Борис Поплавский - Автоматические стихи
Небо арктических цилиндров было наклонено к неземному скольжению морей отражения. (Стихия Мореллы и в солнечном измерении неизмеримая.)
Всё разрешалось у подножия философии Гегеля, где субъективная и объективная логика согласно играли на солнце — но с различных сторон — нисходящие и восходящие гаммы.
Но когда руки их встречались на одной и той же ноте, происходило томительное междуцарствие звуков и одну секунду казалось: плоскости отражения качались и смешивались, и если бы сомнения продолжали быть, вся постройка обратилась бы обратно в хаос.
Уж и так из запасных звуков вырывались черные руки и ноги, высовывались языки и длинные мокрые волосы периодически, как дождь, закрывали горизонт.
Количество рвалось наводнить метрополию сумерками.
Качество, как огненный столб, всё выше и выше ввинчивалось к рождению воды.
Но вот логики просыпались от оцепенения и сферы опять ускоряли свой бег, из бездны вставал розовый юноша исполинского роста в светло-зеленых брюках.
Было скучно.
«Ноги судьбы были сделаны из золота…»
Ноги судьбы были сделаны из золота.
Живот — из бледных рассветных освещений.
Грудь — из стекла.
Руки — из стали.
Голова ее была вырезана из прошлогодней газеты, а окули, окупи были открыты всем ветрам, и к ним плыли уносимые теченьем воздушные шары, флаги, церковные сооружения и огромные игральные карты египетского происхождения.
Затем окули замыкались, и тысячу лет гром грохотал над землею, в то время как ангелы, выглядывая из окон дирижаблей и публичных домов, многозначительно показывали палец.
И вдруг рождались стихи, всё шумело и плакало под дождем, и мокли уличные плакаты, и листья в уличном ручье забывали о преступлении литературы.
«Стеклянный шар, магический кристалл…»
Стеклянный шар, магический кристалл.
В нем-то и заключен замок, окруженный деревьями и весь в вертикальном направлении, со сложной системой рвов, яркого песку и флагов.
В сумраке розовых кустов открывается вход в подземелье, где золото шумит на террасе и сотни приглашенных любуются великанами и бросают цветы, которые, вместо того чтобы падать, медленно поднимаются на воздух, относимый теченьем.
Ночью все собираются вокруг волшебных фонарей. На белом экране сперва вверх ногами, потом прямо открываются гавани, где освещенные закатным солнцем маленькие люди сидят на обломках римских колонн у зеленоватой и подозрительной воды. Мы восхищаемся их волосами.
Затем всё общество прогуливается между портовыми сооруженьями и, задумавшись, уже никогда не возвращается в замок, где тем временем зажигается электричество, и, пьяное, поет у раскрытых окон.
«Вечером на дне замковых озер зажигаются…»
Вечером на дне замковых озер зажигаются разноцветные луны и звезды; чудовищные скалы из папье-маше под пенье машин освещались зеленым и розовым диким светом; при непрестанном тиканье механизмов из воды выходило карнавальное шествие, показывались медленно флаги, тритоны, умывальники, Шеллинг и Гегель, медный геликоптер Спинозы, яблоко Адама, а также страховые агенты, волшебники, велосипедисты, единороги и дорогие проститутки — все, покрытые тонкими рваными листьями мокрых газет; глубоко под водою разгорается фейерверк — там, в системе пещер, леса, освещенные подводным солнцем, издают непрестанно пение слепых граммофонов; только в подвесных парках была ночь — там останавливались старообразные дирижабли и лучи и крались лучи слабых бутафорских прожекторов и уже солнце всходило над совершенно перестроенным пейзажем, полным забытых стеклянных скелетов и промокших связок оберточной бумаги.
