Александр Ермаков Зильдукпых - Салатная органика

У нас в дурдоме появился
Однажды странный мужичок.
Из носа клей его струился,
Бежал из уха ручеёк.
Он собирал всё это в банки
И по палатам разносил.
Мы жидкостью лечили ранки.
И жизофреник, и дебил.
Его все звали Христофором.
Не знаю только почему.
Любил сидеть он на заборе,
Сверлить орлиным глазом тьму.
Но вот однажды за окошком
Сверкнул в ночи какой-то свет.
Он посиял совсем немножко
И Христофора больше нет…
Лишь в банке клей его остался.
Но нас здесь много, клей один.
Куда ж ты, Христофор, девался?
Опять в дурдоме карантин…

Мы долго думали в дурдоме,
Как клей лечебный поделить.
Зевнул тогда Ван Гог в истоме:
«Мне ухо надо приживить».
Наполеон с шестой палаты
Сказал, что ростом маловат,
Переступают что солдаты,
Когда выходит на парад.
Взглянули на Ньютона Мишку.
Он снова начал голосить,
Что на затылке снова шишку
Пора распухшую лечить.
Дела у Гриши Мопассана
Совсем уж плохенько пошли,
Он перестал пить из стакана,
Врачи свиньёю нарекли.
Ест то, что люди бы не стали,
Не увлекается ходьбой.
Тогда ему мы клей отдали.
Пусть поправляется родной…

Наш Гриша поправился, на ноги встал,
Не хрюкает больше, лицом засиял.
Но вот у Рамзеса проблемы опять,
Стал с жирными мухами в прятки играть.
Но банка пустая и клея в ней нет.
Так в чём его сила и в чём же секрет?
Тогда у Ньютона созрел один план.
Послали мы банку в профессорский стан.
В письме попросили учёный совет
Исследовать каплю и дать нам ответ.
Ответ не заставил себя долго ждать.
Учёные злились: «Вы что, вашу мать?
Ведь ваш лейкоцит не способен лечить!
Не надо, больные, так больше шутить!
Все ваши козявки смотрел микроскоп.
И шуток таких больше не было чтоб!»…

Но нам не до шуток, закончился клей.
В десятой палате гоняют чертей.
Ас Пушкин забрился под ноль и орёт,
Что баки ему подарил Дон Кихот.
Но сам Дон Кихот говорит: «Всё не так!»
Ему бакенбарды подсунул Колчак.
А Баки на липах, каракуля мех.
Да, Пушкину Шурке они лучше всех.
Но я точно знаю, их сделал Садко.
На гуслях своих он играет легко.
Как ловко по гуслям он водит рукой.
Эх, жаль, нету струн, хотя бы одной.
Поёт он в балладах про это и то,
Про зло и добро, про своё долото,
Которое прячет в кармане пальто
И бегает в гости к Агнессе Барто…

В женском крыле с утра оживленье.
У Терешковой опять день рожденья!
Свой санитар приглашенье принёс —
Это был в узел завязанный трос.
Значило это, что ждут нас уже:
Царевна Будур в золотой парандже,
Крупская Надя, царица Суматры,
«Виагра», Семёновна и Клеопатра.
На именины подруги пришли:
Сандра, Мадонна, Анжела Джоли,
Хьюстон Уитни – нет шейки черней,
Принцесса Диана – нет в мире добрей,
Алла Борисовна – в сумке лидзингер,
Ксюша Собчак – за спиной висит стингер,
Клавдия Шифер и Дженифер Лопес —
Индейская кровь и ядрёная помесь,
Маша Распутина – рот до ушей,
«Стрелки», «Лицей» и Наталья Варлей,
Гурченко Люда – упругая попа,
Сюзи Куатро и Пенелопа,
А также сама Шехерезада и Шер,
Восемь мигер и пятнадцать химер,
Мерлин Монро, Жанна Дъарк в шлеме новом,
Зыкина Люда и сама Терешкова,
Тиночка Тёрнер, что классно поёт.
Нас, мужиков, тоже был целый взвод!
Нам всем разрешили гулять на лугу.
Мы пили кисель под овощное рагу.
Но спас всю компанию свой санитар,
Он сбегал с канистрой в ближайший пивбар.
Было подарено много вещей:
Кнопки, расчёска, ведро карасей,
Ручка дверная, пуховый платок,
Зеркальце, памперс и ваты кусок,
Румяна, блокнот, пионерский значок,
Спицы вязальные, ниток клубок…
Мы классно гульнули! Играли в «слона»,
Бесились как дети аж до темна.
Затем у костра стали дружно гадать
И дух Петра Первого стали мы звать.
Вдруг из окна на втором этаже
Крикнул Петруха: «Сплю я уже!
Хватит дурачиться, вам говорят!
Давай, закругляйтесь, духи все спят!»

