Антонин Ладинский - Собрание стихотворений

Возникла из тумана
Душа — с небес она —
И воздухом романа
Дышать осуждена,

Небесного дуэта
Ей не пропеть у нас:
К печальным дням поэта
Вы не склонили глаз,

Сойти не захотели
В его бумажный ад
В том маленьком отеле,
Где за стеной шумят.

Шумят весь день соседи,
Но воспеваем мы
Лед неприступной леди
И тишину зимы.

Пусть вас не опечалит
Последний вздох певца —
Стрелою сладкой жалит
Горошина свинца,

Пусть не тревожит музу
Его последний сон —
Высокую обузу
С улыбкой принял он.

По дорогам печальным
Путешествовать нам,
А воздушным и бальным
Туфелькам — по балам,

И по мраморным струям
Лестничных ниагар
Нисходить к поцелуям,
Не ходить на базар.

Из прекрасной темницы
Вы бежали стремглав,
В золотистой пшенице
Туфельку потеряв.

В этом горестном мире —
Темен воздух земли —
На базаре в Каире
Жил сапожник Али.

Он в убогой лачуге
Починял башмаки,
У суровой подруги —
Тяжкие кулаки,

От супруги сварливой
Только слышишь в ответ:
— Ах, осел ты ленивый,
Ах, бездельник, поэт!

И когда с караваном
Уплывал он сквозь сон,
Под хрустальным фонтаном
Принцем делался он, —

Перебранки и грозы
Настигали и в снах,
И туманная роза
Таяла на глазах.

Звезды так умирают
В аравийском песке,
Так стихи погибают
На второй же строке,

Так в курятниках душных
Птицы жаждут весь день
На крылах непослушных
Улететь за плетень,

Но в заботах о пище
Вновь стучит молоток,
Зерен маленьких ищет
Круглый птичий глазок.

За высокой стеною
Мир прекрасен! А мы
Зябнем под синевою,
Как в сугробах зимы.

Ваши гневные брови
Выше каменных стен,
И темницы суровей
Лба холодного плен,

Но заказчик стучится
И приносит заказ,
А такие ресницы
Не для нас, не для нас.

Овчаркам, верным пастухам,
Лелеявшим впотьмах свободу.
Стране ненастий, бурь. Дубам,
Нас приютившим в непогоду,

Тебе, в чей домик мы в слезах
Стучались по ночам с дороги —
За это маленькое «ах»,
За всплеск руками на пороге.
></emphasis>

В печальной дружбе бремя дней
Деля с дриадами и псами,
Пасу я розовых свиней
Под деревенскими дубами.

Шумят прекрасные дубы
В глухой возвышенной тревоге
И под ударами судьбы
Поскрипывают у дороги,

И время в гору, к небесам,
Крутой дорогой убывает,
К небесным белым голубкам
Земная горлинка взывает.

Я заблудился, я пропал,
И, смутно дом припоминая,
Ищу просторы общих зал
И пальмы призрачного рая,

Ах, я имение дотла
Развеял горсточкою пыли,
Теперь последнего осла
Заимодавцы утащили,

Теперь на дудочке простой
Симфониям изволь учиться,
Из этой хижины земной
Изволь на небеса проситься.
></emphasis>

Она мне служит утешеньем,
Что существует мир иной
За грубым и телесным зреньем,
За деревянною стеной.

Под этой крышей из соломы,
Под ливнем, под потоком слез
Я вспомнил о высоком доме,
Где мальчиком крылатым рос.

Ну, что ж! Смешаем небо с глиной,
Замесим круто, в добрый час,
И гонит длинной хворостиной
Свиное стадо свинопас.
></emphasis>

Лети в земное пребыванье,
Вскипающее через край,
Бросайся, затаив дыханье,
Барахтайся, переплывай,

И ангельскими голосами,
И под пастушеским плащом
Перекликайся с небесами
В разлуке, как в лесу глухом.

А мимо взмыленные кони
За зверем раненым летят.
Изнемогая от погони,
Уже он милой смерти рад,

И Ты виденьем пролетаешь
За зверем в синеве дубов,
Над всей поэмою витаешь,
Как горестный призыв рогов.
></emphasis>

Но в ураганах, в бурях темных
Роняют желуди дубы.
Жиреют свиньи. Так в огромных
Пространствах, черных, как гробы,

Лишь Гулливеров валит, рушит
Дух аквилонов мировых,
Ликуют великанов души
Под грохот яблок золотых,

А мы об этой жизни прочной
Неторопливо говорим,
Подсчитываем прибыль точно,
Дурного пастуха браним,

Над этой жизнью неумелой
Качаем головой слегка:
— Ну свинопасово ли дело
Смотреть весь день на облака?
></emphasis>

Зачем ты землю посетила,
Неосторожная душа?
Ты крылышки свои спалила,
На смертный огонек спеша.

Барахтаясь в пучинах жалко,
Блуждая средь земных древес,
В потемках берегла весталка
Кусочек голубых небес.

И у свиных корыт, в лачуге,
Недосыпая, впопыхах,
Вся надрываясь, вся в натуге,
Пася блудливый скот в дубах,

Ты плакала над миром целым,
Ты научилась ремеслу
Слепить глаза над божьим делом,
Спать золушкою на полу.

О, никогда бы не могла ты
Без этих золушкиных рук
Вдруг сделаться — без всякой платы
Одной из верных божьих слуг.
></emphasis>

И в неуклюжести паренья
Над грубым глиняным комком,
Трудясь над миром в упоеньи,
Над упоительным цветком,

Ты, как в огромной черной розе,
В эфирной ночи ледяной
Утонешь жадно на морозе
Трудолюбивою пчелой.

