Андрей Болибрух - Воспоминания и размышления о давно прошедшем
Но для меня они остались теми же самыми Фимой и Гришей, с которыми я познакомился и подружился в студенческое время, и мы до сих пор, собираясь вместе (что бывает, к сожалению, не так часто, как хочется), с удовольствием вспоминаем эти и другие смешные эпизоды нашей прекрасной студенческой юности.
* * *Нашим с Фимой и Гришей ближайшим другом был, безусловно, Боря Шапировский. Один из самых талантливых и неординарных людей, которых я когда-либо встречал, он вырос в семье известного литератора, члена Литфонда, прекрасно разбирался в истории и был счастливым читателем превосходной отцовской библиотеки. Как и мои друзья, он окончил 7-ю математическую школу, по поводу поступления в которую рассказал мне как-то следующую историю.
В этой школе (наряду со знаменитой 2-ой и 444-ой школами) были собраны самые сильные в математическом отношении московские школьники, и Борис, по его словам, никак не рассчитывал быть там среди лучших. Однако не без основания полагал, что ему не будет равных в знании литературы и истории. И вот как-то в один из первых дней пребывания в школе, стоя в очереди в буфет, он начал читать строки Д. Бурлюка:
Каждый молод, молод, молод…
как вдруг неожиданно стоящий рядом школьник подхватил:
В голове чертовский голод…
следующий продолжил стихотворение и т. д. «Я убедился, что все понимал тогда неправильно» — говорил мне потом Боря, — «нашлось немало ребят, которые знали литературу заведомо не хуже меня», а вот с математикой все вышло наоборот, и он стал одним из сильнейших в школе, а затем уже и на нашем курсе.
Предмет Бориных занятий, общая топология, не требовал слишком долгой подготовки к самостоятельной работе как, например, алгебраическая геометрия, где нужно потратить годы только на то, чтобы сориентироваться, войти в этот раздел науки. Максимум виртуозности и эффективности на минимуме материала — это был фирменный Борин стиль, и он уже в молодые студенческие годы получил несколько очень сильных общетопологических результатов, имея к 4-му курсу публикации в престижных «Докладах Российской академии наук».
Выглядел Борис весьма импозантно. Представьте себе худого невысокого, но чрезвычайно стройного (спину Боря держал как профессиональный танцор) с немного запрокинутой назад головой человека, с легкой иронией, граничащей с чувством превосходства, оглядывающего окружающих — и получите почти точный Борин портрет. В Театральном романе Булгакова есть замечательный эпизод, в котором артист Елагин пародирует письмо Немировича-Данченко, блестяще изображая самого режиссера. Когда я перечитываю это место, мне почему-то Аристарх Платонович (так зовут великого режиссера в романе) очень напоминает Борю.
Мы познакомились с Борисом на первом курсе и сразу подружились. Игры в футбол, студенческие посиделки, на которых остроумный и ироничный Боря был неподражаем, кино, бесконечные беседы о политике, которые он очень любил, не оставляли времени для скуки и унылого времяпрепровождения.
Борис, конечно, писал стихи, и, по крайней мере, два его стихотворения о мехматской жизни были очень известны и любимы на факультете. Первое из них говорит о хорошем чувстве слова, которым обладал Боря.
Храню консервы в торе я
И ночью я и днем.
Моя консерватория —
Написано на нем.
Но еще больше я люблю второе стихотворение, которое называется «Мехматянин».
Пусть я на левый глаз кошу
И на носу очки ношу.
Пускай я дергаюсь от тика,
Пусть я немножечко заика.
Зато я знаю — это факт,
Что означает монолитный
Локально-сигма-трансфинитный
Универсальный бикомпакт!
И Боря действительно это знал (а может быть и сам ввел в употребление).
Борис «встретил свою судьбу» как раз у того самого телефона-автомата в библиотеке Иностранной литературы, о котором уже рассказано в этой книжке. Его будущая жена Нина Франк училась на истфаке, и с ее появлением наша холостая студенческая жизнь стала еще интереснее и многообразнее. Во-первых, она оказалась совершенно замечательным человеком, сочетавшим в себе необыкновенную немецкую четкость и обязательность с типично русским гостеприимством, во-вторых, у нее были многочисленные и очень симпатичные подруги, о которых она заботилась точно так же, как и о Боре, и о его холостых друзьях.
