Джакомо Леопарди - Стихотворения
В мечтах о наступленье Дня отдыха - за скудный стол садится. Когда ж погаснут все огни вокруг
И смолкнет всякий звук, Услышу я, как трудится столяр, Он что-то пилит, молотком стучит, Усердствует; он запер мастерскую
И засветил фонарь,
Чтоб кончить все к рассвету. Вот этот день, желаннейший в седмице,Больших надежд и радостных причуд;
С собою завтра принесут Часы тоску и грусть; и в мыслях каждый К работе повседневной возвратится.
Неугомонный мальчик,
В своем цветенье юном С днем, радости исполненным, ты схож.
Блестящим, чистым сплошь, Грядущей жизни праздничным кануном. Им наслаждайся нынче, мой проказник:
Ты чудом опьянен. Теперь - молчок; пусть (хоть и медлит он) Тебе не будет в тягость этот праздник.
XXVI
НЕОТВЯЗНАЯ МЫСЛЬ
Властительница сладостная дум, До глубины пленившая мой ум;
Ужасный дар небес,
Но милый мне; подруга
Моих унылых дней Все та же мысль - я неразлучен с ней.
Кто не сказал о тайной
Твоей природе? Власти
Ее кто не узнал? Но, всякий раз в плену у этой страсти, О ней вещает нам людской язык И ново то, к чему давно привык.
Ты дух мой посетила,
Когда пришел твой срок,
И стал он одинок! Как блеском молний, мыслями другими Лишь миг бываешь ты освещена;
Стоишь огромной башней
Ты над пустынной пашней
Моей души - одна.
Чем стали без тебя
Земные все дела И вся земная жизнь в моих глазах!
Знакомцев праздный круг
Лишь повод для досады.
Мне больше не мила Тщета надежд на тщетные услады, Коль их сравнить с той радостью небесной,
Что ты мне принесла!
Как от скалистых гор
Угрюмых Апеннин К улыбкам вдалеке полей зеленых Сейчас же странник обращает взор,
Так быстро я от света
Жестокого, сухого, Как в плодоносный сад, к тебе иду, Чтоб чувства расцветали в том саду.
Мне кажется почти невероятным,
Что без тебя я нес Несчастной жизни, злого мира бремя Столь долгое, столь тягостное время;
И не могу понять,
Как жил другим желаньем, Несвойственным тебе, другим дыханьем.
С тех пор как я впервые На опыте узнал, что значит жизнь, Страх смерти грудь мою не сжал ни разу. И то мне ныне кажется игрой, Что славит неразумный мир порой, Чего всегда трепещет и боится
Последняя граница; И коль опасность вижу я, в упор Смеющийся в нее вперяю взор.
Я трусов презирал И низкие отверженные души Всегда. Теперь же тотчас уязвляет Мне чувства каждый недостойный шаг И тотчас подлости людской пример В негодованье душу повергает.
Надменный этот век, Который насыщается тщетой, Враждебный доблести, болтун пустой, Который пользы ищет, неразумный (А что все больше бесполезна жизнь,
Того не видит он), Меня он ниже, знаю. И смешон Мне суд людей; и всяческую чернь, Которая в незнанье презирать Тебя готова, я готов попрать.
И разве первенства другие чувства
Тебе не отдают? И разве вообще другому чувству
Средь смертных есть приют? Гордыня, алчность, ненависть, презренье, И честолюбье, и стремленье к власти
Лишь суетные страсти В сравнении с тобой. Лишь ты живешь
В сердцах. Лишь ты Властителем пришло к нам непреклонным Назначено от вечности законом.
Оно дарует жизни смысл и ценность, И человек с ним ко всему готов; Единственное оправданье року, Который на земле из всех плодов
Нам лишь страданье выбрал. Того не знают низкие сердца,
Что лишь из-за него Порой бывает жизнь милей конца.
Чтоб радости твои узнать, о мысль,
Достойная цена Изведать человеческие муки
И испытать сполна Жизнь смертную; и вновь бы я вернулся
Постигшим беды все, Точь-в-точь таким, как ныне, Чтоб к цели вновь направиться твоей; Хотя в песках, средь ядовитых змей,
Лишась последних сил,
В скитаньях по пустыне Тебя я не достиг. Притом отвагу Свою я не хочу причислить к благу.
О, что это за новая безмерность, О, что это за мир, о, что за рай, В который мощь твоих чудесных чар Меня возносит, кажется! Где я Блуждаю под иным, нездешним светом, Где исчезает суть моя земная,
Действительность моя!
Наверно, таковы Бессмертных сны. Увы, ты тоже сон, Явь озаряя блеском красоты,
Мысль сладостная, ты Сон, явная мечта. Но существо Твое - иное, чем у грез пустых,
В нем скрыто божество, И потому жива ты и сильна, И потому при встрече с явью ты Оказываешься упорней тверди
Земной; ты ей равна, Ты пропадаешь лишь на ложе смерти.
