Эдгар По - Ворон(переводы)
И твердил, взамен молитвы, этот горестный укор,
Этот возглас… "Nevermore".
Он сидел на белом бюсте; я смотрел с улыбкой грусти -
Опустился тихо в кресла – дал мечте своей простор;
Мчались думы в беспорядке – и на бархатные складки
Я поник, ища разгадки: что принёс он в мой шатёр -
Что за правду мне привёл он в сиротливый мой шатёр
Этим скорбным "Nevermore"?
Я сидел, объятый думой, молчаливый и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор.
Мысль одна сменялась новой; в креслах замер я, суровый.
И на бархат их лиловый лампа свет лила в упор…
Не склониться Ей на бархат, светом залитый в упор,
Не склониться – "Nevermore"…
Чу – провеяли незримо, словно крылья серафима -
Звон кадила – волны дыма – шорох ног о мой ковёр…
"Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья,
Чашу мира и забвенья, сердцу волю и простор!
Дай – я выпью и забуду, и верну душе простор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore".
"Адский дух иль тварь земная, – произнёс я, замирая, -
Кто бы, сам тебя ли Дьявол или вихрей буйный спор
Ни занёс, пророк пернатый, в этот дом навек проклятый,
Над которым в час утраты грянул Божий приговор, -
Отвечай мне: есть прощенье? истечёт ли приговор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore".
"Адский дух иль тварь земная, – повторил я замирая, -
Отвечай мне: там, за гранью, в Небесах, где всё – простор,
И лазурь, и свет янтарный, – там найду ль я, благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, -
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore".
Я вскочил: "Ты лжёшь, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты,
Унеси во тьму с собою ненавистный свой убор. -
Этих перьев цвет надгробный, чёрной лжи твоей подобный, -
Этот жуткий, едкий, злобный, пепелящий душу взор!
Дай мне мир моей пустыни, дай забыть твой клич и взор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore".
И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный чёрный Ворон -
Над дверьми, на белом бюсте он сидит ещё с тех пор,
Злыми взорами блистая – верно, так, о злом мечтая,
Смотрит демон; тень густая грузно пала на ковёр,
И душе из этой тени, что ложится на ковёр,
Не подняться – "Nevermore".
Г. Голохвастов 1936
Раз, когда в ночи угрюмой я поник усталой думой
Средь томов науки древней, позабытой с давних пор,
И, почти уснув, качался, – вдруг чуть слышный звук раздался,
Словно кто-то в дверь стучался, в дверь, ведущую во двор.
'Это гость', пробормотал я, приподняв склоненный взор, -
'Поздний гость забрел во двор'.
О, я живо помню это! Был декабрь. В золе согретой
Жар мерцал и в блеск паркета вкрапил призрачный узор.
Утра ждал я с нетерпеньем; тщетно жаждал я за чтеньем
Запастись из книг забвеньем и забыть Леноры взор:
Светлый, чудный друг, чье имя ныне славит райский хор,
Здесь – навек немой укор.
И печальный, смутный шорох, шорох шелка в пышных шторах
Мне внушал зловещий ужас, незнакомый до сих пор,
Так, что сердца дрожь смиряя, выжидал я, повторяя:
'Это тихо ударяя, гость стучит, зайдя во двор,
Это робко ударяя, гость стучит, зайдя во двор:
Просто гость, – и страх мой вздор':
Наконец, окрепнув волей, я сказал, не медля боле:
'Не вмените сна мне, сударь иль сударыня, в укор.
Задремал я, – вот в чем дело! Вы-ж стучали так несмело,
Так невнятно, что не смело сердце верить до сих пор,
Что я слышал стук!': – и настежь распахнул я дверь во двор:
Там лишь тьма: Пустынен двор:
Ждал, дивясь я, в мрак впиваясь, сомневаясь, ужасаясь,
Грезя тем, чем смертный грезить не дерзал до этих пор.
