Мишель Уэльбек - Оставаться живым

Жизнь как вечность с полным пансионом
Диско-вечеринка, да, точь-в-точь.
С распродажей тел по всем шаблонам
На одну, без рекламаций, ночь.

Чувствую себя заблудшим волком
Я в плену у либеральных благ:
И боюсь дать повод кривотолкам,
И не адаптируюсь никак.

Все ж мечту лелею я подспудно:
Где-то есть и у меня друзья,
Хоть поверить в крепость уз мне трудно,
Да и поздновато, знаю я.

Но, как тот актер без режиссера,
Я скучаю в отпуске давно.
А другие пляшут до упора
И снимают видеокино.

Установление дистанций -
Лишь повод их преодолеть.
А значит, дискотеки, танцы -
Потеть, сближаться, сожалеть.

Как пригвожден, сижу на стуле -
Личинка жирная жука.
Но женский дух кругом - пачули,
Клубника, резеда слегка.

Я ерзаю, но вижу зорко:
Пощечины судьбы подряд…
Пес, за своей спешащий коркой,-
Я чую женский аромат…

Однако вечер на исходе.
К снотворному прибегнем мы:
Сны будут при любой погоде.
Ночь. Вырываюсь из тюрьмы.

Поэт не может ждать бессмертья поздних масок,
Он маслом бронзовым намажет сам себя.
Вчерашний день был тих, податлив, полон красок,
Дул легкий бриз морской, чуть пальмы теребя.

И, стоя на земле, парил я выше тучи,
Все направленья знал - юг и другие три.
Я самолета след разглядывал летучий
И всех отпускников, сидящих там, внутри.

Чем отличаюсь я от них? Все так похоже:
Шерсть на ногах, мораль и сари у подруг…
Поэт - такой, как все, кто рядом и вокруг,
В компании собак хвостом виляет тоже.

Но у бассейна я годами бы сидел,
Купающихся в нем почти не узнавая,
Как будто мимо глаз пошло движенье тел,
Желания во мне уже не вызывая.

Почти в объемные свет вылился детали;
Я на полу всегда стелил себе, как страж;
Я мог бы умереть или рвануть на пляж;
Семь на часах, все спят. А может, рано встали.

Я знал, что там они, где были в прошлый раз,
Я знал, что в светлые они одеты шорты…
На схему сердца глянь - там клапаны, аорта.
Полкруга кровь прошла. И лучший день - для нас.

Млекопитающих под зонтиками тени;
Одно - на поводке, стоит, хвостом вертя…
На снимке видно: я - счастливый как дитя.
О, если бы заснуть средь зонтичных растений!

Молчание теней. И небо безответно.
И даун-девочка в футболке «Предатор»
С кошмарным бульканьем слова выводит тщетно,
Ей вторят мать с отцом сквозь звуковой затор.

Почтовый служащий в трусах для велогонки
В гимнастике себе не даст сегодня спуску:
Он «держит свой живот». А девушка по кромке
Вдоль берега бредет печально в юбке узкой.

Бесшумен горизонт; нет птиц средь облаков.
День строит сам себя, привычно, без огласки.
Ракушки ищет здесь кой-кто из стариков;
Все дышит белизной и близостью развязки.

Алжирец пол метет в гостинице «Даллас»,
Блестит стекло дверей, но он глядит тоскливо.
На пляже найдено два-три презерватива;
Еще одну зарю встречает Палавас.

Обои могут быть просты и бледноваты -
Не стоит отвлекать приезжих от утех.
Во время отпуска о смерти думать грех:
Кругом либерализм и сплошь одни мулаты.

Под казуариной[8] шибает липкий пот;
День слишком ярок, кожа масляниста.
Ждет целый ворох игр послушного туриста,
И мясо черепах на ужин тоже ждет.

Осталось подыскать обменник для оргазма,
Чтоб каждый счастлив был и легкий фильм снимал
Про игрища любви, парео, танцы, бал…
Ночь конвульсивна, и финал - как спазма.

Что ж, слизистыми вы произвели обмен,
И можно собирать спокойно чемоданы.
Свободный статус свой вы подтверждали рьяно
И гуманизм пустой, легко дающий крен.

Как в матке рак, как роды или
Как уик-энд в автомобиле,
Любых событий череда -
Всё планом задано всегда.

Но куча полотенец влажных
В бассейнах скучных и вальяжных
Непротивленья стерла воск,
Заставив поработать мозг.

