Сергей Михалков - Стихи о войне

– Солдатик мой, касатик мой,
Товарищ дорогой,
Я своего ждала домой,
А вот зашел другой.

Зашел: «Хозяйка, есть попить?»
«Найдется, в добрый час.
Кого встречать, кормить, поить
Сегодня, как не вас!»

«А можно валенки разуть,
У печки просушить?
Да крепкой ниткой как-нибудь
Шинель в плече зашить?

Летела пуля – порвала,
И надо же задеть!
Как будто в поле не могла
Сторонкой пролететь!»

«С утра в печи дрова горят,
Чтоб ты обсохнуть мог.
Садись к огню, сушись, солдат.
Снимай, солдат, сапог!

Как дома будь в моей избе!
Давай шинель свою —
Я, как хозяину, тебе
Сейчас ее зашью.
И где-то он, хозяин мой,
Когда мне ждать его домой?»

Присел солдат на табурет,
Солдата клонит в сон.
Трофейных пачку сигарет
С трудом вскрывает он.

Хозяйка смотрит на стрелка:
«Да ты, устал, видать?
Приляг, сынок, вздремни пока».
«И то, прилягу, мать…»

А шел боец издалека
И все с боями шел.
Была дорога нелегка.
От городов и сел.

И было некогда ему
Ни есть, ни пить, ни спать.
Все надо было моему
Солдату воевать.

Его бомбили – он лежал.
К нему летел снаряд.
В него стреляли – он бежал
Вперед, а не назад.

Чем дальше я пройду вперед,
Мечтал солдатик мой,
Тем больше хлеба в этот год
Засеем мы весной.

Чем больше немцев уложу,
Смекал он на ходу,
Тем раньше путь освобожу,
Скорей домой приду!

При немцах на моей земле
Мне не бывать в родном селе…»
И беззаветно потому
Солдат мой воевал.
И было некогда ему,
И он ночей не спал.

Лежит солдат, храпит солдат,
Командует во сне,
Рукою обнял автомат —
Привык ведь на войне!

– Проснись, солдат, хоть сон глубок!
Как ни мягка постель.
Просушен валеный сапог,
Зачинена шинель.

– И то встаю. Спасибо, мать!
Наспался за троих!
Мне не придется догонять
Товарищей своих.

Хозяйка смотрит на стрелка:
«Когда ж войне конец?» —
«Определить нельзя пока, —
Ответствует боец. —
Но все же, думается мне,
Что недалек конец войне!»

Сказал солдат, и вышел он
На улицу села,
А по селу со всех сторон
Дивизия текла.

Коням на гривы падал снег,
В степи мела метель.
Вперед шел русский человек,
Ремнем стянув шинель.

Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:
«Три тысячи двести девятый».
Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой…

Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Иль русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
«Три тысячи двести девятый»?

Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги

В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежды убитых считали?

Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий…

Час расплаты пришел!
Палачей и убийц – на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.

Среди многих улик —
Этот детский ботинок с заплатой,
Снятый Гитлером с жертвы
«Три тысячи двести девятой».

Колхозный бригадир Игнат
Поднакопил деньжат
И при покупке самолета
На заводском дворе
Вдруг повстречал Федота.
– Здорово, кум Федот!
– Здорово, кум Игнат!
И ты, видать, машину покупаешь?
– Да я-то уж купил! А ты чему не рад?
Чего вздыхаешь?
– Эх, куманек! – сказал в ответ Федот, —
Когда бы то была скотина,
Другой бы делу был расчет,
А то ведь как никак – машина!
Глядишь, у этой – лишний пулемет,
А та, глядишь, летает до Берлина.
Ей-ей, кружится голова.
То я уже готов купить «Пе-2»,
То выбираю «ил». Однако
Хорош-то он хорош,
Но чем он лучше «яка»?
Вот так с утра я здесь хожу,
Что взять – ума не приложу!..
– Бери хоть тот, хоть этот аппарат, —
Федоту отвечал Игнат.
– По мне хорош любой советский самолет!
Системы разные, но фрицев каждый бьет!

Тяжелым снарядом расщепленный тополь
Лежит в придорожной пыли.
Советский наш город, родной Севастополь,
Ты ждал нас, и вот мы пришли.

