Алишер Навои - Газели
Редкие дары юности
Чуть раскрывшись, к ночи вянут розы в цветнике мирском,
Дни блаженством нам не станут без вина в саду таком.
Нет ни верности, ни чести, кравчий, в поступи времен,
Верен нам, не кличь всех вместе пить в толчении людском.
В мире только беды сулят людям милость обрести,
А покоя ждешь — да будет путь к нему тобой иском!
Хоть хмелен я в полной мере, старец в погреб дверь закрыл, —
Смилуйся, открой мне двери, о слывущий добряком!
Не посмей в делах неправых крови возжелать людской.
Но веселье чаш кровавых любо нам вкусить глотком.
Пусть, о шейх, крушит порухой твердь небесная врагов,
Но да буду с той старухой я вовеки незнаком!
Навои, познай и ведай: хочешь берега достичь —
Ты ладью вина отведай, будь в ней кормчим-вожаком!
* * *
Среди людей я никогда собрата отыскать не мог,
Кому была бы не чужда лихая боль моих тревог.
И чашу всех кровавых мук, поверьте, можно претерпеть,
Когда в беде есть верный друг, который бы тебе помог.
Подобен перстню небосвод, а звезды — камешки на нем,
И в каждой тебя гибель ждет — в них яд тебе он приберег.
Сей мир печалью сокрушен: в ночи рыдая над тобой,
Все поднебесье тьмою он — завесой скорби обволок.
О, мир лукав, его щедрот своим желаниям не жди,
Он лишь на миг тебе сверкнет — увы, лишь на недолгий срок.
Не сыщешь верности, пойми, средь человеческих сынов,
Не думай, что дружа с людьми, ты не познаешь сей порок.
Вот и остра, и ладна речь, а тонкий смысл ее — во вред:
Людей к себе в друзья завлечь не помогает острый слог.
О виночерпий, дай вина, вся плоть моя горит от ран, —
Огнем да гущею со дна мои ты раны бы прижег!
Не диво, что беседный круг столь тешат песни Навои:
Его надсадных стонов звук то густ и низок, то высок.
* * *
Всех горных кряжей тяжелей любви лихая кладь:
Дано великой мощью ей и Каф-гору попрать.
Дракон — и тот в степях любви подвластен муравью,
Хотя по силе муравьи драконам не под стать.
В любви сжигают пламена и черствые сердца, —
Так пикам молний мощь дана и кряжи гор пронзать.
Святоша, чужд тебе недуг сгорающих в любви, —
Пугать их жаром адских мук — напрасно слов не трать.
Незримо души жертв своих пронзает меч любви, —
Таит его от глаз людских ресниц лихая рать.
О ты, кого стократ гнетет любовь поклажей мук,
Безропотно всю боль невзгод прими как благодать.
О Навои, не суесловь — жизнь за любовь отдай,
А понапрасну про любовь не надобно болтать.
Чудесные свершения середины жизни
На дивном лике от вина вдруг розы замерцали, —
То завязь роз в росе видна иль отблеск роз в зерцале?
Когда в зерцало глянешь ты и лик свой в нем увидишь,
То — словно бы на гладь воды все блики солнца пали.
В дремоте взор твой колдовской таит все смуты мира,
Очнешься — и весь мир мирской погиб не навсегда ли!
Пунцовый блеск твоих ланит сокроет всех красавиц:
Пылинки, если свет слепит, когда ж видны бывали?
Я, луноликою забыт, навек покину грады:
В пустыню путь тому лежит, кто жизнь влачит в опале.
Вся жизнь печалями полна, им в мире не иссякнуть, —
Дай, виночерпий, мне вина, чтобы забыть печали.
Будь отрешен, как Навои, взыскуя единения, —
Все прежние дела твои — не зряшная тщета ли!
* * *
В небесах — голубизна, рдеет в облаках просвет —
Цвет багряного вина, голубого кубка цвет.
