Роберт Рождественский - Мы долгое эхо друг друга (сборник)

Не ночь,
            а просто
сорок минут
сумерек…
К тебе есть
            просьба:
бежим от запутанной сутолоки!
Туда —
где простор,
где река
            тяжела и покорна…
Там дремлет
            костер
того счастливого
года…

Мы выйдем из лодки,
дождемся полночного часа.
И угли холодные
вдруг покраснеют
            от счастья!
И вновь мы
            привыкнем
к росе,
к шорохам чутким…
Пылать
            травинкам!
Гореть
            березовым чуркам!..
А нам —
помолчать.
Погрустить,
            если будет охота…
И снова
начать
от костра
            счастливого года!
Всю душу проветрить.
Все тайные мысли
            проверить.
И сердцу
            поверить.
И теплым коленям
            поверить…
И праздничным вечером
на главной
            площади
                      города
пусть вспыхнет
навечно
костер
            счастливого
                       года!
И пусть он согреет
все руки,
            все клятвы,
                       все просьбы…

Поедем скорее!
Поедем,
пока не поздно.

Я снова дома,
            дома.
Вот так и надо
жить.
Мне хорошо.
            Удобно.
И незачем спешить.
И можно вещи гладить.
Ценить.
Переставлять.
С вещами можно
            ладить.
Их можно прославлять.
Отдать им,
            что имеешь,
почти сойдя с ума…
Но вот
            проходит месяц,
и в доме —
кутерьма!
Как изменились веши!
(Не веришь —
сам взгляни!)
Вот я все меньше,
            мельче.
Вот все крупней
они.
Огромны,
            непокорны,
страшны, как никогда, —
они подходят к горлу,
как полая вода!
Как будто под парами
в усилье
            непростом
топорщится углами
обыкновенный стол.
Растет и задевает,
молчание храня,
как будто
выживает
из комнаты
            меня!
Пройти к столу мешает
гигантская кровать!..

Я снова
уезжаю
по дому
            тосковать.

Об испытаньях прежних
не вспоминай пока что…
Ты —
            в сауне.
Ты – грешник.
И потому —
покайся!
Вживайся оробело
в блаженство и мученье…
Но если это —
пекло,
куда девались черти?..

Жара,
            жарынь,
                       жарища,
не утихая, стелется.
Она теперь
            царица!
Она теперь
владелица!
Она погодой вертит.
А здесь,
в горниле сауны,
из флоры —
            только веник,
и только я —
из фауны.
И не хватает воздуха.
И дышишь —
как воруешь.
Но тут же надо —
            в озеро!..

А сможешь?
А не струсишь?..
Наверное, сумею.
Конечно же, не струшу.
Сейчас я чуть помедлю
и выбегу
            наружу!
Ведь мы, во всяком случае,
в своем существовании
и кипятками
            варены!
И холодами
            кручены!
Все в жизни повторяется.
И в нас уже
            вколочено:
В холодное!
В горячее!
В горячее!
В холодное!

Вроде просто:
            найти и расставить слова.
Жаль, что это все реже.
И все больней…
Вновь бумага лежит —
            ни жива ни мертва —
будто знает,
что ты прикоснешься к ней.

Но ведь где-то есть он,
            в конце концов,
тот —
единственный,
необъяснимый тот —
гениальный порядок
            привычных нот,
гениальный порядок
            обычных слов.

За окном заря красно-желтая.
Не для крика пишу,
для вышептыванья.
Самому себе.
            Себе самому.
Самому
себе.
Больше – никому…
Вновь душа стонет,
душа не лжет.
Положу бинты,
где сильнее жжет.
Поперек души
положу бинты.
Хлеба попрошу,
            попрошу воды.
Вздрогну.
Посмеюсь над самим собой:
может, боль уйдет,
может, стихнет боль!
А душа дрожит —
            обожженная…

Ах, какая жизнь протяженная!

