Иван Никитин - Сочинения
Генерал презрительно улыбнулся.
- Тьфу! вот мой ответ соседям! Мне дорого мое внутреннее убеждение в правоте моего взгляда, на все прочее я плюю. Я люблю de tout mon coeur , наш добрый простой народ и люблю, знаете, иногда с ним сблизиться, поговорить. Par exemple: 5 под Новый год я приказал своему старосте известить моих крестьян, чтобы заутра они собрались все в церковь, потому что я имею им нечто сказать. И вот наступил Новый год. Заблаговестили к обедне. Вхожу в церковь; народу - яблоку негде упасть, вне церкви 500 000 человек, - сошлись, знаете, из окрестных деревень. Ну, хорошо-с! Отслушали мы с женою литургию, отслушали молебен. Я подхожу к священнику и говорю: "Батюшка, позвольте мне сказать крестьянам несколько слов!" - "Сделайте милость, ваше превосходительство!" - отвечал он. Я стал на месте, на котором дьякон обыкновенно говорит ектенью, и обратился к крестьянам: "Поздравляю вас, братцы, с Новым годом, желаю вам всякого блага, желаю, чтобы исполнились ваши желания. Вы желаете свободы, - свобода будет вам дана. Но воля и свобода - два понятия совершенно противоположные: свобода это жизнь в благоустроенном гражданском обществе, огражденная законами; воля - это значит: птица летает в воздухе, зверь рыскает в лесу, черкес грабит в своих неприступных ущельях..." Ну, и так далее... Теперь я не могу припомнить всех подробностей, а вышло очень недурно, скажу без самохвальства. Барщину я послал теперь к черту; у меня работают одни вольнонаемные. Сделайте одолжение - присылайте ко мне конторщиков, бухгалтеров, управителей, агрономов - всем дам место, всем дам жалованье! Свобода труда - первое условие народного благосостояния... A propos:6 у вас есть в продаже записные приходо-расходные книги?
- Есть.
- Покажите... Хорошо, годятся. Цена? Я сказал цену.
- Прикажите завернуть четыре книги. У меня, знаете, приход и расход каждого зернышка записывается в книгу. Я гляжу на этот предмет с экономической точки зрения, - иначе и невозможно. Как жаль, что у нас еще так мало развита политико-экономическая наука! Познакомьтесь, пожалуйста, с сочинениями П. Фуше, Молина-ри и прочими. Вы найдете в них много хорошего... Ну-с, однако, что же вы не скажете мне, что вы теперь поделываете, что пописываете?
- Право, ничего: все нездоровится, да и некогда. Его превосходительство покачал головой.
- Эх, молодые люди, молодые люди! Как у вас мало одушевления, этой внутренней силы, что называется energie! Господи, боже мой! Что если бы я родился поэтом? А, как вы об этом думаете?.. - И он вдруг сделал шаг назад, закинул голову и забасил, тыкая указательным перстом в воздух:
Ты знаешь сам,
Какое время наступило:
В ком чувство долга не остыло,
Кто сердцем неподкупно прям...
Ну, и прочее. Помните?
Проснись, громи пороки смело!!! 7
Да, громи их, черт побери! - И генерал топнул ногой. - Вот ваше назначение!.. Позвольте, нечаянно вспомнил... Вы знаете помещика С? *8
- Знаю немного.
