Максим Жуков - Поэма новогодняя моя
Обзор книги Максим Жуков - Поэма новогодняя моя
Максим Жуков
Поэма новогодняя моя
Томов премногих тяжелей
Бытует мнение, что поэма умерла как жанр. В какой-то мере это справедливое наблюдение. Сейчас обычно так называют ряд стихотворений, объединенных общей тематикой и часто плохо связанных между собой – стилистически, логически, интонационно. Под «сейчас» я подразумеваю не конкретно настоящие дни, но, скажем так, «нулевые» годы. Ведь что произошло в «нулевые»? Сформировался новый слой авторов (в первую очередь поэтов), взявших на вооружение доселе неизвестные пишущим людям методы продвижения своего творчества в массы, а именно – через Интернет. Данный вид раскрутки, как показывает практика, достаточно эффективен: автор сам размещает свои произведения на литсайтах, отвечает на вопросы читателей, переписывается в блогах с собратьями по перу, рассылает тексты по электронной почте редакторам изданий и т. п. Не смотрел статистику, да и вряд ли она существует по данному вопросу, но обычно самые разрекламированные авторы в Интернете – это бездарности. Исключения составляют те писатели, что пришли в Сеть уже будучи довольно известными, выпустившие не одну книгу, регулярно участвующие в теледебатах, ведущие персональные колонки и рубрики в газетах.
Но Интернет обладает одним серьезным недостатком. Читать в Сети тексты большого объема чрезвычайно утомительно. Поэтому подборка среднего уровня стихов будет, конечно, прочитана, а вот немаленькая поэма, пусть и качественная, – едва ли. Может быть, это и есть главная причина того, что поэмы не очень популярны у современных стихотворцев.
В этой связи мне представляется крайне интересным то, что произошло с поэмой Максима Жукова. В Сети она затерялась. Это не означает, что совсем уж не нашлось людей, которые дочитали бы ее до конца. Такие наверняка были, и ваш покорный слуга – в том числе. Но она не стала событием, ее практически не заметили, не обсуждали, не разбирали, не хвалили и не критиковали, словно бы автор опубликовал проходное стихотворение, которое забывается сразу после прочтения. А между тем, это крайне любопытное произведение, написанное хорошим языком, исполненное глубокого смысла, остроумное, доставляющее эстетическое наслаждение сколько-нибудь сведущему в поэзии человеку. Не поленился, отправил текст нескольким знакомым литераторам, поинтересовался их мнением и получил восторженные отзывы, просьбы познакомить с автором. Но ведь в Интернете эта вещь провалилась! Как же так?! Задаю этот вопрос не потому, что не знаю ответа (ответ выше), просто испытываю чувство досады и в какой-то мере обиды за хорошего поэта.
Может быть, осознавая, что произведение это отнюдь не «рядовое», Жуков и решился издать его отдельной книгой. На мой взгляд, затея авантюрная и бессмысленная. Издай он поэму вместе со стихами, ее прочитало бы куда больше людей, чем в Интернете. Кроме того, читатели ознакомились бы и с новыми стихами Максима, появившимися уже после его сборника «П-М-К». И, кто знает, может, эта книга привлекла бы к себе внимание критиков. Теперь же я точнее любой прорицательницы могу спрогнозировать дальнейшую судьбу этого издания. Оно не затеряется, но и не сделается событием, поскольку не попадает в «формат»), и не просто не попадает, но резко противоречит современной издательской практике. Такое мог бы позволить себе раскрученный автор, да и то прежде тысячу раз подумал бы – а стоит ли, а как это отразится на имидже, а что скажут поклонники?
Между тем, в поэме нет (или почти нет) никакой нецензурщины. Это трогательное повествование о том, как автор пытался вступить в один из многочисленных Союзов писателей и как его не приняли, формально – за использование все той же обсценной лексики.
На самом же деле отказ был продиктован совсем другими мотивами, мало имеющими отношение к творческим приемам. Сыграла здесь роль и недогадливость лирического героя, увлекшегося спором с литчиновниками, и не вникшим в суть вопроса. Между прочим, поднятая тема более чем актуальна. И познавательна для писателей. И для кандидатов в оные. Это настоящий бич творческих объединений. Сколько доводилось мне встречать за последнее время графоманов, гордо размахивающих корочками того или иного СП. Знатно проезжается «обиженный» автор по самим литчиновникам: «Но вязкое молчанье нарушая,/мне Председатель веско возразил:/«Писать, как мыслишь – это дело вкуса,/вы с этим не по адресу пришли». Действительно, не по адресу. То есть не в кассу. Это в точку. Однако между драмой, разыгравшейся в кабинете СП и окончательными выводами, сделать которые герою помогла внезапно вернувшаяся из командировки супруга – целая история с вызовом проститутки на дом, с телефонными переговорами, многочисленными расценками и перечислением услуг, с колоритным сутенером, похожим на культуртрегера Дмитрия Кузьмина, и совсем без описания физиологических процессов по причине их отсутствия в сюжете. Мне действительно нравится эта – местами веселая, местами грустная – поэма. И не потому вовсе, что главный герой – творческая личность (писатели почти всегда увлекательно пишут о своем ремесле). Но есть в ней то, чего не хватает большинству современных авторов, особенно тем, кого принято называть актуальными. Смелость! Стремление «писать, как мыслишь» – без оглядки на критиков (которые демонстративно не замечают), на культуртрегеров (не привечают), на редакторов (на письма не отвечают). Много у нас поэтов, якобы принадлежащих к андеграунду, а на самом деле банально раскручивающихся на теме собственной отверженности, подобно мошенникам, выдающим себя за калек и просящих милостыню. Но у Жукова все всерьез. Тут не игра. И поэтому написанное им – серьезно, значимо. Он издает книгу, которая заведомо не будет популярна у немногочисленной, читающей публики. Но данная книга, повторю слова классика XIX века, томов премногих тяжелей. Ибо это – настоящее.