Было весело.
Было пьяно.
Было душно, как в парнике…
Шестьдесят свечей
                     засияло
на торжественном пироге.
Длилось время.
Звучали тосты
и приканчивалась икра…

Багровея,
            бухгалтер толстый
постоянно кричал: «Ура!..»
Постаревшая примадонна,
плотно севшая на кровать,
повторяла хозяйке дома:
«Дура!
Годы надо
            скрывать!..»
Лысый дядя хвалил жаркое
и, задрав подбородок вверх,
лепетал
            чего-то такое
про коротенький бабий век…
А хозяйка, вникая в речи,
не сердилась, не горевала.
Наклонившись,
            тушила свечи.
Будто каждую целовала.

Вот ведь как!
            Явилась первой.
Надо было опоздать.
Где-нибудь в сторонке встать…
Что поделать —
сдали нервы…
Шла —
            как будто на экзамен,
с пятницы считала дни…
как же:
«Встреча под часами»!
Под часами.
Вот они.
А его на месте нет…
(Как некстати нервы сдали!)
Ну еще бы! —
            на свиданье
не была я
столько лет!
Даже страшно подсчитать…
Что ж я:
            рада иль не рада?
Там увидим…
Только надо,
надо было опоздать!..
Дура!
            Сделала прическу,
влезла в новое пальто,
торопилась,
            как девчонка.
Прибежала…
Дальше что?

Современная женщина,
                    современная женщина!
Суетою замотана,
                    но, как прежде, – божественна.
Пусть немного усталая,
                    но, как прежде, – прекрасная.
До конца непонятная,
только сердцу подвластная.
Современная женщина,
                    современная женщина, —
то грустна и задумчива,
                    то светла и торжественна.
Доказать ее слабости,
                    побороть ее в дерзости
зря мужчины стараются,
понапрасну надуются!
Хоть не хвастает силою,
                    но на ней – тем не менее —
и заботы служебные,
                    и заботы семейные.
Все на свете познавшая,
                    все невзгоды прошедшая, —
остается загадкою
современная женщина!

Ромео моего
пока что
            не заметно…
Что ж,
            подождем его.
Я очень
современна!..
Порой берет тоска:
ведь нужно быть, к примеру,
кокетливой
(слегка!)
и неприступной
(в меру!)
Все
            успеваешь ты:
казаться беззаботной
и покупать
            цветы
себе,
идя с работы.
Самой себе
            стирать,
себе готовить ужин,
квартиру убирать
с усердием ненужным.
Подруге позвонить
замужней и счастливой, —
и очень мудрой
                     слыть,
быть
очень терпеливой.
Выслушивать слова
и повторять, не споря:
«Конечно,
ты права!
Мужья —
            сплошное горе».
И трубку положить
спокойно и устало.
И, зубы стиснув,
                     жить
во что бы то ни стало!
И маяться одной,
забытой,
            как растенье.
И ждать
очередной —
проклятый! —
день рожденья…
И в зеркало смотреть.
И все морщины
                   видеть.
И вновь себя
жалеть.
А чаще —
ненавидеть!..
Нести
            свою печаль.
Играть с судьбою
в прятки.
И плакать
            по ночам.
А утром
быть в порядке.
Являться в институт
и злиться без причины…
Ну,
            вот они идут
по улице —
мужчины!
Красавцы на подбор
с достоинством
спесивым.
Самодовольный пол,
считающийся
            сильным.
Как равнодушны
                    вы!
И как же вы
                    противны,
изнеженные
львы!
Потасканные
тигры!
Глядящие
                    людьми,
стареющие телом…
Да где он,
           черт возьми?!
И в самом деле,
где он?..