Мы были в тяжелой и долгой разлуке,
Но свой Севастополь любя,
В жестоких сраженьях мы мстили за муки
Врагам, что терзали тебя.

Мы в грозные дни Ленинград отстояли,
В боях Сталинград обрели,
Когда мы входили в Одессу, мы знали:
Ты ждешь нас, и вот мы пришли.

Захватчиков подлых мы гнали из Крыма,
В боях не жалея себя.
Мы кровью платили, наш город любимый,
За каждый свой шаг до тебя.

Теперь мы залечим тяжелые раны,
Что немцы тебе нанесли.
И в ясные дни, и в ночные туманы
Ты ждал нас, и вот мы пришли.

Немецким снарядом расщепленный тополь
Лежит у бойцов на пути.
Ты верил в победу, ты знал, Севастополь,
Что мы не могли не прийти.

Вторые сутки город был в огне,
Нещадно день и ночь его бомбили.
Осталась в школе карта на стене —
Ушли ребята, снять ее забыли.

И сквозь окно врывался ветер к ней,
И зарево пожаров освещало
Просторы плоскогорий и морей,
Вершины гор Кавказа и Урала.

На третьи сутки, в предрассветный час,
По половицам тяжело ступая,
Вошел боец в пустой, холодный класс.
Он долгим взглядом воспаленных глаз
Смотрел на карту, что-то вспоминая.

Но вдруг, решив, он снял ее с гвоздей
И, вчетверо сложив, унес куда-то, —
Изображенье Родины своей
Спасая от захватчика-солдата.

Случилось это памятной зимой
В разрушенном, пылающем районе,
Когда бойцы под самою Москвой
В незыблемой стояли обороне.

Шел день за днем, как шел за боем бой,
И тот боец, что карту взял с собою,
Свою судьбу связал с ее судьбой,
Не расставаясь с ней на поле боя.

Когда же становились на привал,
Он, расстегнув крючки своей шинели,
В кругу друзей ту карту раскрывал,
И молча на нее бойцы смотрели.

И каждый узнавал свой край родной,
Искал свой дом: Казань, Рязань, Калугу,
Один – Баку, Алма-Ату – другой.
И так, склонившись над своей страной,
Хранить ее клялись они друг другу.

Родные очищая города,
Освобождая из-под ига села,
Солдат с боями вновь пришел туда,
Где карту он когда-то взял из школы.

И, на урок явившись как-то раз,
Один парнишка положил на парту
Откуда-то вернувшуюся в класс
Помятую, потрепанную карту.

Она осколком порвана была
От города Орла до Приднепровья,
И пятнышко темнело у Орла.
Да! Было то красноармейской кровью.

И место ей нашли ученики,
Чтоб, каждый день с понятным нетерпеньем
Переставляя красные флажки,
Идти вперед на запад, в наступленье.

Ты зайдешь в любую хату,
Ты заглянешь в дом любой —
Всем, чем рады и богаты,
Мы поделимся с тобой.

Потому что в наше время,
В дни войны, в суровый год,
Дверь открыта перед всеми,
Кто воюет за народ.

Кто своей солдатской кровью
Орошает корни трав
У родного Приднепровья,
У донецких переправ.

Никакое расстоянье
Между нами в этот час
Оторвать не в состояньи,
Разлучить не в силах нас.

Ты готовил пушки к бою,
Ты закапывался в снег —
В Сталинграде был с тобою
Каждый русский человек.

Ты сражался под Ростовом,
Был под Харьковом в борьбе —
Вся Россия добрым словом
Говорила о тебе.

Ты вступил на Украину,
Под Полтавой принял бой —
Шла, как мать идет за сыном,
Вся Россия за тобой.

Сколько варежек связали
В городах и на селе,
Сколько валенок сваляли —
Только был бы ты в тепле!

Сколько скопленных годами
Трудовых своих рублей
Люди честные отдали —
Только стал бы ты сильней!

Потому что горше горя
Жизнь в фашистской кабале,
Если сядут Макс и Мориц
На захваченной земле.

Землю эту, нивы эти
Всей душой своей любя,
Как бы жили мы на свете,
Если б не было тебя?!