Николай Доризо - Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни
РАБОТА
Михаилу Светлову
Как жена, тишина одиночества
В этой комнате, мной занимаемой.
Здесь живу я без имени, отчества,
Молчаливый и необитаемый.
От всего отчужденный и пристальный,
По ночам я курю с увлечением,
Осененный, как высшею истиной,
Добровольным своим заточением.
Нет! Вы даже себе не представите,
Сколько слов я имею несказанных.
А на пестром платке моей памяти
Сколько встреч, узелками завязанных!
Сколько мыслей, действительно стоящих!
Нет! Вы даже себе не представите…
Я бросаю на стол, как сокровище,
Фестивальный платок моей памяти.
Развевается, переливается,
Открывает он венские улочки,
То внезапно француз появляется,
То шотландец играет на дудочке,
То с каким-то веселым младенчеством
Негритянка в лицо расхохочется…
Эту встречу со всем человечеством
Не зовите моим одиночеством!
ВЕНСКОЕ ЗЕРКАЛЬЦЕ
Я запомнил, товарищи,
Фестивальное,
верное,
Дорогое пристанище —
Общежитье фанерное.
Словно символ братания,
Рядом с Кубой —
Британия,
А за стенкой,
не далее, —
Молодая Италия.
Вот она —
география:
Три дорожки из гравия.
Здесь они,
кругосветные,
К центру запросто сходятся,
И под кранами медными
Негры
с немцами моются.
Одеяний соцветие.
Общежитье на Пратере…
Не года,
а столетия
Друг от друга нас прятали.
За степями-пампасами,
За горами,
за далями,
За военными базами
Родились,
вырастали мы.
На смерть веку вчерашнему
Надо было нам съехаться,
Чтоб вот так,
по-домашнему,
Вместе бриться у зеркальца.
В этом зеркальце маленьком
Расстоянья сближаются,
В этом зеркальце маленьком
Вся земля отражается —
Лица желтые,
красные,
И такие индийские,
Удивительно разные,
Поразительно близкие!..
Есть у века двадцатого
Пушки,
книги,
газеты,
Сила страшная атома,
Скоростные ракеты.
Только зеркальца этого
Так ему не хватало,
Чтобы в нем
человечество
Вдруг себя увидало!
Увидало
доверчивым,
Очень юным
и верным
В центре Вены,
на Пратере,
В общежитье фанерном.
НЕСТИНАРКА
Горит костер, бьет барабан
В глухом селе Болгарии.
Огонь то сыплется песком,
То тлеет хрупким венчиком.
Горит костер, бьет барабан
Все громче, все угарнее,
На жарких углях босиком
Танцует женщина.
Она касается огня,
А он шипит, кусается.
И под подошвами дымят
Стволы, золой покрытые,
Она касается огня,
Как будто не касается,
Лишь ноги белые летят,
Огнем омытые!
А мы глядим, и страшно нам
В удобной нашей обуви.
Такое волшебство лишь здесь
Приезжему обещано.
А мы глядим, и страшно нам
И хорошо до одури,
Как будто в мире только есть
Огонь и женщина!
Еще движение одно —
И все в глазах сливается:
И Нестинарка, и костер,
И дым, и ветер дующий,
Еще движение одно —
Лишь платье развевается,
Лишь образ этой жрицы гор,
Во тьме танцующей.
Но вот выходит из огня
Она, чуть-чуть усталая,
Смеется нам в лучах косых
Луны над тихой Странджею.
Она выходит из огня,
И это пламя алое
Травой стирает с ног босых,
Пропахших сажею.
МИТИНГ НА СТЕНЕ
В Париже на фасаде сером,
Как шрам, как след словесных драк,
Я увидал фашистский знак,
Зачеркнутый наотмашь мелом.
В ответ другой неофашист
Оставил тут же сбоку знаки.
По ним такой же — сверху вниз —
Удар черты, как острой шпаги.
А сверху рядом с той чертой
«Вив ля рюсси!» — слова на камне.
Как бесконечно дорога мне
Победа их над клеветой!
Смиренная строка молитвы,
«Свободу Дэвис!» — рядом с ней.
Слежу за ходом жаркой битвы
Мировоззрений и идей..
Да, в этом мире нет покоя,
Успокоенья не ищи —
Любой фасад
как поле боя,
Где кровоточат кирпичи.
«Я держу на руках годовалого немца…»
Я держу на руках
Годовалого немца.
Так знакомо,
По-русски он смотрит,
Такой удивительно мой!
Национальность —
С годами все зримей,
А детство —
Интернационально оно
По природе самой.
Я кормил шоколадками
Беленьких панночек Кракова,
Я раскосых китайских мальчишек
Таскал на плечах…
Дети плачут
На всех языках одинаково,
Одинаково дети смеются
На всех языках!
«Глядят с витрин мальчишки-битлы…»
Глядят с витрин
Мальчишки-битлы;
Мурлычет блюз,
Грохочет рокк.
Шальные «оппели»,
Как бритвы,
Вдруг резанут у самых ног.
А в древней тишине селений,
В патриархальной той тиши —
Большие факелы сирени,
Озер небритых
Камыши;
Дыхание
Берез пугливых
И ястребиные круги,
И в голубых морских заливах
Дневного солнца
Косяки;
Тюльпана чашечка
Газонного,
И свежесть
Мытого крыльца,
И целомудрие
Снесенного
Во мгле курятника
Яйца.
Опрятность,
Шведская опрятность
Любой усадьбы на пути.
Она —
Как высшая обрядность,
Она —
Религия почти.
Опрятность листика,
Причала,
Пригорка,
Платьица,
Окна…
Сто с лишним лет
Здесь не включала
Свои рубильники
Война.
Ни вспышки пламени,
Ни взрыва,
Здесь ни одной воронки нет.
Храпят дубравы молчаливо
Зеленый свой нейтралитет.
И я подумал о России,
О кровной родине моей.
Какие рвы,
Бои какие
За этот век прошли по ней!
Хватило б их
На сто столетий.
И все ты, Русь, перенесла
И ни к одной стране на свете
В душе не затаила зла.
И горд я тем,
Что этот крохотный
Флажок —
Мой русский сувенир —
Был знаменем
В дыму и грохоте,
Своею кровью
Спасшим мир.
«Город белых мечетей, древний город — Стамбул…»
Город белых мечетей,
Древний город —
Стамбул.
Здесь я холод столетий
В жаркий полдень вдохнул.
Город пестрых лавчонок,
Говор улиц чужих.
Здесь я,
словно ребенок,
Что отстал от родных.
Мне сулил сувениры
Царь царей —
капитал,
И выклянчивал лиры,
И за локоть хватал.
Все мне так незнакомо.
Мир дворцов и лачуг.
Ни ответа из дома,
Ни привета.
И вдруг…
В звездном небе Стамбула
Красным светом маня,
Вдруг ракета мелькнула.
О, Россия моя!
Словно слово,
промолвленное
Там,
в родимом краю,
Я ловлю твою молнию —
Телеграмму твою.
Люди смотрят взволнованно:
Что за свет в вышине?
Это мне адресовано,
Понимаете,
мне!
На ночном небосклоне
Точка еле видна..
Не с моей ли ладони
Улетает она…
А наутро
газеты
В этот край донесли
Космонавтов портреты —
Славу нашей земли.
И летит вдоль планеты
За звездою звезда.
И стоят минареты,
Как на старте ракеты,
Только эти ракеты
Не взлетят
никогда!
«У норвежцев есть обычай…»