окопом
Не поднимешь головы.

Да была ль она? Едва ли.
Только дым среди руин.
Землю в том году «пахали»
Сотни бомб и сотни мин.

Прислонясь к стене окопа,
Я не лез из-под земли
И совсем не помню, чтобы
Где-то лютики цвели.

Помню: все вокруг гремело,
В небо дыбилось, тряслось,
Выло, ухало, свистело,
Грохотало и рвалось.

А сегодня вырос лютик,
Встал и кланяется мне:
Мол, спасибо добрым людям,
Что расту я в тишине!..

Над городом — бомбежка,
Сирен протяжный вой.

...А там лежит картошка,
Вблизи передовой!
Хорошая картошка!
Лежит себе и ждет,
Когда же к ней Алешка
По снегу приползет?

И кажется Алешке,
Что словно бы вчера
Он песню о картошке
Горланил у костра,
В поход ходил с отрядом,
Устраивал привал...
И вовсе про блокаду
Никто тогда не знал.

Темнеет за окошком
Декабрьский рассвет.
В квартире нет ни крошки.
Алешка знает: нет.
Вчера еще доели.
Теперь до завтра ждать.
А там — ведь не успели
Картошку-то убрать!

Лежит себе картошка
У Пулковских высот.
Ползет в снегу Алешка,
С поземкою ползет.
Свистят над ним снаряды.
Не сбиться бы с пути!
Алешке очень надо
Картошку принести.

Придет с завода мама,
Засветит огонек,
Картошки, вкусной самой,
Увидит котелок!..
В цеху она снаряды
Точила день и ночь,
И надо, очень надо
Сражаться ей помочь.

Извилистой дорожкой
Алешкин след пролег.
Ползет, ползет Алешка
И тянет котелок.
Врагов чего бояться!..
Авось и не убьют.
Вот наши, коль нарваться,
Немедленно вернут!

У них приказ на это:
Мальчишек не пускать!
Негоже всяким шкетам
Под пулями шнырять.
Понятно, что негоже.
Понятно, что запрет.
Но есть-то надо тоже!
А дома крошки нет.

Земля еще как камень!
Промерзла — просто жуть!
Попробуй-ка руками
Такую ковырнуть!
Но он лежит, копает
Под грохот канонад.
И Гитлера ругает,
И всех его солдат.

...Алешка ты, Алешка!
Мы помним этот год.
И мерзлую картошку,
И гордое: «Вперед!»
Ленфронт пошел на запад.
К победе прямиком!
Пусть не был ты солдатом,
Ты был — фронтовиком!