Григорий Кошечкин - Военные приключения. Выпуск 2
Время вновь напомнило о себе приглушенным баритоном часов.
— Птицын, — встрепенулся Василий Семенович, — начальника штаба ко мне.
— Петр Андреевич, что вы думаете о действиях роты Гогишвили? — спросил он, когда начштаба вошел.
— Я думаю, что на своем участке Гогишвили душманов не пропустит, — тут же ответил капитан Рощин, сразу поняв, что имел в виду комбат. — Иное дело, — продолжал он, — что шансы на успех у нас, да и у всех участвующих в операции малы. — Рощин кивнул на карту. — Мы ведем поиск вслепую, нужны агентурные данные о местонахождении заложников.
— Я того же мнения, — признался Воронцов. — Поиск затянулся… А что делать? Ждать?
— Угораздило же их выехать без охраны! — снова сокрушенно вздохнул Птицын. — А теперь приходится возиться.
Комбат удивленно посмотрел на лейтенанта, выдержал паузу и медленно произнес:
— Птицын, в городе всегда ездили без охраны. Это во-первых. И второе. Идите-ка побыстрей к подчиненным, во взвод.
Лейтенант ошалело вскочил, одернул китель и выбежал за дверь. Начштаба слегка улыбнулся. Воронцов же хмуро сдвинул брови.
— Вот гусь… В общем, надо людей возвращать обратно. Такое будет решение.
VIIСолнце провалилось за горы, стало темно и смутно. Но моджахеды, казалось, нюхом определяли путь; дорога хрустела гравием. Где-то далеко позади по равнине перекатывался пустой луч прожектора. Душманы по-прежнему торопились, подгоняли пленников прикладами и плетками. Шли по ровной местности, потом начали спускаться. На дне оврага группу остановили. Пахло глиной и остывшими камнями. Темным пятном угадывался грузовик. Пленникам приказали забраться в кузов. Потом полезли бандиты. Они кряхтели, переругивались вполголоса, лезли по головам, как огромные пауки, наконец уселись кто на ком, грузовик тут же тронулся.
Здоровенный детина взгромоздился прямо на Шмелева и Сапрыкина и на каждом ухабе ворочался, выбирая положение поудобней, словно и не сидел на людях. От него исходил запах невыделанной овчины.
Всю дорогу Шмелева точила мысль о побеге. Он пытался дать хоть какой-то знак Ивану Васильевичу, с которым его связали. Когда машину в очередной раз тряхнуло, Сапрыкин, улучив момент, хрипло шепнул:
— Ты не торопись, сейчас не время…
Шмелев заерзал и ничего не ответил.
Ехали долго. Казалось, вот-вот грузовик развалится на части и все рухнут куда-то между отлетевших колес. Но машина, как ни странно, с ревом ползла дальше.
Сафаров ругался площадной бранью. Бандит отчаянно бил его каблуком, но Сафаров продолжал поносить его руганью на русском и таджикском одновременно.
— Побереги силы, Сафаров, — подал голос Сапрыкин и тут же получил удар ногой.
Сафаров же, казалось, никого не слышал.
Наконец грузовик остановился. Это было глухое горное ущелье. В темноте угадывалась каменистая дорога. Впереди ярко светилась пещера — в ней метался огонек. Туда и двинулись. В неверном свете костра темные угрюмые стены пещеры и такие же непроницаемые лица душманов казались зловещими. Пленников заставили лечь на землю. Из черноты входа, словно призраки, появлялись заросшие бородатые люди. Они подходили к связанным и обессиленным людям, с любопытством разглядывали их, некоторые пинали ногами, тыкали стволами автоматов. Седобородый старик, узкоглазый и сухой, вдруг вырвал из ножен кинжал и резко занес его над Тарусовым. Тот отшатнулся и вскрикнул. Но старик лишь слегка кольнул Тарусова в грудь. Душманы весело засмеялись. Делали они все без особой злости, но с той долей обязательности, которая всегда есть в поведении победителя по отношению к побежденному.
Появился «Иисус», что-то сказал, и через несколько минут пленникам принесли ведро воды. Руки у всех были по-прежнему связаны за спиной, поэтому, чтобы напиться, приходилось вставать на колени и удерживать равновесие.
Пленников на время оставили в покое. Двое с автоматами остались у входа. Только теперь узники почувствовали, как измотались и устали. Из глубины пещеры тянуло могильным холодом, мерзлый камень, казалось, вытягивал последнее тепло. Многие впали в полузабытье. Не смыкал глаз лишь Тарусов: его била сильная дрожь.
— Что же с нами будет теперь, Иван Васильевич? — шепотом спросил он, повернув голову к Сапрыкину.
Сапрыкин разлепил глаза, глянул на Тарусова.
— Будем ждать, пока не освободят. Если сможем — сбежим.
— Уйти хотя бы одному, чтобы привести наших, — горячо и напористо зашептал Шмелев.
