Михаил Штих - Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.
Обзор книги Михаил Штих - Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.
Михаил Штих. Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.
«В далекой реке отраженье огней…»
В далекой реке отраженье огней
Затеплил у города вечер…
Как плачет в глуши опустевших полей
Осенний тоскующий ветер!
На западе отблески солнечных снов,
И всё это кажется ложью –
И ветер и жалобы перепелов
Над стынущей скошенной рожью.
О, как мне, мой ветер, в тебе не узнать
Метелей далекого гула!
Я знаю: ты, осень, вернулась опять
И душу тоской захлестнула.
«Вся жизнь – таким немудрым знаком…»
Вся жизнь – таким немудрым знаком,
Вся цель и все мои грехи –
Как уходящий красный бакан*,
Огонь береговой вехи.
Уж ночь близка. Мрак неминуем.
Всё, как огни, уйдет назад…
О, ты, не смытый поцелуем,
Разлитый по реке закат!
ОТЪЕЗД («Их не было.И мы их не хотели…»)
Брату
Их не было. И мы их не хотели.
Их срезал колокол – все вереницы слов,
И за меня тебе привет пропели
Певучие цимбалы буферов.
И паровоз, захлебываясь плачем,
Рванулся в ночь, как раненый дракон…
Дыханьем лета пыльным и горячим
Дышал мой город в прорези окон.
Вокзал ушел. Не помнишь и не знаешь,
Что были мы иль не были вдвоем…
Я знаю, что ты взглядом провожаешь
Вагон последний с красным фонарем.
НЕЗНАКОМКЕ
Дымила грязь. Снег почерневший таял…
Вы в легком белом шли – задумчиво-грустны,
Как ангел падший, изгнанный из рая
И брошенный сюда, в водоворот весны.
Осколки луж – как окна на болоте,
И Вас засасывал весенний черный гной.
А мне казалось – Вы как будто ждете,
Что встанут просини и крылья за спиной.
Но – темнота. И только плыли тени,
Как птица вздрагивал и бился желтый газ…
Вздохнула ночь туманом испарений,
Прилипла к улице и разлучила нас.
ОТЪЕЗД («Уж обессилел кровью плакать…»)
Н.И. и В.И.Ш.
Уж обессилел кровью плакать
Заката длинный тонкий меч…
Там, за окошком, ночь и слякоть –
Вожатой проводов и встреч.
Прильнул щекой к оконной раме.
Огни на дальнем берегу…
Я образ дней, ушедших с Вами,
В душе надолго сберегу.
Уйдет капель – разлук подруга…
Пусть. Больно знать лишь, что за ней
Взметнется и заплачет вьюга
И заметет следы саней.
И больно знать, что всё на свете –
Как этот хрупкий санный след,
Что мой рассвет замрет, заметен
Метелью пролетевших лет.
РОССИЯ
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слёзы первые любви.
А. Блок
Леса сквозят. Бессилье… Лень…
И в воздухе тлетворный морок…
Но пасмурный осенний день
Так сердцу несказанно дорог.
Пусть уплывают в даль года,
Пусть юность оплетут седины, –
Мне будут милы как всегда
Твои унылые равнины.
И пусть в речных затонах кровь
К воде подмешана зеркальной, –
Я сохраню мою любовь
Такой же светлой и печальной.
И, отходя к иному сну,
Я вспомню блеск ночей метельных,
Твою последнюю весну
И грусть просторов беспредельных.
ТЕАТР ОСЕНИ
Что поле? – Сцена. Смену декораций
Кисейный занавес осеннего дождя
Ревниво прячет от рядов акаций,
Что ждут, рукоплеская и гудя.
Лишь стане тихо – занавес совьется.
Там только радуга над сваленным плетнем,
Там только стадо хмурое плетется
Вслед за осенним уходящим днем.
Среди равнин, на кочке – пастушонок –
Унылой оперы тоскующий статист…
И звук рожка так жалобен и тонок,
И дальний лес так призрачен и мглист.
