Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Когда настанет час желанный
Разлуки с жизнию туманной
И от земных тяжелых уз
Я равнодушно отложусь, —
Мир вечной жизни, тихий, ясный,
Тогда почиет на челе;
Но пережить тебя ужасно,
Покинуть тяжко на земле!
Тогда в душе, для услажденья
Минуты смертного томленья,
Я положу завет святой…
И жди меня в часы полночи,
Когда людей смежатся очи
И месяц встанет над рекой.
Приду на краткое свиданье,
Скажу, что я узнала там,
И замогильные желанья,
И тайну неба передам.

           Уныло воет ветр ночной,
Заглохнул бор, поляны пожелтели,
И не слыхать ни песен, ни свирели
           В долине темной и пустой.

Кристальные потоки замерзают,
Их, скована, безмолвствует тоска,
           И в небе дымном облака
Туманною грядою пробегают.

Где вы, певцы небесной высоты?
Уже вас нет, вы сладкий гимн отпели;
Цветущие дубравы опустели,
Последние с них падают листы.

И обнаженные, колеблясь, дерева
     Таинственный высказывают ропот,
           И сердцу слышится их шепот,
До слуха чуткого касаются слова.

Я не грущу с природой мрачной, хладной,
Всё, всё теперь в созвучии со мной —
           Всё образ жизни безотрадной
           И безнадежности земной!..

           Прости, лечу! В дали необозримой,
           Как утренний туман, исчезну я,
Невидима очам, для чувств непостижима,
                       Как темная загадка бытия.

           Твои смешны ничтожные усилья,
           Тебе нельзя достигнуть до меня:
Я легче воздуха, я получила крылья,
                       Теперь совсем другая я.

           Смотри: как тлен, мои распались цепи,
           Мне радостный отныне жребий дан,—
Я беспредельные теперь увижу степи,
                       Я преплыву безбрежный океан.

           Прости, лечу! В красе неизъяснимой
           Передо мной и небо, и земля;
И в мире многое мне стало постижимо, —
                       Теперь совсем другая я.

           Люблю луны волшебное сиянье,
           И запах лип, и легкий шум ветвей,
                       Люблю забот людских молчанье,
                       Люблю безмолвие страстей.
Люблю в час вечера унылой флейты звуки
           И слушаю их нежный перелив,
                       Склонив главу, скрестивши руки,
                       В груди дыханье притаив.

Зачем же мне, с столь пламенной душою,
С столь нежною способностью любить,
Не суждено коварною судьбою
Мои мечты на миг осуществить?
Восторг любви, блаженство и томленье
Зачем же мной не узнаны досель?..
Но краткая минута размышленья —
И вижу здесь таинственную цель:
Что в пламени любезного страданья
Всегда легко очиститься душой,—
Моя ж душа в горниле испытанья
И скудных благ и горести земной.

Ее здесь нет! Когда в тени древесной
В таинственный час вечера стою
И слушаю песнь птички поднебесной,
И сладкую весны прохладу пью,
Тогда твержу с невольными слезами:
«Прости, прости, мой догоревший день!»
И тихими минувшее крылами
Приносит мне утраченную тень
И радует знакомыми чертами.

Смиритеся, отважные мечтанья,
Здесь ничему свершиться не дано!
           Великому — предначертанье!
Прекрасному — мгновение одно!

Еще твоих мы ждали песнопений, —
Всё кончено! твой грозный час пробил,
           Наш вековой поэт и гений,
Исполненный могущественных сил!

Так, и тебя судьба не пощадила!
Задумчиво над урною твоей
           Главу Поэзия склонила.
Кто заменит утраченное ей?

           Как важны были начинанья!
           Увы! сколь кратко бытие!
           Но имя славное твое
           Веков грядущих достояние!

Сердца тяжкое томленье,
Несказанная печаль,
Оскорбленье, сожаленье —
Вас влечет волна забвенья
В неразгаданную даль.
От напрасного страданья
Отдохнуло, сердце, ты,
Отреклося от желанья,
И погиб в воспоминании
Образ милой мне мечты.
Но счастливые мгновенья,
Но восторженные дни
Спасены от разрушенья:
На обломках сожаленья
Ярко врезались они.

           Брось лиру, брось, и больше не играй,
И вдохновенные, прекрасные напевы
Ты в глубине души заботливо скрывай:
           Поэзия — опасный дар для девы!

           Мечтаешь ли на жизненном пути
           След огненный прорезать за собою;
           Иль думаешь сочувствие найти
В толпе, окованной ничтожной суетою;

Иль юная пылает голова
Мечтой похвал и льстивого вниманья,
И рядишь ты, как жертву на закланье,
Твой смелый стих в блестящие слова,—

Дитя-поэт! За славой не гонись:
Она ничем нам сердца не согреет;
Иль с долей счастия простись:
Где гордый лавр, там мирт не зеленеет!

Что девственно очувствовала ты,
Что думою осмыслила глубоко,
Брось изредка украдкой на листы, —
Да не убьет завистливое око
Твоей возвышенной мечты.

Свирель, унылая свирель!
Буди, буди пастушек рано!
Пусть кинут мирную постель
Они с денницею румяной,
Услыша раннюю свирель.

Свирель, унылая свирель,
Сзывай пастушек в полдень знойный,
В приют тот свежий и покойный,
Где бук растет, густеет ель,
Где в травке ландыши белеют,
Семьей березки зеленеют
И трелит нежная свирель.

Свирель, унылая свирель!
Сзывай младых пастушек в поле!
Храни в беспечной, ясной доле,
Гони всё мрачное отсель,
Чтобы тоски они не знали
И с тайной грустью не взывали:
Свирель, унылая свирель!

      Увы! за что ты счастлива так много?
           Скажи, какой обет святой,
Какая чистая мольба к престолу бога
           Принесена была тобой?

           И всё, что кратко, что не наше,
      Что видим мы в пролетных грезах сна,
Недостижимого, земного счастья чаша
      Сладчайшая тебе поднесена.

Не с пламенным восторгом и слезами
Ты приняла небесное питье,
Но медленно коснулася ее
Холодными, бездушными устами.

           А знаешь ли, а чувствуешь ли ты,
Что, в мире ничьему уделу не ревнуя,
Ни счастию любви, ни блеску красоты,—
           Одной тебе завидовать могу я?

Люблю, когда заря сливается с зарей,
И утренний туман седеет над рекой,
И бледная луна на ясном небе тмится;
Когда душа не спит, тогда очам не спится,
Мечты печальные, видений смутный рой.
Как тени из могил, выходят в тьме ночной,—
Всё иссушает грудь, и сердце, и здоровье,
И тяжко голове на влажном изголовье.