Клубок последствий видя внове
Всех этих отпускных любовей,
Сбежал бы сразу, если б мог,
Из этой черепушки мозг.

Всю кухню можно вымыть чинно,
Заснуть, глотнув мепронизина…
Но так темно не может быть,
Чтобы Историю забыть.

Скрипит протез при шаге резком:
Калеку погулять ведут.
Сообщники консьержки с блеском
Все вычистят за пять минут.

На кровь зарезанных соседок
Они прольют ведро воды.
И спор о правде напоследок,
Слова любви и их следы.

Соседка, применив уловку, Ушла.
Пришла кухарка в дом.
Когда б сменил я обстановку,
Быть может, миновал нас гром.

Но что-то же должно случаться:
Глаза у кошки вырвал Жан;
Монады в пустоте лучатся…
Распределенье и канкан.

Среди микроволновой новых
Судьба решиться может вмиг
Всех потребителей здоровых,
И риск ошибки невелик.

Мне жидкость для мытья посуды
(Я это записал) нужна.
Но как противиться я буду?
На соль для ванны спеццена!

Опять меня бросает ловко
Жизнь в гипермаркет «Континент».
Обманут яркой упаковкой,
Сдаюсь я, соблазнен в момент.

Мясник усат и необъятен,
С улыбкой хищной, хищник сам.
Его лицо красно от пятен…
Я падаю к его ногам!

Я встретил взгляд дворовой кошки,
И он меня заворожил;
Она валялась на дорожке,
Полк насекомых там кружил.

Твои колени юной пумы
В чулках, которых как бы нет,
Сгибаясь, движутся без шума…
Мерцает нам ушедших свет.

Мне повстречался пролетарий,
Чей сын пропал среди огней
Той башни ГАН, где колумбарий
Всех бунтовщических идей.

Твои глаза, как пушка танка,
Скользят неспешно меж столов;
Хотя и хороша приманка,
Мне скучно. Я не твой улов.

Я шагал всю вторую половину дня;
Это была «физическая активность в контакте с природой»;
Тем не менее меня снова охватила тоска.

Отель комфортабелен;
К нему нельзя предъявить никаких претензий.
Дело просто в ощущении жизни, давящей на меня так,
Что вечера становятся практически невыносимыми.

Дело в наличии или отсутствии смысла,
От которого зависит наше счастье.
Я хорошо упражнял свои мускулы всю вторую половину дня,
Но с приближением вечера в воздухе опять что-то повисло,
Сдавив мне сердце.

На вокзале в Фантон-Саорж
(Заброшенном, замкнутом, с разбитым кафелем и засоренными туалетами)
Должен был пройти последний дневной поезд.

Я достал из рюкзака журнал для свингеров
(Какие там требуются половые партнеры?)
И, разорвав его пополам,
Бросил возле примитивных сортиров на кучу дерьма и сора.

Женщинам всегда будут нужны искусственные члены и большие черные пенисы -
Едва ли к восторгу пенсионера итальянских железных дорог,
Которого ноги сами привели на вокзал, где он делал свою карьеру,
Воспитывая детей обоего пола,
Пока не закрылась школа

Насекомые снуют среди камней,
Пленники своих метаморфоз.
Пленники и мы во многом сами.
Иногда вечерними часами
Видим жизнь как вещевой обоз.
Вещи, может быть, всего точней
Выражают наш упадок, нашу суть,
Неизменные ее границы, ход истории, смысл и путь.

Как, например, эта посудомоечная машина, которая помнит твой первый брак
И развод,
Как этот плюшевый мишка, который помнит все твои приступы гнева
И все отступления… Ну вот.

Общественные животные нуждаются в некотором количестве связей (их бывает немало),
В этой системе рождаются их желания, растут, достигая порой большого накала.
И умирают - раз, и не стало.

Умирают иногда в один миг,
Будто проходят мимо.
Только что существовала куча привычек, на которых строилась жизнь, и вот уже ничего нет, полный тупик.
Небо, которое казалось вполне сносным, становится в один миг
Черным невыносимо.
Боль, которая казалась терпимой, становится в один миг
Острейшей.
Ничего не осталось, кроме предметов, предметов, среди которых ты сам участи ждешь дальнейшей.
Вещь среди вещей. Голая проза.
Вещь, более хрупкая, чем другие вещи,
Несчастная вещь,
Всегда ожидающая любви,
Любви или метаморфозы.