Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы

Четыре сумрачных стены
Покрыла серая дерюга.
Мы молча смотрим друг на друга,
На длинных скамьях стеснены.
Кто мы такие? — Молодежь,
Студенты факультетов разных,
Сошлись как будто бы на праздник, —
За чем пойдешь — разве найдешь?

Руководитель горбонос,
Наряден, смугл, артист, южанин.
Мы выслушали с обожаньем
Его диагноз и прогноз.
И, острым глазом поглядев,
Он сразу отличил способных
И отпустил домой беззлобных,
Безликих юношей и дев.

И быстрый жест, и острый глаз
Здесь не манера, не манерность,
Но восприимчивая нервность:
Других зажгла — сама зажглась!
И тут же — трезвые слова,
Что долог всякий путь к успеху,
К тому же дело и не к спеху, —
Не сразу, дескать, и Москва…

Когда злодействует иприт
И гусеницы первых танков
Мнут жнивья осени — Вахтангов
О добрых чувствах говорит,
О совести, о Льве Толстом,
О романтическом театре.
Загадывая года на три.
Он перегонит всех потом!

Что мне делать с моим призваньем,
Кем я стану, что я решу?
Только с высшим образованьем
Навсегда расстаться спешу.
Не сдавая римского права,
Государственного не сдам,
Рассуждая зрело и здраво,
Не вернусь к отцовским следам.

На пустой Остоженке гулок
Запоздалых прохожих смех.
На Мансуровский переулок
До рассвета сыплется снег.
Сердце сладкой грустью щемило,
Когда бывший студент, актер
Стих сложил для спутницы милой,
Да и грима с лица не стер.

Так пройдем же в темпе аллегро,
На три четверти строя шаг, —
Пусть мелодия вальса бегло
Еще раз прозвучит в ушах.
Еще раз от плясок и песен
Целый мир полыхнет огнем,
В нас самих повторится весь он,—
Мы-то сами — песчинки в нем!

Из ничтожного водевиля
Еле вырвались и уже
Пропуска свои предъявили
Хмурой страже на рубеже.
«Кто такие?» — «Поэт и Муза».
— «Что за чушь?» — «Говорим всерьез».
— «Что в руках?» — «Никакого груза,
Кроме будущих гроз и грез».

Осторожно, память, не лги мне!
Может статься, в то утро мы
Поменялись судьбой с другими
На пиру во время чумы.
Может статься, другие двое
В сквер вошли у храма Христа
И всё прочее бредовое
Им мерещилось неспроста.

Вслед за тем их легкие тени
Пролетели из жизни в жизнь,
В розни, в близости и в смятенье,
Мимо свадеб и мимо тризн.
Ибо юность в начале века,
Так сказать, в проекте еще,
Обозначилась ее веха
Приблизительно и общо.

Так постой! Еще слишком рано.
Всё неясно. Всё впереди.
Вот Россия ЦАРИЦЕЙ БРАННОЙ
В полный рост поднялась — гляди!
А в тылах военной России
Те же вьюги поют в ночах,
Те же дети плачут босые,
Тот же вдовий остыл очаг.

И от Вислы до самой Камы
Костылей ли, костей ли стук.
Под свинцовыми облаками
Гонит скот на восток пастух…
Все дороги смертью забиты.
Все базары мертвым-мертвы.
Юный голос Девы Обиды
Слышен в древних ночах Москвы.

В чистом поле гнется былинка.
Еле брезжит зимний рассвет.
Хаки — цвет песка и суглинка —
Беззащитный защитный цвет, —
Да кому же, боже, кому ж он
В настоящее время нужен?..
Обнаружен, обезоружен,
Ряжен в кровь беззащитный цвет.

Спит история, прерывая
Раньше срока свой перелет.
Многотомная, мировая
Спит, захлопнута в переплет.
Спит старуха, не шьет, не порет,
Всех историков переспорит,
С проходимцами тараторит,
Что Распутин спущен под лед.

Многим сны еще краше снятся,
Еще ярче у них заря.
Миновало веку шестнадцать
Тридцать первого декабря.
Год пройдет, и минет семнадцать
По законам календаря.
Всем придется с поста сменяться,
Под замок посадят царя.