- Комедия! Ей-богу, комедия! С ним совершилось нечто вроде Овидиевых превращений. Представьте, умнейший человек, кандидатом кончил курс в университете. До поднятия вопроса об освобождении крестьян был прогрессист в полном смысле этого слова, враг отсталости, рутины, застоя, et cetera, et cetera 9. Но заговорили о свободе крестьян, взялись за святое дело их освобождения, - и наш горячий прогрессист, наш глашатай великих идей рррррр!!! - Генерал зарычал наподобие голодной собаки, у которой отнимают кость, даже физиономию, насколько умел, сделал собачью. - Вот вам и современные люди! Правду сказал Лермонтов:
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина Потомок оскорбит презрительным стихом... 10
Parbleu! 11 Стоит, ей-ей, стоит!.. Теперь спрашивается: откуда взялась у нас эта нетвердость убеждений? Отчего она? Оттого, что воспитание у нас варварское, оттого, что depuis de l'enfance 12, так сказать, с матерним молоком мы всасываем в себя произвол, оттого, что у нас в ходу ручная расправа, оттого, что бесправие... Да вот вам пример превращения. Я служил полковником в штабе, заметьте: служил! т. е. был не цифрой без значения, а старался принести возможную пользу своею деятельно-стию. Вы, впрочем, не подумайте, что я говорю все это из хвастовства... Dieu m'en preserve!.. 13 Вот, знаете, и делаешь, бывало, наблюдения. Возьмем хоть вахмистра. Вахмистр sans doute ы, бывший когда-то мужиком, любим и уважаем подчиненными ему солдатами, обращается с ними кротко, входит в их нужды и прочее... Но едва этот вахмистр, этот выслужившийся солдат, получает офицерские эполеты - баста! Превращение! У него является напыщенность, надменность, он делается извергом, варваром, тираном, le tyran, да-с, le tyran... - Вероятно, его превосходительству понравилось это слово: он повторил его не раз и с каким-то особенным носовым протяжным звуком: le tyra-a-an! - Однако я с вами заговорился... До свидания! аи revoir, monsieur N., аи revoir Ч.
И его превосходительство оставил меня, насвистывая какую-то веселую песенку. С тех пор мы больше не видались, а, право, жаль!..
Вы желаете знать историю составления подписки на памятник покойному И. А. Придорогину; вот она. Дело было очень просто: право, не знаю, кому первому пришла мысль поставить этот памятник, но мысль эта понравилась многим, и вот было положено лицами, хорошо знавшими покойного, дать ход [этой] подписке в своем кружке, и непременно между одними купцами. В. И. Веретенников, как горячий человек, испортил дело, придав ему слишком большую гласность, ездил с подпискою в клуб, может быть и еще куда-нибудь, кто его знает. О памятнике заговорили, и г. Мучник, сиречь учитель приходского училища Абросимов, напечатал статейку в "Моск. вед.", в которой упрекал жителей г. Воронежа, в особенности В. И. Веретенникова, за намерение их поставить памятник покойному Придорогину, тогда, дескать, как не поставлен памятник нашему поэту Кольцову. В ,8 No тех же "Ведомостей" М. Ф. Де-Пуле отвечал ему, что он не понимает, в чем дело, именно, не понимает семейного значения памятника, и, между прочим, коснулся неразвитости нашего купеческого сословия. Абросимов, он же Мучник, теперь окончательно взбесился, говорит: "Мы (кто мы - не знаю) позовем Де-Пуле к суду, выгоним его из кадетского корпуса, выгоним его из России". Один из наших купчиков, близко принявший к сердцу замечание Де-Пуле о неразвитости купеческого общества, выражается следующим образом: "А вот я этому развитому клеветнику ребра переломаю на мелкие кусочки..." Передаю Вам, что слышал. Уверяют, что все это - правда. Угроза купчика, конечно, вздор, но Абросимова считают за такого человека, который, в порыве мести за оскорбленное авторское самолюбие, готов решиться на всякую мерзость, даже на какой-нибудь донос, самый нелепый и лживый. Вот вам и гласность! Нет, наши опытные старички советуют так: побольше смалчивай, не то как раз скулы съедут па сторону, пожалуй, еще и хуже будет... Право, грустно! Будьте здоровы и счастливы. Поздравляю Вас с наступающим праздником. Передайте мое глубочайшее почтение Надежде Аполлоновне.
Весь Ваш
И. Никитин.
No. А что поделывает мой "Кулак"? Каково его здоровье и где он обретается?
* Пав. Ив. Савостьянов.
