Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Всегда был этот жребий обманчив…
Гоняет кошек
будущий лирик.
Час пробил!
                И решается мальчик

поэзию
собой
осчастливить.
Решает вдохновенно и срочно
засесть
         за стихотворную повесть.
Пока не написал он
                          ни строчки,
я говорю:
хороший,
опомнись!..
Литература —
                   штука такая:
ее
который век
поднимают.
В литературе
все понимают —
хоть сто прудов
пруди
знатоками!..
Живем,
          с редакторами торгуясь,
читательским речам
не переча.
Как говорил
                философ Маргулис:
«Причесанным —
немножко полегче…»
А мальчики
                не знают про это!
И главное —
узнают не скоро…
Ах, дети,
            не ходите
                         в поэты!
Ходите лучше
в гости
и в школу…
Как в очереди:
                   первый,
                             последний…
Как в хоре:
              басовитый,
                            писклявый…
Шагаем,
спотыкаясь о сплетни,
в свои дома,
где стены —
стеклянны…
Зеленым
           пробавляемся
                             зельем.
Скандалы называем
везеньем.
Уже умеем пить —
                         как Есенин.
Еще б теперь писать —
Как Есенин…
А мальчики
                не знают про это!
А мальчики
придумали скверно…
Ах, дети,
           не ходите
                        в поэты.
Ходите лучше
в парки
и скверы…
Я б эту землю милую
                             проклял!
Повесился бы,
честное слово!..
Но светится,
                дрожа над порогом,
улыбка Михаила Светлова.
В любом из нас
                     ее повторенье.
В любом из нас
бормочет и стонет
наивное,
           высокое время,
где стоит
            жить!
И рыпаться
стоит!..
Был мальчик
                 либо ябедой,
либо
родителей
             не слушался мальчик…
Ах, дети,
           не играйте в верлибры.
Играйте лучше
в куклы и в мячик.

Но, с грядущими дыша заодно,
я зверею
           от сусальных картин.
Будет так,
             как будет.
Так,
     как должно.
Так,
     как сделаем.
И как захотим.
Мне занятно думать,
                           что когда-нибудь,
поразмыслив
                 над бумагой немой,
наш невиданный,
неслыханный путь
обозначат
             восходящей
                            прямой!

Будут тигры —
                    в клеточку,
а слоны —
              в полоску.
И любому
ленточку
подберут по росту.
Сом зааплодирует
снегозадержанью.
Осам
       опротивеет
незнакомых жалить!..

И – совсем не рады
бою
барабанному —
станут
        генералы
в цирках подрабатывать.
Захмелев от счастья,
позабыв
           тоску,
будет плавать
частик
в собственном
соку…
В переливах вальса, —
в ГУМе
и в высотном, —
будет продаваться
развесное солнце.
Жаркое,
           весеннее!
Много!
Честь по чести…
Так что краска
                   серая
навсегда исчезнет.
(Даже мыши
                 серые
синими
покажутся.
И начнут рассеянно
с кошками
прохаживаться…)
Будет каждый
                  занят
делом
ненарочным.
Плюшевые зайцы
будут есть
мороженое.
Дождь, —
             не затихая
час,
а может, два, —
будет лить
              духами
«Красная Москва».
И над магазинами
все прочтут легко:
«Пейте
стрекозиное
мо —
ло —
ко!..»
Будет море —
                  берегом.
Будет берег —
                   морем.
Будет холод —
бережным…
А дурак —
неможным!
Будет час —
                как сутки.
В областях Союза
от безделья
судьи
и врачи
сопьются!
Будут звезды —
                     ульями.
Будут страхи —
                     вздорными.
И воскреснут умные.
И проснутся добрые.
И планеты
              скачущие
ахнут
озадаченно!..

А боятся сказочников
только
         неудачники.

Теперь я знаю:
                   ты
                      идешь по лестнице.
Вошла в подъезд.
Все остальное —
                       ложь.
Идешь
         как по рассыпанной поленнице,
как по горячим угольям
идешь.
Земля,
        замедли плавное вращение!
Лесные птицы,
                    кончите галдеж!..
Зачем идешь?
Прощать?
Просить прощения?
Сама еще не знаешь.
                           Но —
                                   идешь!

