Дмитрий Быков - Ясно. Новые стихи и письма счастья

Спите, глазки закрывая,
Ночь душна, ночь темна.
Завтра будет мировая,
Мировая война.
Вот вам ваши безрассудства,
Медам и месье:
Завтра все еще проснутся,
Послезавтра – не все.

Спи, о житель Австро-Венгрии,
Не тревожься, старина.
Рано знать тебе, наверное,
Что развалится она.
Спи спокойно и здорово,
Ибо Родину твою
Разорвет, как рядового
В послезавтрашнем бою:
Разлетится сверхдержава
На края и города —
Руки слева, ноги справа,
И не склеишь никогда.
И Европа довоенная —
Сроки черные близки —
Вся, как ваша Австро-Венгрия,
Распадется на куски.
Все наследство, все богатство
Будет попрано скотом,
Так и будет распадаться
Сотню лет еще потом:
Тонкой сложностью подавится
И захочет простоты…
Так с тех пор и распадается.
Распадешься так и ты.
Все развалится на атомы,
Ибо трут уже искрит:
С офицерами, солдатами
И пирожными бисквит.

Спи, мой немчик, спи, мой бюргерчик,
Спи, покуда не в строю!
Ты заплатишь в близком будущем
Репарацию свою.
И за Ницше, и за Бисмарка,
И за бабу, и за плеть…
Сорок лет, как тлеет искорка, —
Шесть часов осталось тлеть.
Ох, расплатится Германия —
Так, что сдвинется с ума!
Ох, расплатится карман ее,
А потом она сама!
За воинственный, раззявленный,
Строевой и уставной
Дух гороховый, казарменный,
Философский и пивной.
Спи, как спит земля притихшая,
Спи, слезливый крокодил,
Спи, пока еще антихриста
Твой народ не породил, —
Ты увидишь кружку пенную,
Дом родной, железный строй,
Спи себе, покуда первую
Не затмил кошмар второй.
Все падет, как звезды августа
Из мерцающих пустынь.
Спи же, мой уютный Августин,
Мой кровавый Августин.

Спи, дитя прекрасной Франции
С первым пухом на губе!
Спи, пока в железном панцире
Враг не катится к тебе.
На исходе срока годности
Ваш Почетный легион,
Ваши воинские доблести
Истощил Наполеон,
И куда уж вам бросаться там
Во вселенский ералаш?
Вы годились в девятнадцатом,
А двадцатый век не ваш.
Вряд ли я тебе поведаю
Про последнюю беду
За последнею победою
В восемнадцатом году.

Спите, русские касатики,
В нескончаемой степи.
Спи, Россия! Что сказать тебе?
Не проснись, Россия, спи!
Что потом с тобою сбудется?
Не дано вернуться вспять.
Как война тебя добудится,
Так потом тебе не спать.
Белых негров Абиссиния!
Всех измучил вечный бой,
Но всего необъяснимее
То, что сделалось с тобой.
Где твои герои верные?
Всех покрыли ложь и зло.
Знаешь, даже Австро-Венгрии
Как-то больше повезло.

Ну, а где у нас несчастнейший?
Предъявите поскорей!
Спи, еврей! Не пробил час еще
Главной битвы. Спи, еврей!
Племя скудное, бесправное —
В этой гибельной цепи
Ты звено еще не главное.
Час не пробил, так что спи.
Не твое гремит побоище.
Пусть растет всемирный стыд —
Твой еврейский Бог с тобой еще,
Только он, похоже, спит.
Спи, Господь! Застыли лопасти,
Не работают винты,
Но сдержать свой мир у пропасти
Не сумеешь даже ты.
Силы дикие, подземные
Рвутся к небу, застят свет.
Задержать грехопадение
Ты не можешь.

Или нет?
Неужели все мне кажется
И земля еще тверда?

Нет.
Под собственною тяжестью
Мир срывается туда,
Где уже вода купельная
Никого не окропит,
Никакая колыбельная
Никого не усыпит.

Спите, старые империи,
Топки завтрашней дрова!
Завтра сгинут все критерии,
Все законы, все права.
Кто из вас поверит возгласу
Запоздалого стыда?
Горе призывному возрасту,
Остальным – вообще беда.