Игорь ПАНИН
Мой обрубок с твоей половиной
Сочленится в минувшем году.
Алексей Цветков– Что первым обновленный взгляд найдет?..
– Форель, я вижу, разбивает лед…
Михаил Кузмин1
В оркестре пело раненое море.
Стояли холода. Жена свалила
в командировку в город Будапешт.
Любовница послала на три буквы.
с недавних пор всё к этому и шло.
Последняя активная попытка
«случайно» познакомиться в метро
с двадцатилетней взбалмошной блондинкой
не принесла желанного успеха —
я от нее отстал на Беговой.
…А легкий стук в груди не прерывался,
как будто рыба бьет хвостом об лёд…
Толкаясь, обтекал меня народ
и, задевая сумками, локтями,
теснил к дверям и сильно раздражал.
Я вышел из вагона, огляделся,
платформу, чертыхаясь, пересек
и сел на подошедший тут же поезд,
по схеме четко следующий в центр.
Затем, проехав пару остановок,
на Баррикадной выбрался наверх
и бодро пошагал к Большой Никитской,
где в офисе Московской Городской
организации Российского СП
(или СП России – я не помню,
как нынче называется Союз
писателей, пришедший на замену
советскому могучему СП),
я, миновав охранника внизу,
поднялся по затоптанной дорожке
и отыскал мне нужный кабинет.
За окнами порывисто стелилась
поземка и валил колючий снег.
В витрине через улицу напротив
светилась новогодними огнями
густая синтетическая ель,
напоминая мне о перспективе
семейный праздник встретить без жены,
что, в общем-то, не так уж и хреново
и даже, если честно, хорошо:
прожив с женой бок о бок лет пятнадцать,
с женою редко, собственно, живешь…
(Тем, кто врубился, пожимаю руки,
тем, кто не въехал, надо ль объяснять?)
Добротную латунную табличку
окинув взглядом, возле двери я
притормозил, с ухмылкою припомнив
стихи, что накануне прочитал
на сайте литераторских Союзов
под именем владельца кабинета
(лауреата, члена… и т. д.),
к которому, договорившись ране,
сегодня я приперся на прием.
Стихи на сайте были вот такие
(я приведу для ясности строфу):
«Когда парадом грезили планеты,
Когда свободой грезили уроды,
Я весел был, как бывший друг поэтов,
Я честен был, как лучший враг народа».
Там дальше появлялся «призрак ада»
«в очередях за водкой», где стоял
когда-то автор… член… лауреат…
«и вспоминая башни Вавилона» (!),
«и забывая сны Армагеддона» (!?),
одеколон к талонам рифмовал…
Я постучал, и «лучший враг народа»
как истинный «поэтов бывший друг»,
по штату не имея секретарши,
«Войдите!» – самолично прокричал.
Не заставляя повторять два раза,
я дернул дверь за ручку и вошел
в заставленное старыми столами
и стульями кривое помещенье
со стопками журналов по углам.
Вы спросите: «А почему кривое?» —
Да все там было как-то вкривь и вкось:
шкафы и шторы, окна и полы,
а также два задумчивых мужчины,
угрюмо посмотревших на меня.
Воротнички рубашек их кривые
торчали косо из-под пиджаков.
Я, улыбнувшись, вежливо спросил,
кто будет Председателем правленья
Московской… – дай бог вспомнить! – областной…
Российской… или все-таки России?..
Короче, кто из них двоих главней:
мужик, что за столом сидит напротив,
иль сбоку примостившийся мужик?
По возрасту они, почти что, оба
не различались. Тот, что за столом,
и тот, что примостился с краю рядом,
имели вид начальственный и строгий,
но вместе с тем – помятый, испитой.
Мужчина, восседавший за столом,
кивнул и, поправляя мятый ворот,
признался: Председатель он и есть;
и, выяснив, что я по телефону
с ним лично накануне говорил,
переспросив фамилию и имя,
задумался и предложил присесть.
Я сел, поставив на колени сумку,
в которой книжку тонкую принес
с последними писаньями моими:
компактный сборник прозы и стихов.
2