Боря с Ниной снимали маленький закуток в Малом Козихинском переулке в большой густо населенной коммунальной квартире. Контингент там был тот еще, но умеющий ладить с людьми Борис прекрасно вписался и в этот коллектив. Он даже выполнил заказ обитателей квартиры, которые просили его сделать возле туалета какую-либо надпись, призывающую жильцов гасить свет после посещения указанного заведения. Борис, как всегда, оказался на высоте, и я с удовольствием приведу написанное им двустишье:
Хозяин страны, ты за все в ответе!
Свет потуши в трудовом клозете!
Сколько интересных событий происходило на Козихе, как весело и остроумно проходили наши встречи и как вкусно подкармливала нас, вечно голодных молодых людей, гостеприимная Нина!
Борис благополучно поступил в аспирантуру и довольно быстро написал очень сильную диссертацию, которую, естественно, надо было защищать. Защита должна была состояться на одном из ученых советов мехмата, и вот началось что-то невообразимое. На первом совете не оказалось кворума, на втором совете диссертация проходила блестяще, но тайное голосование (лишь при положительных хвалебных выступлениях и отзывах!) дало отрицательный результат. Само собой разумеется, что открытым голосованием ученый совет отказался утвердить результаты такого голосования. Наконец, на третьем совете кворума вновь не оказалось.
Не знаю, как все это выдержал Боря, а в особенности Нина, которая уже была на пределе, и понял я это в связи со следующим обстоятельством.
Защиты проходили раз в две недели, и каждый раз Боря заранее заказывал традиционный банкет в ресторане, а это такая вещь, которую за час до начала не отменишь, так что мы все вместе регулярно отправлялись туда после этих неудачных заседаний. Помню после третьего совета, во время банкета я встал и сказал следующий тост: «Стало хорошей традицией собираться здесь каждые две недели…», и в этом месте совершенно измученная Нина неожиданно заплакала, а я понял, что несколько переборщил с юмористическим восприятием этой ситуации.
Впрочем, четвертая защита прошла успешно, и диссертационный марафон, наконец, благополучно завершился.
После окончания МГУ мы стали общаться реже, и вот совершенно неожиданно я узнал, что Борис тяжело заболел, а затем пришло известие о его смерти. Нина осталась без мужа с тремя детьми, но она выстояла под ударами судьбы, нашла хорошую надомную работу и вырастила прекрасных мальчиков, в каждом из которых я узнаю типичные Борины черты.
Каждый год 23 февраля в его день рождения мы собираемся у Нины и вспоминаем Борю, нашу студенческую жизнь и так же как когда-то спорим, веселимся и кажется, что Боря находится где-то рядом, с легкой иронией поглядывая на окружающих и вставляя время от время в наш спор свои точные короткие реплики.
Друзья II
Одним из самых способных математиков на нашем курсе был Леша Семенов. Но в отличие от других талантливых студентов он обладал еще одним уникальным качеством, которое я бы назвал пониманием устройства жизни, и несомненным административным талантом. Последний очень редко встречается вообще, а в сочетании с первыми двумя — это настоящая редкость.
Я познакомился с ним на втором курсе, и он поразил меня тогда тем, как прекрасно понимал пружины непростой общественной мехматской жизни. Причем не просто понимал, а активно в ней участвовал, ясно сознавая необходимость этого как для себя, так и для своих друзей. В комитете комсомола факультета и в студкоме 1971 года кроме Леши были Амирджанов, Варданян, Минахин и многие другие незаурядные личности. Результатами их деятельности было оставление в аспирантуре мехмата будущего Филдсовского лауреата Володи Дринфельда, замечательного общего тополога моего друга Бори Шапировского, талантливого Миши Стесина и других студентов, которым по тем временам было не так просто поступить в аспирантуру.
Я многому научился у Леши, особенно мне запомнился урок, связанный с полусекретной анкетой, которую заполнял каждый допущенный к военной подготовке. Был там застрявший со времен 50-х годов вопрос: находился ли кто-нибудь из ваших родственников во время войны на временно оккупированных территориях. Я ответил на этот вопрос отрицательно, но когда на каникулах приехал к родителям в Баку, где тогда командовал армией мой отец, то узнал, что моя мать в возрасте 14 лет в течение 2-х недель формально находилась на такой территории (хотя и в глаза не видела ни одного немца). Воспитанный в суровых военных традициях, я решил обязательно отразить это в анкете и после каникул зашел к кадровику и сделал соответствующую запись к его искреннему изумлению.