Спал дурдом родимый, был полночный час.
Только мы не спали, поступил приказ.
Почтальона – чайку дед Манук прислал.
Вот что он в шифровке кровью написал:
«На холме в квадрате 345 – ть
Ждёт вас дирижабль, далеко видать.
По тропе дойдёте, невеликий труд.
Рюкзаки возьмите, ждём вас пять минут»…
Через три минуты мы пришли в квадрат.
Дирижабль как дыня, выстроились в ряд.
Дед Манук нас быстро всех пересчитал
И на дверь курьерам пальцем указал…
В нашем дирижабле нет свободных мест.
Парашюты, каски просто very best!
Замигал сигнал, я открываю люк.
Прыгаю легко как обезьяна – жук.
Дёрнул за колечко, слышится хлопок.
Парашют раскрылся, а внизу лужок.
Ветерок наполнил белый парашют.
Как мешок с картошкой падаю на грунт…
Мягкая посадка с запахом болот.
Дирижабль в небе набирает ход.
Спрятав парашют, я отправляюсь в путь.
А вокруг крапива, темень просто жуть!
В зарослях крапивы прячется вигвам.
Там сидит индеец, видно по глазам.
На меня посмотрит, спросит: «Что принёс?»
Протяну ему со льдом овиплокос,
Батарейки в плейер, мыло пять кусков,
Гребешок – расчёску, пасту для зубов.
Вождь посылку примет, позовёт девчат.
Я найду в кармане сладкий шоколад.
Скоро дирижабль прилетит за мной,
Заберёт обратно в мой дурдом родной.
У меня на это где – то всего час.
На одну красотку положил я глаз.
А девчонки кружат танец живота.
Хорошо, что зрячий, что не слепота,
Как у землекопа – серого крота.
Выпущу колечко в воздух: «Ляпота!»

Где пахнет сеном чересчур,
Есть город мелкий, как аул.
Там чудаки одни живут,
Свой город Сеновальск зовут.
Где пахнет сеном чересчур,
Живёт Франц Отто Зебер Шкур,
Рыбак, охотник, хоть куда,
И острым клином борода.
Бродил с берданкой по лесам,
Дырявил шкуры медведям.
Пока с берданкой на весу
Он не нашёл в лесу косу.
Лишь только в руки её взял,
Он с криком в поле побежал
И стал траву вовсю косить,
И крокодильи слёзы лить.
О, бедный Франц, ты так устал!
Ты всю планету прошагал,
Ты все поля перекосил —
Остановиться нету сил.
Там фея добрая жила,
Бедняге – Францу помогла —
Коснулась палочкой косы
И Франца чмокнула в усы.
Тогда косу Франц закопал,
Большой построил сеновал.
И триста лет на сеновале
Они бока друг другу мяли…

Где пахнет сеном чересчур,
Живёт толстяк Лаврентий Кнур —
Лентяй, бездельник, тугодум,
Он носит в клеточку костюм.
Он любит с салом бутерброд,
Он отрастил большой живот
И любит на базар ходить,
Чтобы сальца себе купить…
Однажды Лаврик, в клетку слон,
Был ведьмой старой обольщён.
Шумел вовсю тогда базар,
Когда старуха Лавру в дар
Дала сальца приличный шмат.
Был дармовщине очень рад…

Он дома сделал бутерброд
И положил кусочек в рот.
Вдруг сало стало говорить:
«Тебя я буду, друг, лечить!
Ты – безнадёжный импотент,
И врач сказал – надежды нет.
Но я волшебный, Лавр, шматок!
Тебя я вылечу, будь спок.
Но только сразу всё не ешь,
Меня на сто кусков разрежь.
Кусочек съешь и жди эффект.
Ты понял, Лаврик-импатент?»