58. И. И. БРЮХАНОВ У
От души благодарю тебя, мой милый Иван Иванович, за исполнение моей просьбы. Скажи, пожалуйста, отцу мальчика, чтобы он немедленно отправлялся с ним в Воронеж, потому что дело не терпит отсрочки. Право, душа моя, скучно: на минуту нельзя оставить магазин. Миша * окончательно теряется в мое отсутствие: малый он не дурной, но лишенный совершенно сметливости и живости.
Вот тебе новость: 9 апреля в экзаменной зале кадетского корпуса было публичное чтение в пользу нуждающихся литераторов и ученых. (Объявление о нем при сем прилагаю.) Публика, спасибо ей, приняла меня хорошо и мое стихотворение заставила меня прочитать два раза 2. За всеми расходами собрано и отослано в С.-Петербург в Общество вспомоществования нуждающимся литераторам ,16 руб. серебр. Затеяли это я и Де-Пуле. Но если бы ты знал, какой шум подняла воронежская аристократия! сколько оказалось затронутых самолюбий, сколько взбесилось лиц, не приглашенных нами участвовать в чтении! И теперь еще все идут разговоры: что это за чтение? зачем оно? для кого оно? и прочее и проч. Но публика не обратила внимания на этот крик: в зале недостало мест. Вот так Воронеж!
Передай мое глубочайшее почтение Анне Ивановне.
Преданный тебе
Иван Никитин.
Воронеж. 13 апреля I860 г.
59. Н. И. ВТОРОВУ
Воронеж. 1860, 15 апреля.
Из письма, посланного к Вам И. И. Зиновьевым, Вы, мой милый друг, уже знаете, что 9 апреля в Воронеже предполагалось публичное чтение в пользу нуждающихся литераторов и ученых г. Мысль об устройстве этого чтения принадлежит Зиновьеву; М. Ф. Де-Пуле и я воспользовались ею и приложили к делу; успех превзошел наши ожидания: стечение публики было огромное; денег, за всеми расходами, собрано и отослано в Общество вспомоществования нуждающимся литераторам 416 руб. сер. Лучше всех прочитал Жданович 2, голоса А. И. Ва-таци 3 и madame Лидере (родной сестры Н. А. Северцова) , не были слышны даже сидящим в передних рядах. Мое первое появление у стола, поставленного на возвышенном месте, было встречено публикою благосклонно. Свое новое стихотворение мне пришлось прочитать два раза. Все это прекрасно, но послушали бы Вы, какой шум, какие толки произвело наше публичное чтение между некоторыми аристократами. Его называли, еще до того времени, когда оно совершилось, нелепостью, бессмыслицею, желанием дурачить публику, бог знает в силу чего сбирая с нее деньги. "Да ради какого черта заплачу я рубль серебр., - говорил один господин, - в пользу каких-то литераторов, этих темных личностей, написавших в последнее время столько мерзостей против нашего дворянского сословия?.." - "Да помилуйте, г г. читающие, - замечал другой, - неужели чтением г г. Тургенева, Костомарова и прочих вы хотите доказать нам, что вы - грамотные люди? - Не стоило, ей-ей, не стоило: мы поверили бы вам и на слово, тем более что один из вас пишет стихи, другой просвещает юношество маленькими статейками о воспитании...", и так далее, и так далее... Короче: много затронулось самолюбий. Бог им судья! Из-за чего волнуются и негодуют эти недовольные люди - подумать совестно. Чтение было в субботу. В воскресенье явилась ко мне m-me Тулинова и попросила у меня читанное мною накануне стихотворение; я не захотел подливать масла в огонь и дал. После обеда зашел гр. Д. Н. Т[олст]ой и заметил мне, почему я предварительно не показал ему того, что написал для публичного чтения. Я отвечал, что в стихотворении нет ничего такого, что могло бы быть заподозрено цензурою, и потому беспокоить его без нужды я считал совершенно лишним. "Однако ж, - сказал он, - в городе идут толки; некоторые лица принимают стихотворение Ваше на свой счет". Это меня озадачило. "Ну, а Вы, гр[аф]? что же Вы-то о нем думаете?" - "О, конечно, я не вижу в нем ничего особенного, иначе там же, в зале, я остановил бы Вас, несмотря ни на что".