Позабылись дожди,
                          отдыхают ветра…
Пора.
И вокзал обернется, —
                               руки в бока, —
пока!
На перроне озябшем
                           нет ни души…
Пиши.
Мы с тобою одни на планете пустой.
Постой…
Я тебя дожидался,
                        звал,
                              повторял,
терял.
И висела над нами,
                         будто звезда,
беда.
Так уходят года,
                     так дрожат у виска
века.
По тебе и по мне
                       грохочет состав.
Оставь!
Это – губы твои,
                        движенье ресниц, —
не снись!
На рассвете косом,
                         в оголтелой ночи
молчи.
Разомкни свои руки,
                           перекрести.
Прости!
И спокойно, —
                     впервые за долгие дни, —
усни.

…А ты идешь наверх.
                            Костром.
                                        Порывом.
Вот
     задохнулась.
Вздрогнули зрачки.
Передвигаешь руку по перилам,
как будто тянешь сети
из реки.
Твоя река
             сейчас наверх стремится.
А что в сетях?..
                    Нет времени…
                                       Потом…
Стучит
эмалированная миска
в соседкиной авоське
                            о бидон.

Соседка что-то говорит печально.
Все жалуется…
Деньги…
Сыновья…
И ты ей даже что-то отвечаешь,
хотя тебя
             еще не слышу я.

Слухи,
         слухи,
                 слухи,
                         слухи, —
то начальники,
то слуги.
Слухи-горы,
                слухи-льдины
налезают на меня.
Нету дыма,
               нету дыма,
нету дыма
без огня.
Для веселья,
                для разлуки,
на глазах и на устах —
снова слухи,
                слухи,
                        слухи
просто
и не просто
                так.
Прокляты,
необходимы —
среди ночи,
               среди дня.
Нету дыма,
               нету дыма,
нету дыма
без огня.
Слухи-отдых,
                  слухи-опыт
без особенных затей:
существует
              тихий омут.
Как
всадить в него
чертей?..
Кто поверить надоумил,
слухи-карты разложив?
Я —
по слухам —
дважды умер.
Дудки!
Оба раза
           жив…
То внушительно,
                       то наспех,
то наградой,
                то бедой, —
будто капли,
будто айсберг:
половина —
                под водой.
Слухи сбоку,
                 слухи с тыла,
завлекая и маня.
Нету дыма,
              нету дыма,
нету дыма
без огня.
…Слышали:
на школьнице
                   женился академик!..
Слышали:
в Госбанке
              для зарплаты нету денег!..
Слышали:
поэт свалял
               такого дурака!..
Слышали:
она ему
          наставила
                       рога!..

Рога так рога.
Я приглажу патлы.
В подушку поплачу.
                          В тетрадку поною.

И буду сдавать
драгоценные панты
каждой весною.
                    Каждой весною.
Платите валютой!
Зелененьким хрустом.
Фигура у кассы
                    глаза намозолит.
По средам
с лицом
           независимо-грустным
я буду, вздыхая,
купюры мусолить.
«Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!..»
…А если на миг
                    отодвинуть веселье,
пятнадцатый век
мою голову сдавит.
Я —
      только гонец.
Я скачу с донесеньем.
Король растревожен.
Король заседает…
Врываюсь в покой
                        тугодумов лобастых
и, рухнув плашмя
на подстилку из меха
я,
булькая кровью
(стрела меж лопаток),
хриплю,
будто школьник по буквам:
«Из..
ме…
на…»

«Калинка, калинка,
калинка моя!
В саду ягода малинка,
малинка моя!
Ах, люли-люли!..»
Эх, люди —
люди…

…А ты идешь
                  по лестнице,
идешь по лестнице.
Шагаешь,
             как по лезвию,
через нелепицы.
И мечешься,
и маешься,
мечтая,
каясь…
Нет!
     Ты не подымаешься, —
я сам
спускаюсь!
Романы обездарены,
отпели трубы…
О, сколько нас —
                       «подаренных» —
идет
друг к другу!..
Мы,
     окрыляясь тостами,
царим
над столиками.
Читаем книжки – толстые,
а пишем – тоненькие.
Твердим
           о чистой совести,
вздыхаем
мудро…
А сами
         неосознанно
идем
к кому-то…