Джон Китс - Ламия, Изабелла, Канун святой Агнесы и другие стихи
15 К губам холодный палец прижимала.
Вдоль полосы песчаной протянулись
Глубокие, неровные следы
К стопам Сатурна. На холодном дерне
Покоилась тяжелая рука
20 Титана - равнодушная, немая,
Безвластная. Не открывая глаз,
Он словно к матери своей Земле
Клонился, ожидая утешенья.
Казалось, чтобы пробудить его,
25 Нет силы соразмерной. Но пришла
Та, что коснулась родственной рукою
Его широких плеч, склонясь пред ним
В почтительности скорбной и глубокой.
Она была богиней на заре
30 Рожденья мира; даже Амазонка
Предстала б карлицею рядом с ней;
Она могла бы гордого Ахилла,
За волосы схватив, пригнуть к земле
Иль Иксиона колесо - мизинцем
35 Остановить. Ее прекрасный лик
Был больше, чем у Сфинкса из Мемфиса,
Которому дивились мудрецы,
Но как не походил на мертвый мрамор,
Как он светился красотой Печали,
40 Печали, что превыше Красоты!
Она прислушивалась к тишине
С тревогой - словно тучи первых бедствий
Растратили уже свои грома
И новые отряды тьмы зловещей
45 От горизонта двигались... Прижав
Одну ладонь к груди, как будто ей,
Богине, что-то причиняло боль
В том месте, где у смертных бьется сердце,
Другой рукою тронув за плечо
50 Сатурна и к виску его приблизив
Полураскрытые уста, она
Заговорила звучным, как орган,
Певучим голосом... Вот слабый отзвук
Тех слов (О, как ничтожна наша речь
55 В сравненье с древним языком богов!):
"Сатурн, очнись!.. Но для чего зову
Тебя очнуться, свергнутый владыка!
Могу ль утешить чем-нибудь? Ничем.
Увы, ты небом предан, и земля
60 Тебя, бессильного, не признает
Монархом; океан вечношумящий
Отпал от скиптра твоего; и мир
Лишился первозданного величья.
Твой гром, под власть чужую перейдя,
65 Грохочет, необузданный, в эфире
Доселе ясном; молния твоя
Беснуется в неопытных руках,
Бичуя все вокруг и опаляя.
Мучительные, злые времена!
70 Мгновенья, бесконечные, как годы!
Так беспощадно давит эта боль,
Что не передохнуть и не забыться.
Так спи, Сатурн, без пробужденья спи!
Жестоко нарушать твою дремоту,
75 Она блаженней яви. Спи, Сатурн!
Пока у ног твоих я плачу горько".
Как в летнюю магическую ночь
Под пристальным сиянием созвездий
Беззвучно грезит усыпленный лес,
80 И вдруг проходит одинокий шорох,
Как в море одинокая волна,
И снова тишина, - так отзвучали
Ее слова. В слезах она застыла,
К земле припав своим широким лбом
85 И словно шелковистое руно
Рассыпав волосы у ног Сатурна.
Так минул месяц, совершив в ночи
Свои серебряные превращенья,
И целый месяц оставались оба
90 Недвижны, словно изваянья в нише:
Оцепенелый бог, к земле склоненный,
И скорбная сестра, - пока Сатурн
Не поднял от земли померкший взор
И, оглянувшись, не увидел гибель
95 Своей державы, весь угрюмый мрак
Долины той - и возле ног своих
Коленопреклоненную богиню.
И вот он начал говорить, с усильем
Ворочая застывшим языком,
100 И мелкою осиновою дрожью
Дрожала борода его: "О Тейя,
Супруга светлого Гипериона!
Дай мне взглянуть в твое лицо, чтоб в нем
Прочесть свою судьбу; скажи, сестра,
105 Ужель ты узнаешь Сатурна в этом
Бессильном образе? ужель ты слышишь
Сатурна голос? или этот лоб,
Изрезанный морщинами невзгод,
Лишенный драгоценной диадемы,
110 Чело Сатурна? Кто исхитил силу
Из рук моих? Как вызрел этот бунт,
Когда, казалось, я железной хваткой
Держал Судьбу в могучем кулаке?
Но так случилось. Я разбит, раздавлен
115 И потерял божественное право
Влияния на ход светил ночных,
Увещевания ветров и волн,
Благословения людских посевов
Всего, в чем может Высшее Начало
120 Излить свою любовь. Я сам себя
Не обретаю в собственной груди;
Не только трон - я суть свою утратил
И впал в ничтожество. Взгляни, о Тейя!
Открой свои бессмертные глаза
125 И взглядом обведи простор вселенной:
Пространства мглы - и сгустки ярких звезд,
Края, где дышит жизнь, - и царства хлада,
Круги огня - и адское жерло.
Вглядись, о Тейя, может быть, увидишь
130 Крылатую какую-нибудь тень
Иль буйно мчащуюся колесницу,
Спешащую отвоевать обратно
Утраченные небеса; пора!
