Николай Языков - Избранные сочинения
Обзор книги Николай Языков - Избранные сочинения
Николай Языков
Избранные сочинения
Известные песни «Из страны, страны далекой», «Нелюдимо наше море», многие десятилетия любимые русским студенчеством за их энергию, жизнерадостность и вольнолюбие, были написаны в начале 1820-х годов Николаем Михайловичем Языковым, тогда студентом Дерптского университета.
Николай Михайлович Языков родился в 1803 году в Симбирской губернии в помещичьей семье. Одиннадцати лет он был определен в Институт горных инженеров в Петербурге, по окончании его поступил в Инженерный корпус. Но поэзия увлекала Языкова больше, чем инженерное дело, и в 1820 году, по совету А. Ф. Воейкова, преподававшего тогда словесность в Дерптском университете, он поступил в этот университет. Проучился он восемь лет, однако курса так и не закончил. Но поэтический талант Языкова за это время развился в полной мере. Он воспевал веселую и разгульную студенческую жизнь, стихи его были ярки, оригинальны и сразу обратили на себя всеобщее внимание.
Летом 1826 года Языков гостил в Тригорском — псковском имении, принадлежавшем матери его университетского приятеля А. Н. Вульфа. Здесь он впервые встретился с Пушкиным, жившим в ссылке в своем селе Михайловском, неподалеку от Тригорского. Стихи Языкова Пушкин знал уже давно, восхищался его талантом и первым в 1824 году обратился к молодому поэту со стихотворным посланием:
Издревле сладостный союз
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз;
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью.
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе.
Языков отвечал также стихами:
Бог весть, что в мире ожидает
Мои стихи, что буду я
На темном поле бытия,
Куда неопытность моя
Меня зачем-то порывает;
В бытописаньи русских муз
Меня твое благоволенье
Предаст в другое поколенье,
И сталь плешивого косца,
Всему ужасная, не скосит
Тобой хранимого певца.
Полтора месяца, проведенные в общении с Пушкиным, навсегда остались в памяти Языкова как одно из самых светлых воспоминаний. Впоследствии, до последних своих дней, в стихах, в письмах, в устных рассказах он возвращался к этому времени. Лету 1826 года посвятил он большое стихотворение «Тригорское». В нем Языков с любовью и восхищением описывает великолепные пейзажи этих мест, реку Сороть, протекающую возле села, вспоминает исторические события, свидетелем которых была древняя славянская Псковская земля, и главное — говорит о той вдохновенной, полной умственных и творческих интересов и просто радостью жизни атмосфере, царившей тогда в Тригорском.
Певец Руслана и Людмилы!
Была счастливая пора,
Когда так веселы, так милы
Неслися наши вечера
Там на горе, под мирным кровом
Старейшин сада вековых,
На дерне свежем и шелковом,
В виду окрестностей живых;
Или в тиши благословенной
Жилища граций, где цветут
Каменами хранимый труд
И ум изящно просвещенный.
Пушкин высоко ценил поэзию Языкова. «Ты изумишься, как он развернулся, и что из него будет, — писал он о Языкове Вяземскому в ноябре 1826 года. Если уж завидовать, так вот кому я должен бы завидовать… Он всех нас, стариков, за пояс заткнет».
В рецензии на «Невский альманах» на 1830 год он дает развернутую оценку творчества Языкова: «С самого появления своего сей поэт удивляет нас огнем и силою языка. Никто самовластие его не владеет стихом и периодом. Кажется, нет предмета, коего поэтическую сторону не мог бы оп постигнуть и выразить с живостью ему свойственною».
Пушкин постоянно пытался привлечь Языкова к сотрудничеству: «Не худо было бы мне приняться за альманах или паче за журнал… по для того должен я быть уверен в вашем содействии», — пишет он ему в 1834 году. «Будьте моим сотрудником непременно. Ваши стихи: вода живая», — приглашает в 1836-м.
Языков относился к творчеству Пушкина двойственно. Он понимал, что Пушкин — гениальный художник, но считал, что он идет по ложной дороге. Языков одобрительно отозвался о «Борисе Годунове», а «Полтаву» похвалил с оговорками. Романтика Языкова особенно смущали реалистические тенденции Пушкина. «В сей же поэме («Полтаве»), — пишет Языков, — слишком видное стремление Пушкина описывать и выражаться как можно проще часто вредит поэзии и вводит его в прозу!»
Языков не обладал широтою взглядов Пушкина и был не в состоянии объективно оценить художественное произведение, созданное по иным эстетическим принципам, чем те, которых он придерживался сам.
В 1829 году Языков оставил университет, поселился сначала в Москве, а потом в своей симбирской деревне. Там он, по его собственным словам, наслаждался «поэтической ленью». Впрочем, слова о «поэтической лени» были ничем иным, как условной, в духе времени, позой.