Раз небес круговорот нам одним лишь беды шлет,
Чаша мерой с небосвод — нам спасение от бед.
Если мысль твоя, темна, спит и днем во мраке сна,
Выпей алого вина — даже ночью вспыхнет свет.
Позабудем в ложный час мы — людей, а люди — нас,
А испей вина хоть раз — и забвенья нет как нет.
О советчик, жизнь уйдет — значит пить пришел черед:
Кто велит не пить нам, тот бесполезный дал совет.
О святоша из святош! Если единенья ждешь,
Все желанья уничтожь, и тогда лишь ты — аскет.
Навои, рассвет багрян — хмель вкушай, что цветом рдян:
Кем же еще будет дан небесам багряный цвет!
* * *
Слов о любви ввек не изречь дал сам себе зарок я:
От них уберегу и речь, и письменный мой слог я.
Не очаруюсь, слеп и нем, истомными очами,
И видеть лик, желанный всем, мечтою пренебрег я.
Безверию любви не смочь осилить мою веру:
Из сердца идол изгнан прочь — храню души чертог я.
Не ведать бы мне в час ночной хмельных утех с любимой,
Чтоб поутру в тоске хмельной не стал бы одинок я.
И если не стерплю я впредь, зарок любви нарушу —
Насколько хватит сил терпеть, сокрою тот порок я.
О шейх! Любви, как и вину, один исход — разлука, —
В моем зароке не сверну вовек с благих дорог я.
О шах! Смири свой грозный нрав, не жги людские души,
Страшись — мол, как бы, в ад попав, в огне тебя не сжег я.
Зарок, о Навои, упрям: в нем тоже сила долга,
Лишь долга моего друзьям нарушить бы не смог я.
* * *
Мир потому-то и жесток, и прочен в нем порок,
Что он любовью пренебрег и в верности не строг.
И если верности в нем нет, то нет и дива в том:
Незыблемы устои бед — всех мук людских исток.
Кто речь по разуму ведет, тот благо обретет:
Все зрелое для всех доход — равно и плод, и слог.
Все, что изведало расцвет, к ничтожеству придет:
Путь шейхов одряхлевших лет к ребячеству пролег.
Людей порочит грубый нрав, марает их тщетой,
Красивый тоже, грубым став, от красоты далек.
Глупец сокровище найдет и сгубит все зазря, —
Так до трухи истреплет кот и дорогой клубок.
О Навои, ты бы пресек общение с людьми:
Одно — достойный человек, другое — дурачок!
* * *
Не со мною юный мой цветок в тьме чужого сада в эту ночь,
До утра стенал я, одинок, жгла меня досада в эту ночь.
Сто разящих пламенем долин встретили меня в степи разлук,
И, в огонь гоним, я был один среди клубов смрада в эту ночь.
Не пытай меня — мол, что за гнет в сердце обезумевшем моем, —
Муками меня оно убьет — жизнь мне горше яда в эту ночь.
Звезды в помраченных небесах завели со мною разговор, —
Все, о чем мы говорили, — страх нашего разлада в эту ночь.
Если и в сто солнц блеснет рассвет, не пробить ему кромешной тьмы:
Скорбь моя окутала весь свет пеленою чада в эту ночь.
Что ни миг, я, скорбью одержим, меч смертельных мук в себя вонзал,
Будет ли мучениям моим хоть к утру преграда в эту ночь?
Кличу смерть я: «Милостивой будь, жертва я твоя, избавь от мук,
Все равно мне смерти не минуть — не придет пощада в эту ночь!»
И да будет навсегда забыт блеск рассвета брезжущего дня, —
Судный день зарей да заблестит: я в предверье ада в эту ночь.
Навои, весь гнет лихих скорбей — все, что может мысль собой объять,
Для погибели души моей слать мне небо радо в эту ночь.
* * *
Мне любимой бы дождаться — я стою, смятенно жду,
Люди — те вблизи теснятся, я — вдали — не на виду.
