Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма
Любовь. Триптих
I. «Любовь, как свет зари снегам…»
Любовь, как свет зари снегам
На строгих высях Эвереста,
Блеснула нам. Но в жизни места
Нет снам столь чистым; как богам,
Им нужен храм и святость храма, —
И мудрость в счастьи криптогам:
В их тайне им эпиталама.
II. «Судьбы свершались; шли года…»
Судьбы свершались; шли года,
Познала ты иные узы, —
Но святы брачные союзы
Сердец, спаявших навсегда
Себя любви высокой снами:
В веках угасшая звезда
Еще поднесь горит над нами.
III. «Свет ярче, дали голубей…»
Свет ярче, дали голубей…
Мы в звездных нимбах семизначных;
Блистают ткани платьев брачных,
Как крылья белых голубей;
Струятся волны фимиама, —
И в синем храме их зыбей
Для нас гремит эпиталама.
Август, 1929 года
Сомнабулы
Проходим мы, луной влекомы,
Свой путь во сне, и под стопой
Не видит бездн наш взор слепой,
Скользим над пропастью легко мы —
Манящий свет ласкает нас…
Вдруг — зов… И звук его знакомый
Нас будит к жизни… в смертный час.
«Степного ветра своеволью…»
Степного ветра своеволью
Себя бездумно отдаю,
Парю мечтой и гимн пою
Цветам, и солнцу, и приволью,
И неба синему шатру…
А сны любви с их жгучей болью
Развеял буйно на ветру.
Старый портрет
Веранда. Черный мрак в июле;
За парком синий блеск зарниц.
Насторожась, не дремлет шпиц
У ног хозяйки. В смутном гуле
Дубов рассказам нет конца,
И светел лик старушки в тюле
Ее старинного чепца.
«Загадка всё одна и та ж…»
Загадка всё одна и та ж:
Игрушка ль мы судьбы случайной;
Иль жизни смысл окутан тайной,
Как сфинкс, песков безмолвный страж;
Иль красота и радость мира
Нам только снится, как мираж
В пустынях синего эфира?
В лесу
Глушь всё чернее. Лес-кудесник
Пути назад заворожил…
Угрюмых сосен старожил,
Грозит мне ворон, бед предвестник, —
Но светел я, простясь с тоской,
И в сердце, древних чащ ровесник,
Глубокий, благостный покой.
Скит
Конца нет частым поворотам
Дорожки в чаще хмурых хвой..
Ни звука, ни души живой.
Вдруг — древний скит. Тропа к воротам.
Святыни мирный часовой,
Монах, крестясь, окликнул: «Кто там?»
— «Открой, старик! Впусти: я — свой!..»
Где же Ты?
Обрыв. Конец тропинке гибкой:
Направо — кручи мертвых скал,
Налево — черных бездн оскал
Манит загадочной улыбкой…
Где ж Ты, чей зов мечты ласкал?
Моя стезя была ошибкой —
Я в высь пути не отыскал.
«Весь мир от солнца до окраин…»
Весь мир от солнца до окраин
Средь бездн затерянных светил,
Как гость, я грезой посетил;
Но дом мой — здесь, здесь — я хозяин.
Душе, как родина, свята
Земля, где страшный след твой, Каин,
И чистый след стопы Христа.
«Ты в смоль кудрей вплетаешь мак…»
Ты в смоль кудрей вплетаешь мак —
Цветы забвенья. И капризно
Лишь искры счастья — счастья тризной —
Даришь в миг страсти… Пусть же так!
Но жизнь я дал бы, две хоть, три хоть,
Чтоб пить очей забвенный мрак
И ласки огненную прихоть…
«Свежо. Дыхание левкоя…»
Свежо. Дыхание левкоя;
Пьянящий запах резеды.
Роса. Две ранние звезды
Очами вечного покоя
Ласкают грустную, зарю,
И в миг затишья так легко я
До самых звезд душой парю.
Свеча
Благой со строгими глазами
Темнеет Спас: благая Русь.
Я вновь в былом… Опять молюсь
Я пред родными образами,
Молитвы детские шепча…
О чем же крупными слезами
Так плачет белая свеча?..
Вечность. Венок полусонетов
Посвящаю Владимиру Степановичу Ильяшенко
Магистрал
Делам и мыслям не дано
В недвижной вечности забвенья…
Всё, до последнего мгновенья,
В непреходящем учтено.
Тысячелетия вселенной
Воскреснут, как одно зерно,
С зарей весны благословенной.
I. «Делам и мыслям не дано…»
Делам и мыслям не дано
Пройти напрасно и бесследно:
Лишь время властно и победно
Хоронит бывшее давно
Во мраке, без поминовенья,
И мнится нам, что спит оно
В недвижной вечности Забвенья.
II. «В недвижной вечности — забвенья…»
В недвижной вечности — забвенья,
Как смерти, нет. Времен черед
В ней, как поток, одетый в лед,
Остановил столетий звенья,
И на Скрижалях Откровенья,
В судьбах — начертано вперед
Всё, до последнего мгновенья.
III. «Всё, до последнего мгновенья…»
Всё, до последнего мгновенья,
Всё, до тончайшего луча, —
Как шелк в узоре у ткача,
Как звук в рисунке песнопенья,
Как блик, живящий полотно:
Что было и что ждет свершенья, —
В непреходящем учтено.
IV. «В непреходящем учтено…»
В непреходящем учтено,
Всё цельно, стройно, неслучайно;
Раскрыто, сделанное тайно;
Деянье — с помыслом равно,
Со словом — дело равноценно…
И свиты в цепь, звеном в звено,
Тысячелетия вселенной.
V. «Тысячелетия вселенной…»
Тысячелетия вселенной,
Как урожай для молотьбы,
Готовят плод труда, борьбы
И напряженья мысли пленной.
Придет срок жатвы; ждет гумно:
Века из гроба жизни бренной
Воскреснут, как одно зерно.
VI. «Воскреснут, как одно зерно…»
Воскреснут, как одно зерно,
Все жизни, жившие когда-то
Разлукой, гибелью, утратой:
Всё будет всем возвращено,
Все будем вновь мы. И нетленно
Сольются жизнь и смерть в одно
С зарей весны благословенной.
VII. «С зарей весны благословенной…»
С зарей весны благословенной,
Как солнце солнц, блеснет любовь;
Всеискупающая Кровь
Омоет жертвою священной
Все тени, каждое пятно…
И смерти в радости блаженной
Делам и мыслям не дано.
Март, 1928 года
«Вся жизнь земли со мной едина…»
Вся жизнь земли со мной едина:
Светла, как озеро, душа;
Мечты — как шепот камыша,
Как ветра вздох, как запах тмина;
В ушах и в сердце — песни дня,
И чую я, как мед жасмина
Струится в жилах у меня.
«В любви клянемся мы не раз…»