— Уходить надо всем. Захватить у душманов оружие. Одному плохо — поймают. Да и дожидаться тебя с подмогой не станут. Уведут остальных в другое место. А не успеют, сам знаешь, не пожалеют… Бежать надо всем вместе.
Сапрыкин замолчал и закрыл глаза. Попытался заснуть, но прошедшие события вертелись в голове, не давали покоя. Смерть Тихова… Отчетливо и ясно, словно на контрастном снимке, вспомнил, как вскочил навстречу бандиту, а потом — удар… «Останется шрам, — вяло подумал он, — конечно, если буду жив».
И снова с острой болью он подумал о Тихове. Когда его убили, он почувствовал только ужас, все смешалось… Сам напросился, чтобы ему доверили автомат, бравировал… Веселый, простодушный Тихов. В Пензе — жена, ждет с двумя детьми. Теперь вдова.
В чем же была их ошибка? Сапрыкин попытался сосредоточиться. Мешала головная боль. Как еще череп не проломили… Кто же виноват, что они попали в лапы душманов? Они всегда ездили без охраны. Оружие брали так, для порядка. Винить погибшего?
Голова раскалывалась. У Сапрыкина было такое чувство, будто ему в черепную коробку запихали горячий кирпич, и от этого глаза вот-вот должны вылезти из орбит. Сапрыкин прикрыл веки, чтобы не видеть ни тлеющего костра, ни блестящих глаз душманов-охранников. «Себя винить надо, — подумал он с горечью. — Я — старший, значит, с меня и спрос».
Лишь перед рассветом забылся Сапрыкин в настороженном сне. Как только начало светать, охранники подняли всех, вывели из пещеры и построили. «Иисус» уже ждал их, стоял, широко расставив ноги, прищуренные глаза смеялись. Вместо чалмы и традиционной афганской одежды на нем были каракулевая шапка и шаровары, заправленные в ботинки с высокой шнуровкой, костюм дополнял грязный серый свитер, надетый под кожаную меховую безрукавку. Время от времени к нему подходили сообщники, он давал им краткие указания. Одеты были по-разному, хуже его, за исключением одинаковых у всех ботинок. У каждого за спиной торчал «бур» или автомат.
Вокруг громоздились скалы, уходящие высоко вверх, изборожденные трещинами, обветренные. Словно морщины на лице гигантского каменного края. Солнце всходило, растапливало клочки тумана, и воздух почти на глазах светлел, становился прозрачным. Голубые тени на островках снега постепенно исчезали, снег белел на глазах; вступал в силу извечный в горах закон контраста.
Чернобородый что-то сказал, кивнул в сторону пленных, и двое подручных принялись развязывать веревки. Видно, посчитал, что пленным теперь не убежать. «Свою силу знают», — подумал Сапрыкин.
Все молчали, даже Сафаров, он опустил голову, и сосредоточенно выковыривал носком ботинка камешки на дороге. Верилось и не верилось, что это он стоял сейчас с вывернутыми назад руками в черт знает где затерянном ущелье. Казалось, что никогда не покидал он пределов Родины и не было в помине кошмарной ночи, не было расстрелянного Абдулки и зарезанного Тихова.
Нет ничего тягостней и страшней, чем первое утро в неволе, когда надежда на спасение становится маленькой и ничтожной, как последняя спичка в зимней тайге. Родина, могучая, огромная, сильная, где ты? Кажется, прямо за проклятым хребтом, только перешагни его, — и она раскинется во всей своей силе и величии.
Приди, Родина!
VIIIЧитаев появился в модуле поздно вечером. Хижняк и Водовозов уже сидели в комнате и пили чай. Он назывался изысканно: «седой граф».
— Что задержался? — спросил Хижняк.
— Старшине указания давал, — хмуро ответил Читаев. — Комбат сказал быть готовыми в любую минуту на выезд. Поедем, наверное, на смену Гогишвили. Они завтра возвращаются.
Он сел за стол, приподнял чайник, проверяя на вес его содержимое, плеснул себе в стакан, сыпанул чая. Сделал глоток, обжегся. «Сегодня не успели, — подумал он, глядя, как медленно распускаются чаинки, — а завтра, если не будет вводных, надо будет еще раз почистить оружие…»
С самого утра рота занималась по расписанию — отрабатывали действия в наступлении в горной местности. А после обеда разгружали два тяжелых Ми-6. Вымотались изрядно.
— Завтра людей на чистку оружия.
— Сколько же его чистить? — отозвался Хижняк и зевнул.
— Не помешает, — отозвался Читаев довольно резко.
Последние дни он ходил раздраженным и взвинченным. Сегодня ни с того ни с сего резко отчитал рядового Щекина — добродушного увальня с веснушчатыми веками. Хотя и повода не было: приказал ему принести журнал боевой подготовки, а тот, перепутав, принес журнал для политзанятий. Потом, после обеда, случился конфликт с начальником штаба Рощиным. Пытался доказать ему, что рота слишком часто привлекается на подсобные работы. «Я вам приказываю», — вспомнил он ледяной тон Рощина и мысленно послал его ко всем чертям.