Юный век давно разглядел их
И над главными суд вершит.
Лижет саван на тех пределах,
Ладно скроен и крепко сшит.
Ворохами снежинок белых
Сыплет время, путь порошит,
Убаюкало оробелых,
Смельчаков разбудить спешит.

Всё сначала, с красной строки,
Что бы ни было, но сначала, —
Лишь бы жизнь крепчала и мчала
Всем приличиям вопреки,
С крупных контуров и азов!
Мир пылает в огне грозовом,
На полвека мобилизован,
Откликается нам на зов.

В столкновеньях разных начал,
В разноречиях истин разных
Я встречаю сегодня праздник,
Как и в молодости встречал.
Значит, память стучит в виски.
Значит, некогда одряхлеть ей.
Все тревоги полустолетья
Ей, как в молодости, близки.

Полстолетья тому назад,
Не застыв бетоном иль бронзой,
Начиналась эпоха грозно
Пересвистом пуль из засад.
Начиналась — и началась!
Дерзновенно, легко, широко
Передвинула раньше срока
Стрелки века на звездный час.

А звезда Венера над ней
Зеленела в рассветной дымке,
В легкой шапочке-невидимке
Она стала к утру бледней.
Разве снилось кому-нибудь,
Что в далеком будущем… Впрочем,
Мы не будущее пророчим,
Прямо в прошлое держим путь.

Только вышли мы из ворот —
И в глаза нам свежо и ярко
Автогенной ударил сваркой
Социальный переворот —
Разогнал проныр и деляг
И, прикладом гремя ружейным,
Всех снабжает Воображеньем:
«Получай рацион, земляк!»

Ни кола у нас, ни двора,
Ни чинов, ни знаков отличья.
Что касается до величья,—
Не пришла еще та пора.
Только утренним сквозняком,
Только будущим даль продута
И продумана. И как будто
Каждый с каждым давно знаком.

Каждый каждому верный друг,
Однокашник, однополчанин,
Простодушен, мудрен, отчаян,
То Бродяга, то Политрук,
Не прочел он и сотни книг,
Слишком мало прожил на свете,
Но за всех и за всё в ответе,
Всем учитель, всем ученик.

Может быть, это мой двойник
На рассвете проснулся первым.
Только путь его жизни прерван
В тот же миг, когда он возник.
С той поры у меня в мозгу,
Как пчела в янтаре, сохранна
Его молодость, его рана —
С ней расстаться я не могу.

Невесомый призрак парит
Над равнинами, над горами,
По неправленой стенограмме
Запинаясь он говорит:
«Я мечтал всем чертям назло
В первый день всемирного братства
С буржуазною контрой драться,
Да не вышло, не повезло.

Только встали мы к рубежу,
Был мой кубок на землю вылит,
Был я в сердце ранен навылет,
На булыжном камне лежу,
Не дышу, не двинусь, чуть жив,
Но в последних секундах смертных,
Словно в россыпи звезд несметных,
В веренице жизней чужих —

Различаю свой слабый след,
Перекинутый через пропасть,
Через молодость… (длинный пропуск)
Через сотню и больше лет.
И пускай остался во рту
Только хрип сожженной гортани,—
Завещаю братьям братанье,
Добрым девушкам — доброту».

Смертный час, как всегда, суров.
Но, пока боец погибает,
Артиллерия вышибает
Из Хамовников юнкеров.
Там встают Бромлей и Гужон,
Семь застав и Замоскворечье.
Бурный паводок просторечья.
Праздник. Встреча мужей и жен.

Там — в раскрытых настежь мирах.
В грозных лозунгах и легендах,
В пулеметных крест-накрест лентах —
Металлург, Солдат и Моряк
Поднялись — а за ними все,
Кто знаком с бедой и обидой,
Стар и Мал, Живой и Убитый,
В цвете лет, в нетленной красе.

Это есть разлом и разлад,
И восторженность восхожденья,
И зачатие, и рожденье
Полстолетья тому назад.
Полстолетья назад Москва
В серых сумерках пред рассветом
Подхватила: «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!» —
Молодые эти слова.

Полстолетья прошло. Гляди,—
У всего свое продолженье.
Всё в движенье, в жженье, в броженье,
Полстолетия — впереди.
Так встречаются даль и близь.
Древний город тих и огромен.
Желтоглазья его хоромин
Жадно в будущее впились.