«Скорая помощь» —
                    по городу, словно по полю
голос вселенской беды,
                              будто флаг, вознеся.
(Господи,
может быть, что-то случилось
                                        с тобою?!)
Улица вся обернулась.
И замерла вся.
Воплем тугим
         переполнены сердце и память.
Он оглушает:
Успеть бы!
          Успеть бы!
                     Успеть!..
Вновь с телефонного диска
                                срывается палец.
«Скорая помощь»
пронзает застывший проспект…
Мир озирается.
Просит любовь о спасенье.
И —
         до сих пор неподвластны толпе докторов, —
рушатся
самые прочные дружбы
и семьи.
А у певицы —
                    горлом не песня,
                                         а кровь!
Голос несчастья над городом мечется снова…
Странно, что в эти минуты,
всему вопреки,
веришь
в извечную помощь
                    тихого слова.
В скорую помощь
                    протянутой доброй руки.
Ну, приди же,
          любимый!
                    Приди!
Одинокой мне быть
запрети.
Приходи, прошу,
                    приходи.
За собой меня
поведи…
Стрелки глупые торопя,
не придумывая ничего,
я уже простила
                    тебя —
повелителя своего.
Все обычно
          в моей мечте.
Я желаю —
          совсем не вдруг —
быть распятою
на кресте
осторожных и сильных
                    рук.
Чтобы стало нам горячо,
а потом —
еще горячей!..
И уткнуться
         в твое плечо.
И проснуться —
         на этом плече.
Вот видишь,
         тебя и любимым
                           назвать я успела!
Не надо бы —
сразу…
Ведь лучше —
          когда постепенно.
Ведь лучше – потом,
лучше – после…
Любимый, послушай,
ведь лучше…
Но где я найду
                    это самое
                              «лучше»?!
О, если бы знал ты, любимый,
                                   как страшно и дико
давать о себе объявленье в газету:
«Блондинка,
вполне симпатичная,
добрая,
среднего роста…
Ее интересы:
         домашний уют и природа.
Имеет профессию.
Ищет надежного друга…»
О, если бы знал ты,
как все это пошло!
                    И – трудно…
Порой, в темноте,
рассуждаю я очень спокойно:
пройдет одиночество это,
                               наступит – другое.
Настанет пора,
и закружатся
          листья из меди.
В окошко мое постучит
одиночество
смерти.
Нет, я не пугаюсь.
Я знаю,
          что время жестоко.
Я все понимаю.
И все принимаю.
Но только
тому одиночеству
                    я не желаю
                               сдаваться!
Хочу быть
любимой!
Живою хочу
          оставаться.
Смеюсь над другими
                    и радуюсь дням и рассветам.
И – делаю глупости!
И – не жалею об этом.
Дышу и надеюсь…
О, господи,
          как это больно!..
Ты видишь, любимый:
я вот она —
          вся пред тобою.
Слова мне скажи!..
Ну, пожалуйста.
Нет больше мочи!..
Чтоб – только не молча,
не молча.
Чтоб только —
                    не молча!..
Слова говори мне,
                    слова говори мне —
любые!
Какие захочешь,
чтоб только – не молча,
                               любимый!
Слова говори мне.
Без этого радость —
                    не в радость…
Скажи,
         что со мной хорошо.
И что я тебе нравлюсь.
Скажи,
         что ты любишь меня.
Притворись на мгновенье!..
Соври,
         что меня не забудешь.
Соври,
я поверю.

А может, просто
                    плюнуть и уйти?
И пусть
его
терзают угрызенья!..
(Ну-ну,
         шути, родимая, шути!
Нашла ты славный повод
                    для веселья.)
Останусь,
          чтобы волю испытать!..
Еще немного подождем.
Помедлим…
Ведь женщины
          давно привыкли ждать.
Чего-чего,
а это мы умеем…

Птицы спрятаться
                    догадаются
и от снега укроются…
Одинокими
          не рождаются.
Ими после
становятся.
Ветры зимние
                    вдаль уносятся
и назад возвращаются.
Почему,
           зачем,
                    одиночество,
ты со мной
не прощаешься?
Пусть мне холодно
                    и невесело, —
все стерплю,
что положено…
Одиночество —
                    ты профессия
до безумия сложная!
Ночь пустынная.
                    Слезы затемно.
Тишина безответная…
Одиночество —
                    наказание.
А за что —
я не ведаю…
Ночь окончится.
                    Боль останется.
День
с начала закрутится…
Одинокими
          не рождаются.
Одиночеству
учатся.
Ну, приди же,
                    любимый!
                             Приди!
Одинокой мне быть
запрети!
За собой меня
поведи.
Приходи, прошу,
                    приходи!
Задохнувшись,
                    к себе прижми
и на счастье,
и на беду…
Если хочешь,
         замуж возьми.
А не хочешь —
и так пойду.
Слово-то какое:
         «замуж» —
сладкий дым…
Лишь бы он пришел,
                    а там уж
поглядим.
Пусть не густо
                    в смысле денег
у него, —
приголубим,
          приоденем, —
ничего!
Лишь бы дом мой,
                    дом постылый,
не был пуст.
Пусть придет —
                    большой и сильный, —
курит пусть!
Спорит,
         ежели охота.
Пусть храпит!..
Так спокойно,
         если кто-то
рядом
спит…
Хорошо бы
         пил не очень.
И любил,
хоть немножечко!..
А впрочем,
лишь бы
был…
Без него сейчас мне точно
нет житья!..
Да зачем я так?!
Да что же,
что же
           я?!