Проплывут часы последние,
Безмятежные, бесследные.
Проплывет последний час.

Спите.
Я не сплю за вас.

Ну вот оно все и кончилось, царившее в мире зло.
Ну вот оно все и скорчилось, накрылось и уползло.
Отныне не будет ближнего боя, и злобы, и суеты —
А только небо сплошь голубое, и бабочки, и цветы!

Нам больше не будут сниться фосгенные облака.
Француз обнимет австрийца, австриец – сибиряка,
Бельгиец обнимет немца, с Парижем споет Потсдам,
Голодный скажет: «Наемся!»,
богатый скажет: «Раздам!»,
Для пуль отныне – только тир, уже никто не дезертир,
ликуют солнце, воздух и вода,
Поскольку мир-мир-мир, отныне мир-мир-мир,
и больше сроду,
сроду никогда!
Закончились все прощания, разлука упразднена.
Виновна во всем Германия, и платит пускай она.
Но мы простим Германию, Боже, и наш порыв объясним,
Поскольку немцы ведь люди тоже,
пусть платят,
а мы простим!

Нет-нет, никакой обиды, а только светлая даль!
Остались лишь инвалиды, которых, конечно, жаль,
И пусть бы они не очень обрубками тут трясли,
Напоминая прочим, что боги не всех спасли!
Бегите все на братский пир, заполним хохотом эфир! Пусть минет двадцать лет и даже сто —
Навеки мир-мир-мир, всеобщий мир-мир-мир,
и больше сроду,
сроду ни за что!

Пусть Англия в вальсе кружится, Италия пиццу ест!
Ведь после такого ужаса на войнах поставлен крест.
Не может быть повторения безумных всемирных драк,
Хоть русские тем не менее бунтуют, но это – так…

Да здравствует Лига наций,
большой мировой конвент!
Как говорил Гораций, лови, так сказать, момент!
Пускай зарастут окопы, пускай затянутся рвы,
На старых костях Европы – волна молодой травы!
Пора домой, в уют квартир,
где спальня, ванна и сортир,
а если повезет, и телефон!
Навеки мир-мир-мир,
желанный мир-мир-мир,
и дальше только,
только,
только он!

А дальше только Сталинград,
а дальше только Ленинград,
Судеты,
Варшава,
Триест,
Катынь, Хатынь, Тулон, Берлин,
Одесса, Ржев, Орел и Клин,
Освенцим,
Майданек
и Брест!
Ни Бога, ни черта, ни жалость, ни милость,
ни веры,
ни сил,
ни добра,
А дальше такое, что вам и не снилось;
спасибо,
прощайте,
ура.

Хочется побыть немного с массой.
Масса, я хочу догнать тебя!
Слышать не «Смывайся, толстомясый!» —
А «Иди сюда, Гаргантюа!».
Как творцу «Спекторского» когда-то,
Хочется совместного труда.
Уезжать не хочется, ребята —
Не в Париж и вовсе никуда.
И покуда телек год за годом
Нагнетает пафосную жесть —
Как охота быть с моим народом
Там, где мой народ, к несчастью, есть!

Хочется уйти из отщепенцев,
Чей удел – пиндосников лизать.
Хочется писать про ополченцев,
Страстных и зубастых, так сказать, —
Как из Новороссии Прилепин:
Смех его немного нарочит,
Да и стиль не столь великолепен,
Но восторг не спрячешь, он торчит!

Не сложить торжественную оду,
Не пролезть в услужливую лесть.
Вот беда – не нужен я народу
Там, где мой народ, к несчастью, есть.
Толку ли от несоленой соли?
Пресную вышвыривают вон.
Я ему в другой потребен роли —
Быть не там, где есть, к несчастью, он.
Все мои стремленья – вечно мимо.
Не затем Полкан, чтоб кур гонял.
Нужен я всегда на марше мира —
Для других сгодится Кургинян.
И пока в овраг уводит трасса,
А в болоте копится метан, —
Я обязан быть не там, где масса,
Ибо кто-то должен быть не там.
Жизнь пройдет. История осудит
То, где мой народ, к несчастью, есть.
Там, где он тогда, к несчастью, будет, —
Надо защищать его же честь.
Вот осядет туча нанопыли —
И слезу уронит крокодил,
И заявит, что не все же были
Там, где мой народ, к несчастью, был!
Ведь не весь он шествовал покорно,
На укропов призывая месть!
А пока я должен быть по горло
В том, в чем я теперь, к несчастью, есть.

