Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Любви призывы отзвучали,
Сумел я чувства обуздать,
Сумев под стать своей печали
В себе весь мир пересоздать.

Я сразу мощь свою утроил,
К стопам фантазии припав,
И у воды себе построил
Дворец для празднеств и забав.

Детали зданья без помарки
Я вмиг в гармонию сложил
И в пышном регулярном парке
Аллею к морю проложил.

Аллею море замыкает;
Волну вздымая за волной,
Валун оплывший облекает
В хламиду пены кружевной.

У моря мысли безгреховны,
Да и не стоит мыслить там,
Где можно наблюдать, как волны
К твоим стремятся берегам,

Перебирают пены четки,
Приплясывают, как медведь,
Чтоб прозвенеть об днище лодки,
В аллеях вздохом прошуметь.

Желанный отдых обещает
Мне этот парк над ширью вод,
Где вздохам моря отвечает
Аллей колышущийся свод.

И повседневная рутина
Изгонится из головы,
Когда сольются воедино
Дыханье волн и шум листвы.

Часы я провожу в покое,
Но чуть закат в волнах померк –
С балкона я махну рукою,
И расцветает фейерверк.

И вновь при свете неустанно
Ночь озаряющих ракет
Под звуки флейты у фонтана
Заводят пары менуэт.

Пусть лживо флейта напевает,
Ты ложь ее благослови –
О том, что в мире не бывает
Препон для истинной любви;

Что эти дамы, чьи движенья
Для созерцания – как мед,
Не детища воображенья,
И явь их места не займет;

Что не сумеет неизбежность,
Врываясь яростно извне,
Затмить глаза, в которых – нежность
И сострадание ко мне.

Но с треском радостным ракета
Вдруг небеса завесят сплошь,
И под напевы менуэта
Вдруг в правду перельется ложь.

И я пойму, что не бесцельно
Текут сквозь пальцы зерна лет;
Что счастье с сердцем нераздельно,
Как нераздельны мрак и свет;

Что прав не тот, кто торжествует
В унылой жизненной борьбе;
Что несомненно существует
Лишь то, что грезится тебе;

Что нужно жизни опыт грубый
Воображеньем поверять
И с благодарностью сугубой
Лишь снам и грезам доверять.

М.Кантору

Бессильны мои познающие чувства,
Беспомощны – без твоего дарованья,
Но тем, кто твое постигает искусство,
Несешь ты не радость, а скорбь узнаванья.

Твои персонажи гуляют недобро
Во мраке по коптевскому околотку –
Их острые локти ломают мне ребра,
Их острые пальцы хватают за глотку.

Твои фонари прожигают глаза мне,
В глазах же зажжется ответное пламя,
И кажется: лица прохожих – из камня,
И кажутся стены живыми телами.

В ладони, что тянутся за благостыней,
Не вложишь ты хлеба и теплых обносков –
Ты их прибиваешь изломами линий
К скрещениям рам и к крестам перекрестков.

В застольях твоих неприютно и страшно,
Но тот уж наверное душу погубит,
Кто вкусит с тобой эти скудные брашна,
Вина из граненых стаканов пригубит.

Пространства твои – в беспощадных разломах,
В порезах и клочьях – картины и нервы,
Но память летает вдоль улиц знакомых,
Бессонная, словно неясыть Минервы.

И видит она – как вступление к драме,
Которая будет судьбою писаться:
Два мальчика шествуют под фонарями
И спорят о чем-то, не в силах расстаться.

Насытясь отчаяньем, гневом и страхом,
Насытясь мечтами, пошедшими прахом,
Вновь память под утро вернется в гнездовье,
И вновь обернется безмерной любовью.

Пусть Коптево нас наяву и забудет,
К железной дороге прильнувшее крепко –
Мы снимся ему, и его не разбудит
Раскатистым громом вагонная сцепка.

Порочность не нужна Пороку –
Лишь чистоту одну любя,
Ее он хочет опорочить,
Дабы принизить до себя.

Порок в томленье изнывает,
Всегда к невинности стремясь:
Он хочет затянуть Невинность
В свою прилипчивую грязь.

Соблазнов у него немало,
Всё сладко, что ни назови:
Куренье, пьянство, а особо –
Забавы на одре любви.

И вот уж вижу я: широко
Житейская простерлась грязь,
И в ней Невинность с Чистотою
Лежат, к Пороку привалясь.

Они лежат себе и курят,
По кругу запустив бутыль.
Во всей их мимике нахальной
Видна их внутренняя гниль.

Они меня с ухмылкой манят
Изящным пальчиком к себе,
А я, сказать по правде, смысла
Не нахожу уже в борьбе.

Они, кто звал меня недавно
На благородные стези,
Теперь зовут меня разлечься
В своей разымчивой грязи.

И нарастает безнадежность,
И затмевает горний свет.
Коль пали лучшие из лучших,
В сопротивленье смысла нет.

Когда я в обиде на злую судьбу
Портвейном плохим отравился,
Меня хоронили в закрытом гробу –
Настолько мой лик исказился.

Не бил барабан перед смутным полком –
Лишь дробно кричали сороки,
Лишь критика били в сторонке молчком,
Мои похулившего строки.

Порой над толпой проносилось “прощай” –
Тихонько и благоговейно,
Порой ветерок приносил, трепеща,
Откуда-то запах портвейна.

Безмолвно уставясь на свежий раскоп,
Застыли друзья без движенья.
Трещал на помосте и пучился гроб
Под действием сил разложенья.

Подруги не падали с воплями ниц –
Лишь губы шептали угрозы;
Порой в декольте со страдальческих лиц
Катилися жаркие слезы.

Отмщенья обет созревал на устах,
Однако не вылился в речи,
Поскольку наряд милицейский в кустах
Пил водку совсем недалече.

Друзья, вы сурово с кладбища текли
И критика тело влачили,
И каждый по горсточке рыжей земли
Набрал на заветной могиле.

Друзья, не позволили вам палачи
Почтить меня залпом ружейным,
Но траурным факелом вспыхнул в ночи
Ларек, торговавший портвейном.

Я видел с высот поминанье свое –
Уже бестелесный, незримый;
А вскорости вдруг загорелось жилье
Моей бессердечной любимой.

Визжа, вылетали из окон жильцы,
Постыдно обдувшись от страха,
А отсветы строили в небе дворцы
Нездешней красы и размаха.

Не бедная почесть в ночи отдана!
И было смешно милосердье,
Когда волновавшие мрак пламена
Меня уносили в бессмертье.

Что говорить о черных силах?
У нас внутри сидят враги.
Коль слишком много крови в жилах,
То кровь бросается в мозги.

И думать этими мозгами
Уже не в силах мы тогда,
И нам милей молебна в храме
Блудниц накрашенных стада.

Хотя мудрец просфорке черствой
И ключевой водице рад –
Милей нам пьянство, и обжорство,
И прочий тлен, и прочий смрад.

Пойми, в чем истинная благость,
И впредь не будь таким ослом,
И ближних, совращенных в слабость,
С молитвой уязвляй жезлом.

Быть правым – вот что в жизни сладко,
Вот что возносит к облакам
И придает стальную хватку
Жезл поднимающим рукам.

И порка помогает тоже,
Ты плетку тоже приготовь –
Она оттягивает к коже
От головы дурную кровь.

Утратит жертва гордый облик,
Зазнайство глупое свое,
А ты внимай, как в жалких воплях
Выходят бесы из нее.

Овечке неразумной порку
Так сладко вовремя задать
И после черствую просфорку
С молитвой кроткою глодать.