Как будет жаль душе товарок,
Земных прекрасных мук и глаз!
Ну вот, мы смотрим на овчарок
И на дубы в последний раз.

Ах, мы бросаем без охоты
Тот пасторальный маскарад,
Те беспокойные заботы,
Когда у равнодушных стад

Над маленьким комочком глины
В холодных ветряных лесах
Под хрюканье, под рев звериный,
Мы думали о небесах.

Леди и джентльмены,
Вот печальный рассказ
О страстях Мельпомены,
О любви без прикрас.

Оттеняет небрежный
Локон мраморность лба,
И любовников нежных
Разделяет судьба.

Прибыл с грузом талантов,
Монологов и слез
Бедных комедиантов
Полотняный обоз.

Может быть, за работу
Нас освищет раек,
И прикроет зевоту
Веера ветерок,

Но героев романа,
Плакавших под луной
И покинувших рано
Страшный воздух земной,

Беднякам и персонам,
Любопытству девиц
Представляет с поклоном
Автор этих страниц.
></emphasis>

Ради славы и мира
Мы покинули дом,
Черный воздух Шекспира
Мы, как пьяницы, пьем.

Городские мальчишки
Нас встречают, орут,
И цветные афишки
На заборах цветут.

И пока театральный
Строится балаган
И высокий астральный
Намечается план,

Трагики без опаски
Погибают в вине,
Франту делает глазки
Героиня в окне.

Парусина полощет,
Это — небо. Потом
Полотняная роща.
Барабан — майский гром.

Будет все по желанью
Благородных господ.
Начинаем, вниманье!
Только шиллинг за вход.

Сжалься, о Мельпомена!
Занавес! Занавес!
Страшный шорох и сцена:
Луна, башня и лес.

Стала знатной, богатой
Театральная голь.
Бородою из ваты
Потрясает король.

И продажные шпаги
Куплены за кольцо,
Но белее бумаги
У злодея лицо.

В голубые пределы
Рвется хриплая грудь.
Входят слуги, чтоб тело
В черный плащ завернуть.

Стынет в урне музейной,
Не сгорев и в огне,
Пепел страсти лилейной
В скудной датской стране.

В тихой башне мерцает
За решеткою свет,
Узницу воспевает
У подножья поэт.

Но любви не угроза
Каменная стена,
И классически роза
Падает из окна…

Снова занавес черный
Раздвигаясь, шумит,
И маэстро проворный
Палочкою стучит,

Плещут аплодисменты,
Озаряет луна
Урны и монументы —
Жатву и семена…

Все превратно под сенью
Этих странных планет,
И, обманутый тенью,
Принимает поэт

За земную усталость
Ангелических роз
Лишь бессонницы вялость
Или туберкулез.

Но прекрасную участь
Избирал он в удел,
Если ивы плакучесть
Он воспеть не успел.

Слаще сердцебиенья
Смертным мыслей туман,
Оптики, вдохновенья
Мимолетный обман.

Как у женщин одежда,
Непонятное нам
Оставляет надежду,
Что все лучшее там.

И как на солнцепеке
Яблоки райских стран,
Розовеют и щеки
От парижских румян

И пылают в верблюжьей
Африканской жаре,
В перьях страуса, в стуже
Дансингов на заре.

Около мышеловки
Мы танцуем фокстрот,
По опасной веревке
Ходим взад и вперед.

Мраморная Венера
Станет тучной женой,
Черный ус офицера
Ей нарушит покой,

В сорок лет под глазами
Ста морщинок пунктир,
Прикрывают мехами
Холодеющий мир,

И два существованья
Вечно разделены
Этажами дыханья,
Высотою стены.

И как сладостный отдых,
Нам даны под луной
Силлабический воздух,
Строф тонических строй.

Но едва в наше время
Слышен лепет небес,
Бесполезное бремя
Для умов и телес.

Эта сладость истлеет
Угольками в золе,
Завтра ветер развеет
Листики по земле.

Так колонному строю
Пыль руин суждена,
Так великой мечтою
Караван после сна

Оставляет снаружи
(Легкий призрачный гость)
Только мусор, верблюжий
Лишь помет, пепла горсть…

В декабре иль в апреле
Мы родились, вопя,
Ты — под сенью Растрелли,
В сельском домике — я,

Все равно, дернуть нитку —
Мы рукой шевельнем,
Снимем шляпу с улыбкой
Или яду глотнем.

Мы, как марионетки,
Ходим и говорим,
Мы трепещем, как ветки,
Исчезаем, как дым,

В голубой мышеловке
Вдруг захлопнет всех нас
Лапкой бархатной ловкой,
Страшным золотом глаз.

И кончая писанье,
Автор знает и сам,
Что все ближе дыханье
К смерти и к небесам.
></emphasis>

Слышен шепот суфлера —
Райских раковин шум.
Палочка дирижера
Поднимает самум,

И колеблются ткани
Театральных небес,
Нарисованных зданий
И бесплодных древес.

И смычки, как пшеница,
В душном климате зал.
Нотный ветер страницы
Шумно перелистал,

Мы над пультом руками
Месим воздух густой,
Требуем с кулаками
Музыки неземной,

В черной зале вселенной,
В полотняной стране
Мир прекрасный, но бренный
Рушится, как во сне.