О мысль моя, конечно, Ты оживляешь дни мои одна, Любовь моя, ты страхи мне несешь; В единый миг простимся мы со светом: Я узнаю по явственным приметам, Что ты мне в повелители дана. Какую-нибудь сладостную ложь Мне ослабляло истины виденье.
Но чем теперь ясней
Ты снова мне видна,
Тем больше наслажденье, Тем большим я безумием дышу.
О райская краса! Мне кажется, когда вокруг гляжу, Что всякий лик прекрасный - словно образ Обманный - подражает твоему.
Ты - всяческой мечты
Единственный источник, Единственная правда красоты.
Ужель была не ты Моих забот усердных высшим смыслом С тех пор, как увидал тебя впервые?
И был ли день такой, Чтоб я не думал о тебе? И часто ль Твой властный образ снов моих бежал?
О ангела подобье,
Прекрасная, как сон, В людских жилищах, сумрачных и тесных,
Иль в безграничности путей небесных,
К чему я устремлен Сильнее, чем к очам твоим? Чего
Хочу в своей судьбе Найти желанней мысли о тебе?
XXVII
ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ
Кто мил богам, тот умирает в юности.
Менандр
Сестер Любви и Смерти первый крик
В один раздался миг. Прекрасней их на нашей нет планете И на иных, и нет нигде на свете.
Одна дарует благо И наслажденья, сладостные столь, Что равных им нет в море бытия. Другая - вмиг уничтожает боль Великую и всяческие беды.
Красивейшая дева, Приятная на взгляд, но не такая, Какой ее рисует робкий люд; Она частенько по пятам идет
За юною Любовью; Над смертной жизнью вместе пролетая, Они - для сердца мудрого оплот. Ни разу сердце не было столь мудрым, Столь храбро мерзость жизни не презрело, Как в миг, когда в него вошла Любовь; Одна Любовь к опасности влечет
Ей преданное сердце;
Любовь, оно - в твоих руках всецело, Рождаешь ты иль пробуждаешь вновь
В нем мужество; стремленье К делам, а не к пустым, как прежде, снам Приходит к человеческим сынам.
Когда любовным чувством
Наш дух еще чуть-чуть
Волнуем и томим,
Устало вместе с ним Желанье смерти наполняет грудь: Не знаю как, но первое великой Любви бывает действие таким.
Быть может, чьи-то очи
Пугает вид пустыни: Быть может, смертный видит, что земля Уже для жизни не годна отныне
Без счастия того Единственного, нового, большого, Которое себе представил он; Предчувствуя, что по такой причине В душе родится смерч,- покоя жаждет,
Укрыться жаждет в бухте
Перед желаньем гордым, Что с воем тьму несет со всех сторон.
И далее, когда Власть грозная объемлет все вокруг И молнией забота в сердце бьет,
Как часто призывает Со страстными мольбами, Смерть, тебя Терзаемый мученьями влюбленный!
Как часто, утомленный В ночи иль поутру, хотел бы звать Себя блаженным он, когда бы впредь
Не должен был вставать, Чтоб снова на постылый свет смотреть.
И часто, слыша похоронный звон
Иль внемля песнопенью, Летящему с умершими к забвенью,
Среди горячих вздохов
Из глубины души, Испытывал одну лишь зависть он К тому, кто направляется к усопшим. И даже чернь презренная: крестьянин, Которому из доблестей (что знаньем Даются) не известна ни одна; И девушка, смущения полна, Что имя смерти слышит с замираньем И волосы у ней шевелит страх,На погребальных смеет пеленах Остановить свой непреклонный взгляд;
И даже сталь и яд Овладевают глубиною дум,
И постигает ум
Во мраке прелесть смерти.
Так к смерти и склоняет Закон любви. А иногда бывает: Души боренья до того огромны, Что смертная их не выносит сила И вот уж диким мукам уступила
Плоть бренную, и Смерть Свою сестру на сей раз победила. А то - Любовь терзает изнутри, И селянин, живущий в темноте, Иль девушка - по собственной же воле
Жестокою рукой Себя во цвете жизни убивают. Но их несчастью лишь смеются те, Кому даны и старость и покой.
Пусть душам благородным, Горячим и счастливым
Лишь одного из вас Судьбе послать окажется угодным,
Людского рода други, Властители желанные, вам слуги Все сущие вокруг, и только рок С могуществом таким сравниться б мог. И ты, кого с начала дней моих
Смиренно призываю, Смерть дивная, которой лишь одной Знакома жалость в мире мук земных, Коль я тебе хоть раз воздал хвалу, Коль я твою божественную суть Берег (когда старалась посягнуть Чернь на нее), преграды ставя злу,Не медли больше, согласись склониться
На странные мольбы И взор печальных этих глаз во мглу Отныне погрузи, времен царица. Но ты меня найдешь к любому сроку, Расправив крылья, вняв моей мольбе,
