Владимир Пяст - Собрание стихотворений

…Спросила ты: «А как в двадцатом,
Способны ль сердце, мозг и плоть
Взаимный холод побороть
И слиться в зареве богатом»? –

– Тогда, в четырнадцатом, я
Был нем, бескрыл и бездыханен;
Из бархатной, узорной ткани
Не рвалась в высь душа моя.

В руках имея два конца
Непорывающейся цепи, –
Я хоронил их в тесном склепе,
С нетвердой ощупью слепца.

Теперь – не то! Мой каждый атом
Спешит вовне себя отдать;
И если зарево видать, –
То это именно в двадцатом!

Мы с тобою взрастили зверька,
Он мохнат, со щетинкой, и черен;
И в своем бытии он упорен,
Не от каждого рухнет толчка.

Хоть конечности слабы его,
Изнутри ни пушинки на лапах,
И, пожалуй, что мускусный запах,
В нем реальней другого всего.

Он исчезнет, — но только когда,
Излечусь я от злого томленья
По тебе, моего вдохновенья
Не по воле святая, звезда.

Вместе прожитого утра
Восхищенная небрежность –
Не повторишься ты больше
В этом месте никогда;

В коридоре встреча мельком,
В спальню запертые двери, –
Отголосок глупой ссоры,
Накануне изжитой;

Одинокое купанье
– В исключенье, без костюма, –
И по странам европейским
Вновь занявшаяся грусть;

И возможность слушать голос
Из-за стенки деревянной,
И рождать из каждой ноты
Неожиданность стихов.

Вот бы вам прерии, лассо, мустанга,
Небо над сьеррой вдали голубое,
В сумочку сыр, да лепешку из манго, —
И превратилась бы, Джо, Вы в ковбоя.

С Вами в «и я» поиграть мы могли бы,
Как шаловливые сверстники-дети;
Все бы я выразил мыслей изгибы
В этом простом, неизменном ответе.

Всюду — «и я», как бы, Джо, Вы не бились;
Склеены мы, как явленье с причиной;

—Вплоть до признанья, в кого б вы влюбились,
Если бы, Джо, родились Вы мужчиной.

Всегда возможен поворот
Фортуны к несчастливцам даже!
Я обращаюсь к Рае-Саже:
Благословенен твой приход».

У побежденного вождя
Прибита вся живая сила,—
И вдруг меня ты оросила
Небесной музыкой дождя.

Шуршала мышь. В стене жучок —
Точильщик медленно тиктакал;
– Без войска вождь беззвучно плакал,
Он сам как дождь слезой истек.

Тут, о Пенкевич, вспомнил я,
О Евдокимовой, Герзони, —
И в тяжком и протяжном стоне
Вся изошла душа моя.

Шурыгин, Тотеш, Гиллельсон,
И Алексеева с Пясецкой,—
Ужели все вы — только детский,
Лишь несбывающийся сон?

И ты, достойная Орлова;
И ты, чей в рыжих волосах
Огромный бант — внушает страх
Завистникам «Живого Слова»,—

Ты, Рада Гейнике.— И ты,
Михайлова, в игре певучей
Ее соперница; могучий
Служитель чистой красоты;

— Исчезли все вы как мираж,
Как дразнящие сновиденья;
Моих руин — со дней паденья
Усадьбы Эшеров — я страж.

Исчезли вы, как тень, как дым;
Как блеск утерянного рая;
И вас не пеплом Сажа-Рая,
Но ливнем кроет золотым

О, если б я не презирал
С младых ногтей понятья «кража», –
То уверяю, Рая-Сажа,
Я вас бы первую украл!

Колдунья, чей взор роковой
Сильнее безумного взора
Поэта с душой огневой,
Живет под острогом, у бора.

Она прилетала вчера,
И здесь ворожила так долго, –
И вот обезводела Волга,
А я не заснул до утра.

Меня зачурала любовь,
Другою мне сердце пленила, –
И серая, редкая бровь
В нем нимб золотой заменила.

Не здесь, – ты над бором колдуй,
Колдуй над холодным острогом, –
Но в сердце, мучительно-строгом,
Ты мысль обо мне не задуй.

Теперь ворожеины дни;
Неделю стоит новолунье…
Колдунья, колдунья, колдунья!
Ты мысль обо мне не гони!

Я не могу из этой чаши пить!
У слепка твоего обрезан подбородок.
На пристани моей сгрузилось иного лодок,
На самой стройной я, волшебной, должен плыть.
Я не могу из этой чаши пить.

Нет, духа твоего Земле не уместить,
О, гордый сон мой, сладостный и кроткий!
Мне в этом мире миг один короткий
Тебя дано любить, но так любить, —

Что ангельских поэм,
Несравненный ни с кем,
Творец —
Теперь навыки нем;

Что жалкий слепец,
Теперь Тициан,
Которому видеть творенья венец
Быль дар, на Земле неповторенный, дань;

Что солнечных систем.
Вихревые мчанья —
Теперь лишь качанья
Пылинок в проблестевшем луче, –

И ты — этот луч;
Твой голос могуч,
И на нежном, покатом плече

Ты выступ храма, чей фронтон из вида,
По непомерности своей,
Теряется, – Кариатида,
Несешь сквозь гущу земных дней.

Я не могу из этой чаши пить, —
Не потому, что духа не имею,
Божественную часть назвать своею;
Не потоку, что не созрел любить, —
Но оттого, что срезан подбородок
Слепительного слепка твоего;

Но
Оттого
Что
суждено
Отплыть мне на одной из самых легких лодок.