«Стеклянный бег кристалла…»
Стеклянный бег кристалла
Туманный век моста
Ты поняла, ты стала
У корени креста
Туманится погубный
Болотный дом судьбы
Высокий многотрубный
Собор поет, увы, приди
Сонливость клонит
К чему бороться
Усни
Пади
«Белое небо, день жарок и страшен…»
Белое небо, день жарок и страшен
Ласточки низко несутся, беда близка
Сердце мертво и безумно
Клонит ко сну, клонит к земле
Но не страшись упасть
Бездна священна
Кто ниже всех
Тот понял грех
Сдайся, молчи
Улыбнись, заплачь
Отстрани лучи
Позабудь свой страх
Ниже и выше
Далече и ближе
К стране восторга
«Золотая пыль дождя и вечер…»
Золотая пыль дождя и вечер
Вечность книг
Боль, усталость сердца, писем скуку
Ты уже постиг
Что ж, умри, забудь дела и горе
В золотой пыли дождей укройся
Или вновь живи не отвращаясь
Умирая думая не бойся
Всё равно ты скажешь всё что сможешь
Даже слишком много
Ведь достаточно чтоб пыль миров иных
Потемнев упала на дорогу
Тех кто их не поймут
Только раздражает это пенье
Им скучно и они твердят:
Ну хоть бы умер ты
«Мчится вечер, лето на исходе…»
Мчится вечер, лето на исходе
Пыль летит в закрытые сады
Странно жить на белом пароходе
Отошедшем в пении судьбы
Тихо, голос
Сна настает
Ты долго боролась
Склонись на лед
Башня качается
Мир упадет
Уснет, отчается
Проломит лед
Страшно и весело
Гибнуть до вечера
Поблизости вечности
И в неизвестности
Солнце вращается
Летит зима
Всё превращается
И ты сама
«Шар золотой святой пустой…»
Шар золотой святой пустой
Катится в вечность — вернись, постой
Нет, я являю вечную влагу
Пишу и стираю снова бумагу
В лучах свечи
Смейся, молчи
Ты знаешь много
И Богу страшен
Как тень дорогам
Огромных башен
Ты знаешь всё
Тайну храни
Никто не сможет ее убить
Забыть пустое ее лицо
Сомкнись, усни —
Тем только счастье
Кто призрак сам
«Призрак родился, призрак умрет…»
Призрак родился, призрак умрет
Остановится и лед разобьет
Это причуды
Зачем вам знать
Солнце Иуды
Зачем вставать
Истина, скройся
Не в силах вынести
Тихо закройтесь
Глаза пустыни
Зачем тревожишь
Сирени сон
Понять не сможет
Иуду он
Иуду чуда
Звездного блуда
Предательство вечного
Каждого встречного
«Солнце не знает…»
Солнце не знает
Оно молчит
Вечно сияет
Вечно спешит
Если б оно рассказало
Девушка б наземь упала
Прокляло чудо
Солнца-Иуды
Дети, молчите
Вам знать не надо
Шутите, живите
И бойтесь ада
«Только бы всё позабыть…»
Только бы всё позабыть
И не надо счастливым быть
Только бы всё простить
Солнце летит золотое
Рано рассвет над рекою
Смотрится в небо пустое
Очи, товарищ, закрой
Ночь ведь уже пролетела
Сказанных слов не собрать
Грязное потное тело
Жалобно просится спать
Вымойся чисто под краном
Выпей стакан молока
Смирись и ляг
Лодка с товарищем странным
Близится, плещет река
На черный пляж
«Слабость сильных — это откровенье…»
Слабость сильных — это откровенье
О нездешней родине лучей
Тихо сходят приглушая пенье
Дети океанских трубачей
Превращаясь в лед
Из года в год
Каменное сердце
Каменные звуки
Стук молитв
Скрежет словесных битв
И всё хохочет
И всё грохочет
И всё погибнуть, погибнуть хочет
«Глубокое время текло до заката…»
Глубокое время текло до заката
Ночью пруды наполнялись очами судьбы
Желтея равнина впивала косую расплату
За летнее счастье и реки ложились в гробы
Высокие птицы во тьме родников отражались
Согретые мхи размышляли упав с высоты
Над золотом леса прозрачные волны рождались
Высокой истомы и ясной осенней мольбы
И так до заката не трогались с места сиянья
Нам, листьям, казалось мы долго еще подождем
И капало тихо хрустальной струей мирозданье
В таинственной памяти чистый святой водоем
«Голубым озерам на вершине…»