Но молчала ночь однако; не дала мне тишь ни знака,
И лишь зов один средь мрака пробудил немой простор:
Это я шепнул: 'Ленора!' Вслед шепнул ночной простор
Тот же зов: и замер двор.
В дом вошел я. Сердце млело; все внутри во мне горело.
Вдруг, опять стучат несмело, чуть слышней, чем до сих пор.
'Ну', сказал я: 'Верно ставней ветер бьет, и станет явней
Эта тайна в миг, когда в ней суть обследует мой взор:
Пусть на миг лишь стихнет сердце, и проникнет в тайну взор:
Это – стук оконных створ'.
Распахнул окно теперь я, – и вошел, топорща перья,
Призрак старого поверья – крупный, черный Ворон гор.
Без поклона, шел он твердо, с видом лэди или лорда,
Он, взлетев, над дверью гордо сел, нахохлив свой вихор -
Сел на белый бюст Паллады, сел на бюст и острый взор
Устремил в меня в упор.
И пред черным гостем зыбко скорбь моя зажглась улыбкой:
Нес с такой осанкой чванной он свой траурный убор.
'Хоть в хохле твоем не густы что-то перья, – знать не трус ты!'
Молвил я, – 'но вещеустый, как тебя усопших хор
Величал в стране Плутона? Объявись!' – Тут Ворон гор:
'Никогда!' – сказал в упор.
Я весьма дивился, вчуже, слову птицы неуклюжей, -
Пусть и внес ответ несвязный мало смысла в разговор, -
Все-ж, не странно-ль? В мире целом был ли взыскан кто уделом
Лицезреть на бюсте белом, над дверями – птицу гор?
И вступала-ль птица с кличкой 'Никогда' до этих пор
С человеком в разговор?
Но на бюсте мертвооком, в отчужденьи одиноком,
Сидя, Ворон слил, казалось, душу всю в один укор;
Больше слова не добавил, клювом перьев не оправил, -
Я шепнул: 'Меня оставил круг друзей уж с давних пор;
Завтра он меня покинет, как надежд летучих хор:
'Никогда!' – он мне в отпор.
Поражен среди молчанья метким смыслом замечанья,
'На одно', – сказал я – 'слово он, как видно, скор и спор, -
Жил с владельцем он, конечно, за которым бессердечно
Горе шло и гналось вечно, так что этот лишь укор
Знал бедняк при отпеваньи всех надежд, – и Ворон-вор
'Никогда' твердит с тех пор.
Вновь пред черным гостем зыбко скорбь моя зажглась улыбкой.
Двинув кресло ближе к двери, к бюсту, к черной птице гор,
В мягкий бархат сел тогда я, и, мечту с мечтой сплетая,
Предавался снам, гадая: 'Что-ж сулил мне до сих пор
Этот древний, черный, мрачный, жуткий Ворон, призрак гор,
'Никогда' твердя в упор?
Так сидел я полн раздумья, ни полсловом тайных дум я
Не открыл пред черной птицей, в душу мне вперившей взор.
И в догадке за догадкой, я о многом грезил сладко:
Лампы свет ласкал украдкой гладкий бархатный узор, -
Но, увы! на бархат мягкий не приляжет та, чей взор
Здесь – навек немой укор.
Вдруг, поплыли волны дыма от кадила серафима;
Легкий ангел шел незримо: 'Верь, несчастный! С этих пор
Бог твой внял твое моленье: Шлет он с ангелом спасенье -
Отдых, отдых и забвенье, чтоб забыть Леноры взор!:
Пей, о, пей же дар забвенья и забудь Леноры взор!'
'Никогда!' – был приговор.
'Вестник зла!' – привстал я в кресле, – 'кто-б ты ни был,
птица ль, бес-ли,
Послан ты врагом небес-ли, иль грозою сброшен с гор,
Нелюдимый дух крылатый, в наш пустынный край заклятый,
В дом мой, ужасом объятый, – о, скажи мне, призрак гор:
