Владимир Набоков - Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме
Анабелла Гамп, очень хорошенькая юная барышня, более или менее реальная.
Клеопатра, проститутка.
Ольга, ее сестра.
Толстая, цыганское контральто.
Сухощавая, экстравагантная пианистка.
Старая блондинка, богемная поэтесса.
Первый и третий акты проходят в кабинете военного министра. Второй акт — в Зале совещаний кабинета министров. Действие совершается в воображаемой стране; время действия — приблизительно 1935 г.»
(N66. Р. 4. Здесь и далее переводы из английской версии пьесы сделаны нами. — А. Б.).Опубликованному переводу пьесы предшествовал перевод, сделанный в 1938 г. по тексту, напечатанному в «Русских Записках» («The Waltz Invention. A play in three acts by Vladimir Nabokoff-Sirin» — BCNA). Автор этого перевода неизвестен, однако по некоторым признакам можно предположить, что Набоков принимал в нем участие, на что указывает выбор английских имен персонажей. Сон превратился в Sandman (англ. детск. дрёма, сказочный человечек, который сыпет детям в глаза песок), имя одного из генералов (Grubb) намекает на англ. grub (энтом. личинка), фамилия «Турвальский» заменена на «Waltzingham» (вписано в машинописный текст, вероятно, рукой Набокова), т. е. на имя пушкинского персонажа из «Пира во время чумы» Вальсингама. На пушкинскую пьесу намекает в этом переводе и название аппарата Вальса — telepest (от англ. pest — чума). Перевод «Изобретения Вальса» на английский, как и выполненный в то же время перевод «События» на французский, понадобился Набокову для того, чтобы выйти из рамок зависимого от слишком большого числа обстоятельств эмигрантского театра (в 1938 г. «Изобретение Вальса» было переведено также на польский язык: «Wynalazek Walca», пер. Piotr Niklewicz. — BCNA). Еще в начале 1937 г. Набоков получил в Лондоне заказ на пьесу, «не только годную для русского театра, но и для Кортнера…» (BCNA. Letters to Vera Nabokov. 27 февраля 1937 г.), то есть для Фрица Кортнера, продвигавшего набоковские сценарии в кинокомпании. Позднее, в 1939 г., Набоков пытался увлечь английские театры постановкой «Изобретения Вальса». Некая пьеса, судя по всему, английская версия «Изобретения Вальса», несколько раз упоминается в письмах Набокова из Лондона весной — летом 1939 г.: «Вчера отнес Родзянке пьесу, долго у него сидел (в громадной студии, полной его — совершенно бездарных и мертвых — картин), тепло поговорили. <…> Он обещал все сделать, что может…» (BCNA. Letters to Vera Nabokov. 7 апреля 1939 г.). «Шувалов (служащий в Paramount декоратором) обещал мне хорошего театрального агента, у которого оставлю пьесу, если у Родзянки ничего не выйдет. Были сказаны стихи (в русском клубе. — А. Б.): „Всех Михайло Сумароков бил на теннисных плацах, в теперь всех бьет Набоков в прозе, драме и стихах“» (Там же. 10 апреля 1939 г.).
В июне Набоков пишет: «Пьесой занят Любржинский. Когда есть всего один экземпляр, то вообще трудно что-либо сделать» (Там же. 8 июня 1939 г.).
Переехав в США, Набоков предпринял новую попытку устроить английского «Вальса» — и вновь безуспешно. «Уверяю тебя, что с пьесой будет лишь безнадежная возня, — писал Набоков жене 13 октября 1942 г., — но если подвернется Bunny (Э. Уилсон. — А.Б.), дай ему прочесть, объяснив, что я не сам переводил, и что много оттенков пропало» (BCNA. Letters to Vera Nabokov). Пьеса была послана Уилсону только в следующем году. 7 марта 1943 г. Набоков писал ему: «В другой день я нашел свою старую пьесу, которая была переведена на английский несколько лет назад. Прочти ее, пожалуйста. Возможно, с ней можно будет что-нибудь сделать. Английский очень ходульный — это не мой» (The Nabokov — Wilson Letters. 1940–1971 / Ed. by S. Karlinsky. N. Y., 1979. P. 97). Уилсону пьеса не понравилась, и постановка ее показалась ему маловероятной (Ibid. P. 99).
Потерпев неудачу с постановкой пьесы в США, Набоков в 1954 г. дает согласие на ее перевод на французский и последующую постановку в Париже: «Володя очень рад будет, если тебе удастся устроить постановку его пьесы (или пьес) в Париже, и ты имеешь его благословение (авторское) на это дело, — писала Вера Набокова кн. 3. Шаховской. — Если возможно, ему хотелось бы видеть текст перевода, когда ты его закончишь» (LCNA. Box 22, fol. 3. 5 августа 1954 г.). О том, был ли выполнен этот перевод, ничего не неизвестно.
Впервые по-русски пьеса была поставлена Русским Клубом Оксфордского университета (реж. David Bellos) в 1968 г. В письме Вере Набоковой режиссер рассказал о постановке, отметив, что эта премьера, прошедшая на любительской сцене в скромных декорациях и костюмах, несмотря на свой успех, не могла быть той, которой заслуживала пьеса (BCNA. Bellos, David. Letters to Vera Nabokov. 20 марта 1968 г.). «Изобретение Вальса» было затем поставлено Истсайдским театром в Сент-Пол (1968) и Хартфордской постановочной компанией в Нью-Хейвене (1969). В СССР пьеса впервые была показана в 1988 г. на сцене Рижского ТЮЗа в постановке Адольфа Шапиро.
В связи с тем, что постановка «Изобретения Вальса» в Париже так и не состоялась, отклики на ее публикацию в эмигрантской печати были единичны. В рецензии, подписанной «М. К.», Сальватор Вальс интерпретировался как «помесь Бэла-Куна с Хлестаковым» (М. К. Явление Вальса // Современные Записки. 1938. Кн. LXIX. С. 355–363), Г. Адамович писал о влиянии «Балаганчика» А. Блока:
«К чему близко это водворение здравого смысла в правах, после долгих испытаний его? К „Балаганчику“, конечно. Совсем другой тон, гораздо меньше лиризма, гораздо больше уступок злободневности, но приемы те же. Генералы у министра на совещании — почти слепок с блоковских мистиков»
(Г. Адамович. <Рец.>: Русские записки. 1938. № 11 // КБР. С. 176).Современные исследователи установили ряд источников драмы. Б. Бойд отметил возможное влияние на пьесу драматической фантасмагории 15-го эпизода «Улисса» (1922) Дж. Джойса, в которой Леопольд Блум возвышается до мирового господства и затем развенчивается: «По сути дела, сон Вальса, кажется, отчасти ведет свое происхождение от того места в эпизоде „Улисса“, где Блум берется реформировать мир» (Б01. С. 569). Р. Д. Тименчик остроумно указал на возможное развитие в пьесе пушкинского определения вальса, данное в «Евгении Онегине», — «Однообразный и безумный», и раскрыл «геометрический» характер противостояния Вальса, исповедующего спасительность круга, с одной стороны, и прямолинейных Полковника и Берга, с другой (см.: Р. Тименчик. Читаем Набокова: «Изобретение Вальса» в постановке Адольфа Шапиро // Родник. 1988. № 10. С. 46–48). На вероятную пушкинскую генеалогию героя драмы указали также С. Сендерович и Е. Шварц, предположив, что «у Набокова существует ассоциация между мотивами вальса и ужаса смерти <…> Вполне возможно, что в основе этой ассоциации лежит имя главного героя <…> „Пира во время чумы“ Вальсингама. В таком случае у Набокова речь идет о вальсе во время чумы» (С. Сендерович, Е. Шварц. «Вербная штучка». Набоков и популярная культура. С. 221). Предположение это тем более интересно, что в первом английском переводе пьесы Вальсингам называется прямо.
Порочный круг любой диктатуры, от банального обещания всеобщего благоденствия до заурядного зверства, отражен в самой композиции пьесы. Драматическая канва «Изобретения Вальса» восходит к пьесе Педро Кальдерона «Жизнь есть сон» (1635), в первых двух действиях которой принц Сехизмундо описывает круг, спящим попадая из тюрьмы во дворец и получая власть в государстве и затем во сне водворяясь обратно в тюрьму. Период необузданного властвования расценивается им как сон. В «Изобретении Вальса», как и в первых двух действиях пьесы Кальдерона, круговая композиция обусловлена сновидческим характером происходящего. Однако обращение к Кальдерону у Набокова происходит не напрямую, а через другой драматургический источник, написанную по мотивам Кальдерона «фантастическую драму в стихах» Д. С. Мережковского «Сильвио» (1890). Пьеса Мережковского завершается раскаянием принца Сильвио, злоупотребившего властью и жаждущего во искупление вины осчастливить свой народ посредством утопических реформ. У Набокова, напротив, Вальс забывает свои высокие цели ради стандартных удовольствий тирана.
В пьесе совмещены две темы, популярные в литературе межвоенного времени, — тема мирового господства на почве открытия небывало мощного лучевого оружия, имевшего в 10—30-х гг. расхожее название «лучи смерти», и тема всеобщего разоружения во имя вечного мира. Из произведений, повлиявших на замысел Набокова или же отразившихся в нем, можно назвать, в частности, пьесу Б. Шоу «Дом, где разбиваются сердца. Фантазия в русском стиле на английские темы» (1919), с ее полоумным изобретателем капитаном Шотовером, ищущим некий «психический луч», способный взорвать все взрывчатые вещества мира и уничтожить таким образом оружие на земле; роман А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» (1925–1927), в котором открытие теплового луча служит средством к достижению мирового господства; романы Андрея Белого «Московский чудак» (1926) и «Москва под ударом» (1927), в которых изобретение русского профессора, дающее возможность использовать в военных целях лучи большой разрушительной силы, становится объектом охоты для немецкого шпиона.