Так что лишь одно меня тревожит
В нынешней махновщине густой:
Этот век, который нами прожит,
Перепишет будущий Толстой.
Времена пойдут совсем другие,
Правда будней выгорит дотла,
И тогда в припадке ностальгии
Скажет внук: какая жизнь была!
Крым, Донецк, романтика с походом,
Вольница, пассионарный пыл!
И захочет быть с моим народом.
Там, где мой народ, к несчастью, был.

Когда с верховной должности снимали Хруща,
Он молвил на собранье братвы:
– Вот вы меня снимаете, руками плеща тому,
какие храбрые вы.
Но если я отправлюсь бродить-кочевать,
преследуем и плохо одет,
Меня хоть пустят переночевать, а вас еще,
может быть, и нет.

Россия – большая, холодная страна,
особенно ближе к январю.
Тут статус не важен, и слава не важна, про деньги уже
не говорю.
Неважно, какая прислуга и кровать,
неважно, афера или труд,
А важно, пустят ли переночевать, как только
все это отберут.

Когда я с работы карабкаюсь домой —
еще хорошо, что не с сумой, —
Все чаще я думаю просто «Боже мой», ежусь —
и снова «Боже мой».
Какой ужасный ветер, какой ужасный ветер!
Осени черный океан!

Куда стремится Фауст, о чем страдает Вертер,
кого еще хочет Дон Гуан?!
Мы все еще жаждем кого-то подчинять,
планируем что-то отжимать —
А важно только, пустят ли переночевать,
пустят ли переночевать.

В России холодает к началу октября,
и вот что надо помнить о ней:
Чем горше досталось, тем проще отобрать;
чем легче досталось – тем трудней.
Талант не отнимешь, породу не отнимешь,
характер и пятую графу,
А дом или деньги, работа или имидж
вообще отбираются, как тьфу.
Тогда уже неважно, умеешь ты кивать,
ковать или деньги отмывать,
А важно, пустят ли переночевать,
пустят ли переночевать.

Я много трудился бессмысленным трудом
в огромной и холодной стране.
Я вряд ли куплю себе прииск или дом,
но главный мой приз уже при мне.
Я плохо умею кастрюли починять, получше —
страшилки сочинять,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.
Сначала, как водится, станут очернять,
позже предложат линчевать,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.
Чучелу пора себя переначинять,
надо с чего-то начинать,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.

Но тем и смущает Россия, отче-мать,
большие, холодные места, —
Что всех без разбору пускает ночевать,
большие, буквально девяносто из ста.
Ее благая весть, врожденная болесть,
привычка поживать-наживать —
Сперва растопчут честь, отнимут все, что есть,
а после пустят переночевать.
Украл ли, убил ли, на части разрубил ли —
пустят переночевать,
Баран ли, дебил ли, отца и мать забыл ли —
пустят переночевать!
Глядится помято, сражался бесславно,
привык воровать и бичевать —
Чего уж им я-то, меня они подавно
пустят переночевать.
Входишь в избу, в ее копоть и резьбу —
а там нас уже не сосчитать:
Всех пугал и чучел, и всех, кто меня мучил,
пустили переночевать.
Ах, здравствуйте, здравствуйте,
не стесняйтесь, пьянствуйте,
подкиньте березовых дровец.
Мы пучились, мы мучились, соскучились и ссучились,
и вот где мы сошлись наконец.
Иди сюда, болезный, башку на чан железный,
ноги под черный табурет,
Такая буря на дворе, а здесь, внутри, такой амбре —
не знаю, ложиться или нет.
Изба темна, и ночь темна, и дочь пьяна, и мать честна,
И буря сильна, и печь накалена —
Такая большая, холодная страна,
холодная добрая страна.
Такая холодная добрая страна,
большая и тесная страна.
Такая небрезгливая холодная страна,
холодная и добрая страна.