Языков очень много работал, его стихи регулярно печатались во всех лучших журналах того времени. Гибель Пушкина Языков пережил как большое горе. Он жил тогда в своем симбирском имении и узнал о случившемся из письма Вульфа. Отвечая Вульфу, он пишет: «Где ты теперь находишься? Там, где мы некогда гуляли вместе с нашим бессмертным Пушкиным? Горько и досадно, что он погиб так безвременно и от руки какого-то пришлеца… Его губил и погубил большой свет — в котором не житье поэтам!»
Сам Языков был к тому времени тяжело болен. В конце 1837 года он уехал лечиться за границу, прожил там шесть лет и в 1843 году вернулся в Москву в состоянии совершенно безнадежном.
В последние годы жизни Языков близко сошелся со славянофилами, с которыми был знаком и прежде. Славянофильство Языкова носило воинствующий характер.
Умер он в 1846 году.
ПЕСНЯ
Мы любим шумные пиры,
Вино и радости мы любим
И пылкой вольности дары
Заботой светскою не губим.
Мы любим шумные пиры,
Вино и радости мы любим.
Наш Август смотрит сентябрем
Нам до него какое дело!
Мы пьем, пируем и поем
Беспечно, радостно и смело.
Наш Август смотрит сентябрем
Нам до него какое дело!
Здесь нет ни скиптра, ни оков,
Мы все равны, мы все свободны,
Наш ум — не раб чужих умов,
И чувства наши благородны.
Здесь нет ни скиптра, ни оков,
Мы все равны, мы все свободны.
Приди сюда хоть русский царь,
Мы от покалов не привстанем.
Хоть громом бог в наш стол ударь,
Мы пировать не перестанем.
Приди сюда хоть русский царь,
Мы от покалов не привстанем.
Друзья! покалы к небесам
Обет правителю природы:
«Печаль и радость — пополам,
Сердца — на жертвенник свободы!»
Друзья! покалы к небесам
Обет правителю природы.
Да будут наши божества
Вино, свобода и веселье!
Им паши мысли и слова!
Им и занятье и безделье!
Да будут наши божества
Вино, свобода и веселье!
Не вы ль убранство наших дней,
Свободы искры огневые,
Рылеев умер, как злодей?
О, вспомяни о нем, Россия,
Когда восстанешь от цепей
И силы двинешь громовые
На самовластие царей!
А. С. ПУШКИНУ
О ты, чья дружба мне дороже
Приветов ласковой молвы,
Милее девицы пригожей,
Святее царской головы!
Огнем стихов ознаменую
Те достохвальные края
И ту годину золотую,
Где и когда мы — ты да я,
Два сына Руси православной,
Два первенца полночвых муз
Постановили своенравно
Наш поэтический союз.
Пророк изящного! забуду ль,
Как волновалася во мне,
На самой сердца глубине,
Восторгов пламенная удаль,
Когда могущественный ром
С плодами сладостной Мессины,
С немного сахара, с вином,
Переработанный огнем,
Лился в стаканы-исполины?
Как мы, бывало, пьем да пьем,
Творим обеты нашей Гебе,
Зовем свободу в нашу Русь,
И я на вече, я на небе!
И славой прадедов горжусь!
Мне утешительно доселе,
Мне весело воспоминать
Сию поэзию во хмеле,
Ума и сердца благодать.
Теперь, когда Парнаса воды
Хвостовы черпают на оды
И простодушная Москва,
Полна святого упованья,
Приготовляет торжества
На светлый день царевенчанья,
С челом возвышенным стою
Перед скрижалью вдохновений[1]
И вольность наших наслаждений
И берег Сороти пою!
К НЯНЕ А. С. ПУШКИНА
Свет Родионовна, забуду ли тебя?
В те дни, как, сельскую свободу возлюбя,
Я покидал для ней и славу, и науки,
И немцев, и сей град профессоров и скуки,
Ты, благодатная хозяйка сени той,
Где Пушкин, не сражен суровою судьбой,
Презрев людей, молву, их ласки, их измены,
Священнодействовал при алтаре камены,
Всегда приветами сердечной доброты
Встречала ты меня, мне здравствовала ты,
Когда чрез длинный ряд полей, под зноем лета,
Ходил я навещать изгнанника-поэта
И мне сопутствовал приятель давний твой,
Ареевых наук питомец молодой.
Как сладостно твое святое хлебосольство
Нам баловало вкус и жажды своевольство;
С каким радушием — красою древних лет
Ты набирала нам затейливый обед!
Сама и водку нам, и брашна подавала,
И соты, и плоды, и вина уставляла
На милой тесноте старинного стола!
Ты занимала нас — добра и весела
Про стародавних бар пленительным рассказом:
Мы удивлялися почтенным их проказам,
Мы верили тебе — и смех не прерывал
Твоих бесхитростных суждений и похвал;
Свободно говорил язык словоохотный,
И легкие часы летали беззаботно!
ПЕСНЯ