Та шалунья озорная привечает всех стократ,
Я же, сир, томлюсь, стеная, за бедой терплю беду.
Люд бежит за ней, сбирая прах с пути ее коня,
Прахом лоб свой посыпая, я один вдали бреду.
Для иных, как светоч счастья, рдеет жаром лик ее,
Мое сердце в пламя страсти мотыльком летит в бреду.
Любо в пиршественном круге ей с друзьями ликовать,
Мне ж стенать в моей лачуге жребий выпал на роду.
Раз уж горький хмель разлуки мне свиданья не сулит,
Я, страшась смертельной муки, в винный погребок пойду.
Нужно ль алый хмель в фиалах пить с любимой, Навои?
Лучше уст коснуться алых, жизнь вручая их суду.
Поучительные заветы старости
Древний мир сей — что острог, не лови тщеты мгновенной:
Кто себя к утехам влек — стал рабом неволи пленной.
Тщетно не лелей мечты, чтоб сыскался вход заветный:
Ныне прочно заперты двери тайны сокровенной.
В прихотях людским сынам пользы нет без воздержанья,
Может, будет, только нам нрав дарован не смиренный.
Чужд мне сутью ледяной храм святош — ханжей притворных,
Лучше класть поклон земной пред огнем в молельне бренной.
Если пить пришел черед, пусть нальет нам виночерпий, —
И без звона струй сойдет барабан обыкновенный.
Если нам не верен дом, осененный правой верой,
К иноверцам мы пойдем на другой конец вселенной.
Жизнь уходит день за днем, будь же добрым и веселым,
Чтобы не жалеть потом об утрате незабвенной.
* * *
Без любимой вино — это яд и отрава:
Или горько оно, или солоно, право.
Подают мне совет — жизнь сложить пред неверной,
А во мне жизни нет, — рассудили бы здраво!
Мне б увидеть твой лик, да соперники злятся:
Нищий к травле привык — зла собачья орава.
И когда твоих уст хмель багряный коснется,
Словно розовый куст, сердце рдеет кроваво.
Я тобою сожжен — сердце дымом чернеет,
Стая черных ворон — мне и казнь, и расправа.
Друг мой, если ко мне прикоснется святоша,
След тот вымой в вине — его хватка лукава.
Навои грустно лег пред жестокой во прахе —
Отдохнуть от тревог беспокойного нрава.
* * *
Мир лукав, он схож с невестой, с ним не заводи бесед:
Как ни холь его, ни пестуй, к людям в нем участья нет.
Льнущий к миру беззаботен: ждет удачи, а она
К одному из многих сотен не придет и за сто лет.
Все вершит он хитрым ладом: залучит тебя в силки,
Думаешь — удача рядом, а глядишь — пропал и след.
В перстне солнца сгустки яда он готовит для людей:
Блеск его — как бы услада, но опасен тот шербет.
Ты оставь эту невесту, в этом мире ты — лишь гость:
Страннику при ней — не место, он — иным местам сосед.
Даже ежели вы двое меж собой недалеки,
Встречей с близкою мечтою ты не будешь обогрет.
Навои, свой дух очисти, с высшей сутью будь един,
Чтобы пут твоей корысти не осталось и примет.
* * *
Кто в долину единенья страстным помыслом влеком,
На коне всеотрешенья пусть он станет седоком.
Но тому не доведется в этот путь коня седлать,
Кто навек не заречется жить в толчении людском.
Должен странник в той дороге отрешиться от всего,
А иначе — без подмоги он в скитальчестве таком.
Милость Друга своей сенью озаряет этот путь,
И дороге к единенью как остаться чужаком!
Ни натугой, ни потугой воли рока не минуть:
Доброму не стать жадюгой, а жадюге — добряком.
Дай испить мне их фиала, кравчий, — душу мне взбодри
И, чтобы полегче стало, лей мне полным черпаком.
Но с минутным оживленьем не смирится Навои, —
Со всечасным обновленьем да пребудет он знаком!
Низамаддин Мир Алишер