Черт с тобой!
                    Не приходи!
Вспоминать —
и то противно…
Сгинь!
        Исчезни!
                    Пропади!
Я-то
нюни распустила…
Не желаю подбирать
со стола
           чужие крохи.
Если вновь захочешь врать,
ври
уже другой дурехе!..
Ишь,
            нашелся эталон!
Я в гробу таких
видала!
Тоже мне
            Ален Делон
поселкового масштаба.
Бабник!
Только и всего.
Трус!
Теперь я точно знаю…
Он решил,
            что на него я
свободу
променяю?!
Думал:
            баба влюблена!..
Что?
Не вышло?
Ешьте сами!
Вашей милости цена —
три копейки
на базаре.
Я везде таких
                    найду!
Десять штук
на каждый вечер…
Не звони —
                    не подойду!
Не отвечу,
не отвечу!

Как без тебя?
                    Как?..
Был ты
синицей в руках.
Что без тебя
                    я?
Словно земля
ничья.
Стонет моя
          боль.
Я бы пошла
          за тобой!
Шла бы,
          закрыв глаза,
тихая,
как слеза…
Мне без тебя
                    как?
Птицей стать
в облаках?
Реять
           в ночной темноте?
Крылья уже
не те…
Злую печаль
                    пью.
Злюсь на судьбу
свою.
Вижу
           ее свет…
Есть ты там
или нет?
Мечется
           мой
                    крик!
Он от других
скрыт.
Боль
         отдается в висках:
Как без тебя?
Как?

Стану
верной женою.
Не пройди стороною, —
буду
верной женою.
Над судьбой
                    и над домом
стану
солнышком добрым,
над судьбой
                    и над домом.
Хочешь —
           буду сестрою.
От несчастий прикрою,
хочешь —
           буду сестрою.
Скажешь —
        буду рабыней.
Если только любимой,
то могу —
и рабыней.

Кто может чуду приказать:
                              «Свершись!» —
от собственного крика
холодея?..
Мне кажется:
                    я жду
                               уже всю жизнь.
Мне кажется:
                    я жду
                               почти с рожденья.
Я буду ждать
                    до самого конца!
Я буду ждать
                    за смертью
                               и за далью!
Во мне стучат
сестер моих
                    сердца.
Сестер по жизни
и по ожиданью.

В этот час
           миллионы моих незнакомых сестер,
ничего не сказав,
никому и ни в чем не покаясь,
ожидают мгновенья
                    взойти
                              на высокий костер,
на костер настоящей любви,
и – сгореть,
                    улыбаясь.
В этот час мои сестры
                    на гребне такой высоты,
простирая в бессмертье
                    зовущие
                               нежные руки,
ждут любимых своих
под часами
          всесильной мечты.
Под часами судьбы.
Под часами
          надежды и муки…
В этом взрывчатом мире
                               забытой уже
                                         тишины,
где над всеми
бессонное время
                    летит безучастно,
не придется вам пусть никогда
ждать любимых
с войны!
Не придется вам пусть никогда
ждать любимых
напрасно!
Рядом с бронзой царей,
                         разжиревших
                               на лжи и крови,
рядом с бронзой героев,
                         рискнувших собой в одночасье,
должен выситься памятник
Женщине
ждущей любви!
Светлый памятник Женщине,
ждущей
         обычного счастья…
Вновь приходит зима
                 в круговерти метелей и стуж.
Вновь для звезд и снежинок
                           распахнуто небо ночное…
Все равно я дождусь!
Обязательно
       счастья дождусь!
И хочу, чтобы вы
в это верили
вместе со мною.

…Ну, приди же,
любимый!
Приди!