Ведь поле – сцена. Песнь рожка допета.
Уходит радуга. Кулисы – за горой…
И там, на сцене, умирает лето –
Израненный, развенчанный герой.
ЯПОНСКАЯ ХУРМА
Я оставлю, когда умру,
Просьбу, только просьбу в наследство:
Заверните меня в красную курму
И вспомните мое далекое детство.
Я помню – тогда, тогда –
Диковинные японские звери,
Как слова «Калиф» и «Багдад»,
Распахивали сказочные двери.
И каждый зверь оживал
И двигался по красному шелку,
Я с ними обо всем толковал,
Но в общем… не понимал их толком.
А на мертвом… шелковая курма
(Право же, это не так нелепо!)
Разгонит и оживит дурман
Погребальных великолепий.
ДУША МОЦАРТА
Ты думаешь – в дымной слякоти Марта
Грохочет безумный год?
Это Реквием Уходящего в вечность Моцарта
Выпущен на волю, под церковный свод.
Тесно там. – Хочется в поле, на ветер.
Слышишь – скрипка заплакала и осталась одна?
Со стоном гобоя догорает вечер
В готическом переплете окна.
Ах, нет! Нет, – то не вечернее небо,
На котором – обманом – Любовь и Добро, –
Это Его глаза хрустальные,
Тихие, немного печальные,
Оправленные в старинное серебро.
ЗАТЕРЯННЫЙ В ВЕКАХ
Я путешествовал по времени –
В глуши ночей, по склонам дня.
Моя нога дрожала в стремени
Коня, несущего меня.
И развевал мне ветер волосы –
Вихрь от летящих дней и лет…
На небе огненные полосы
Стирал и вновь чертил рассвет.
Я на день пролетавший взглядывал
И знал одно: нельзя упасть.
Но дрожь в ногах… мой конь угадывал,
Что я над ним теряю власть.
Полупривстал на стремя звонкое,
Узда – как поручни весла…
Вот мы над роковой стоянкою
Без времени и без числа.
Всё, всё вокруг такое странное,
Неведомое для меня.
И понял я: то первозданная, –
То первозданная земля.
Светила в небесах багровые
Ползут, свиваются в клубок…
Конь в стороне дробит подковою
Сухой, дымящийся песок.
– Мой конь! Скитался слишком много я,
– Скорей, в знакомые века!
Но вместо сбруи воздух трогает
Моя дрожащая рука.
И меркнет дивный конь. Не верится –
Горячий, разъяренный зверь
На месте в диком беге стелется…
Исчез. Он здесь, но не теперь.
Над ним теперь мелькают ночи
И дни, как взмахи птичьих крыл…
Он возвратиться не захочет.
Он путь обратный позабыл.
– О, Боже! Если можешь, – встреть его!
– Верни его! Ведь я один. –
– Веками и тысячелетьями
– Зарытый в глушь немых годин.
«Иду как всегда. Не согнувшись. Кто так…»
Иду как всегда. Не согнувшись. Кто так
Разлуки и горечи снес бы?
Над городом, погруженным во мрак,
Большие, мохнатые звезды.
То Он над тоской и бессильем людей –
Он, кто так суров и всесилен –
Затеплил взамен городских фонарей
Огни своих синих светилен.
МОЛИТВА
Отче наш, иже на небесах еси,
А мы на земле одни.
Кто думал, кто знал, что теперь на Руси
Задымят такие огни?
А Ты в угодьях своих голубых,
На светлом, солнечном троне.
Из дымных пальцев пожаров земных
Тебя ни один не тронет.
Бьёмся в лавинах летящих годин,
В крови очистительном Ганге, –
И будет ли чище нас хоть один –
Хоть самый безгрешный Твой ангел!
Поля, пустыри, перелески – спят,
Но видит ли старческий взор Твой,
Что каждый десятый из нас распят
На груди родины мёртвой.
НОВЫЙ ГОД (Мне говорят:«В бокал вина нацеди…»)