Но непослушный сало взял
И залпом сразу всё умял.
Он стал мутировать, кричать
Щетиной грубой обрастать.
И скоро хряком-кабаном
Лаврентий стал и, бросив дом,
На свиноферму побежал
И там гарем себе создал.
Повысив значимость свою,
Залез на каждую свинью,
Свой укрепил авторитет,
Остался в прошлом импотент.
С утра до самой темноты
Усердно вкручивал «винты».
Лишь иногда просил он пить.
Он мог и ночью винт вкрутить.
Рожали свиньи поросят,
И Сеновальск был мясу рад!
Никто не знал, в чём здесь секрет,
Как стал героем импотент.
Но спали чары как-то вдруг,
Когда он вновь «тиранил» сук.
Он в две секунды занемог,
Залез на сеновал и слёг.
Он снова человеком стал,
Лишь прошептал: «Я так устал»…

Жил в тайге один мужик
Бородатый, не женатый,
Ледяной как снеговик,
Звал народ его –  «Сохатый».
Как-то по лесу гулял,
Собирал грибы в лукошко,
И у дуба повстречал
Седовласую старушку.
Старушенцию капкан
Больно угрызнул за ногу.
Кровь текла из рваных ран.
Бабушка молилась богу.
Вмиг мужик капкан разжал
И освободил бедняжку,
Тряпкой ногу замотал,
Протянул с водичкой фляжку.
Бабка сделала глоток,
А потом ещё хлебнула
И волшебный гребешок
На ладони протянула:
«Ты возьми себе, сынок,
Этот чудо-гребень медный.
С ним богатым станешь в срок.
Этот гребешок волшебный.
Причеши ты им усы
И поймёшь любого зверя,
И найдёшь нору лисы,
Жильё волка-лиходея.
Но запомни, если вдруг
Гребень в кудри девы вставишь,
То тогда, мой милый друг,
Ты удачу потеряешь.
Если часом попадёшь
Ты, милок, в амура сети,
В кудри гребешок воткнёшь,
То тебя на белом свете
Перестанут понимать.
Речь твоя с дефектом станет.
Станешь на людей рычать
И в лесок тебя потянет»…

Улыбнулся мужичок,
Гребешок держа в ладошке,
Положил его в сапог
И ушёл, махнув старушке…

Стал охотником герой
И богатым на пушнине.
В чаще он бродил лесной,
Понимая мир звериный.
На базарах продавал
Шкурки соболя и норки,
В ресторанах отдыхал
Под «Cмирновскую» с икоркой.
Не женатый, холостой
Прятал гребень от подружек.
«Капитан глуши лесной» —
Звал его народ пивнушек.
Но однажды у ручья
Он с красавицей столкнулся.
«Чья? – Спросил её. – Ты чья?»
И от счастья поперхнулся.
Дочь богатого купца
О любви большой мечтала,
Убежала от отца,
В куст репейника попала.
С колтунами в волосах
Перед ним она стояла
И в прекраснейших глазах
Как хрусталь слеза сверкала.
Засиял мужик лицом,
Гребешок достал из куртки
И влюблённый под кустом
Расчесал её за сутки.
Всё на свете позабыл!
И сбылись слова тунгуски.
Капитан заголосил
Как-то странно, не по-русски.
«Что за странный за язык?» —
Дева сильно испугалась
И сквозь чащу напрямик
От охотника умчалась.
Обошла пчелиный рой,
Перепрыгнув куст крапивы,
Долго слышала спиной
Жуткие речитативы…

Отказались понимать
Его также в ресторане,
И старались избегать
Его всюду горожане.
Словно кашей был набит
Его рот под бородою,
Как пещерный троглодит
Вздрагивал он головою.
Перестал он называть
Всё своими именами
И девчонок стал пугать
Непонятными речами.
Капитан глуши лесной,
Перепуганный до дрожи,
Стал от горя сам не свой,
Бросил дом, хозяйство тоже.
И ушёл он в тёмный лес,
Нашёл старую берлогу
И в берлогу ту залез,
Где обжился понемногу…