Сатурн обязан снова стать царем,
135 Блистательной победой увенчаться!
Мятежников я свергну - и услышу,
Как трубы золотые возвестят
О торжестве, как праздничные гимны
С сияющих прольются облаков,
140 Призывы к миру и великодушью,
И переливчатые звуки лир...
И много небывалой красоты
Тогда родится в мир - на удивленье
145 Всем детям неба. Я отдам приказ!
О Тейя, Тейя! Что с Сатурном стало?"
Одушевленный, он уже стоял,
Сжимая длани; пот с чела струился;
Его седая грива разметалась,
Пресекся голос. Он уже не слышал
150 Стенаний Тейи; лишь глаза сверкнули,
И с уст сорвались грозные слова:
"Что ж! разве разучился я творить?
Не в силах новый мир создать, разрушив
И уничтожив этот? Дайте новый
155 Мне Хаос, дайте!" Этот грозный крик
Достиг Олимпа и повергнул в дрожь
Бунтовщиков. Рыдающая Тейя
Воспряла и с надеждою в глазах
Заговорила страстно-торопливо:
160 "О, это - речь Сатурна! Так скорее
Идем к собратьям нашим, чтоб вселить
В них мужество. Я поведу тебя".
И, умоляюще взглянув на бога,
Она пошла вперед, за нею вслед
165 Сатурн; пред ними расступалась чаща,
Как облака пред горными орлами,
Взлетающими над своим гнездом.
Повсюду в этот час царила скорбь,
Стоял такой великий плач и ропот,
170 Что смертным языком не передать.
В укрытьях тайных или в заточенье
Титаны в ярости судьбу клянут,
К Сатурну, своему вождю, взывают.
Во всем роду их древнем лишь один
175 Еще хранит и силу и величье:
Один блистающий Гиперион,
На огненной орбите восседая,
Еще вдыхает благовонный дым,
Курящийся на алтарях земных
180 Для бога Солнца, - но и он в тревоге.
Зловещих предзнаменований ряд
Его смущает - не собачий вой,
Не уханье совы, не темный призрак
Полуночи, не трепетанье свеч,
185 Не эти все людские суеверья
Но признаки иные поселяют
В Гиперионе страх. Его дворец
От треугольных башен золотых
И обелисков бронзовых у входа
190 До всех бессчетных стен и галерей,
Лучистых куполов, колонн и арок
Кроваво-красным светится огнем,
И занавеси облаков рассветных
Пылают багряницей; то внезапно
195 Затмятся окна исполинской тенью
Орлиных крыл, то ржаньем скакунов
Покои огласятся. В кольцах дыма,
Которые восходят к небесам
С холмов священных, ощущает бог
200 Не аромат, но ядовитый привкус
Горелого металла. Оттого-то,
До гавани вечерней доведя
Усталое светило и укрывшись
На сонном западе, дабы вкусить
205 Блаженный отдых на высоком ложе
И мелодическое забытье,
Не может он отдаться безмятежно
Дремоте, но угрюмо переходит
Шагами грузными из зала в зал,
210 Пока его крылатые любимцы
По дальним нишам и углам дворца
Прислушиваются, теснясь в испуге,
Как беженцы за городской стеной,
Когда землетрясенье разрушает
215 Их бастионы, храмы и дома.
Как раз теперь, когда Сатурн, очнувшись
От ледяного сна, за Тейей вслед
Ступал сквозь дебри сумрачного бора,
Гиперион, потемкам оставляя
220 Владеть землей, спустился на порог
Заката. Двери солнечных чертогов
Бесшумно отворились, - только трубы
Торжественных Зефиров прозвучали
Чуть слышным, мелодичным дуновеньем,
225 И вот, как роза в пурпурном цвету,
Во всем благоуханье и прохладе,
Великолепный, пышный этот вход
Раскрылся, как бутон, пред богом солнца.
Гиперион вошел. Он весь пылал
330 Негодованьем; огненные ризы
За ним струились с ревом и гуденьем,
Как при лесном пожаре, - устрашая
Крылатых Ор. Пылая, он прошел
Под сводами из радуг и лучей,
235 По анфиладам светозарных залов
И по алмазным лестницам аркад
Сияющих, - пока не очутился
Под главным куполом. Остановясь
И более не сдерживая гнева,
240 Он топнул в бешенстве, - и весь дворец
От основанья до высоких башен
Сотрясся, и тогда, перекрывая
Протяжный гром могучего удара,
Воскликнул так: "О сны ночей и дней!
245 О тени зла! О барельефы боли!
О страшные фантомы хладной тьмы!
О призраки болот и черных дебрей!
Зачем я вас увидел и познал?
Зачем смутил бессмертный разум свой
250 Чудовищами небывалых страхов?
Сатурн утратил власть; ужель настал
И мой черед? Ужели должен я
