Джозуэ Кардуччи - Поэты лауреаты Нобелевской премии
Обзор книги Джозуэ Кардуччи - Поэты лауреаты Нобелевской премии
ДЖОЗУЭ КАРДУЧЧИ
(1835 - 1907)
Итальянский поэт, Нобелевский лауреат 1906 года
СОДЕРЖАНИЕ
В ПЕРВОБЫТНОМ ЛЕСУ
ПРОМЕТЕЙ
В ДОЛИНЕ АРНО
ВОЛ
К МОЕМУ ПОРТРЕТУ
НОСТАЛЬГИЯ
ЭЛЛИНСКАЯ ВЕСНА
ШКОЛЬНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
У ТЕРМ КАРАКАЛЛЫ
В ГОТИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ
ФАНТАЗИЯ
RUIT HORA
НА СТАНЦИИ ОСЕННИМ УТРОМ
СНЕГОПАД
НА ДАЧЕ
ВОЙНА
КАРЛО ГОЛЬДОНИ
ГОРНЫЙ ПОЛДЕНЬ
***
В ПЕРВОБЫТНОМ ЛЕСУ
Скитаясь
в лесах бескрайних, по земле, добыче
кровавой радуясь, со львами вместе
рычал когда-то женщиной рожденный
детеныш; жизнь поддерживая пищей
звериною, умножил он потомство.
Покорные веленью Вечных Судеб,
в пустыне выли волки, уступая
ему свою добычу. А на землю
лик Феба с беспредельности лазурной
глядел, бесстрастный к существам, устало
сгибавшим спины ради корки хлеба.
И, равнодушный к диким пляскам, видел
Феб матерей, без сна, над колыбелью,
и сыновей на погребенье предков...
Но вот вулкана изверженьем страшным
покой разбужен: все багровым цветом
кругом окрашено; дерев могучих
вершины потемнели; с ревом страшным
поднялся океан, и над горами
лазурными взметнулась туча дыма
зловещего; и дуб окаменелый
от страха почернел; потом сгустился
тяжелый мрак, и в темноте кромешной
с волками воющими и другими
зверями хищными столпились люди...
У человека и у хищной львицы
был лог один, и как забавно было
для дикаря юнца рассвирепевших
дразнить зверей, с притворностью, по-детски
рукой взъерошенную трогать гриву,
и когти, и клыки ужасной пасти,
и убегать, смеясь, от леопарда!
Но как огня — огонь неукротимый! —
и кратера вулкана он боялся!
Как с ужасом наивным он на море
огромное глядел! Бежал от ветра,
от завыванья в лес — лесов владыка!
Как от громов, гремящих над горами
в пустынном воздухе, в пещеру прячась,
дрожал при звуке бури и, укрывшись
от гнева мрачных туч под своды пагод,
страшился ярких молний и, продрогший
от ужаса, вновь и бежал и плакал!..
Но как же, как он радовался солнцу,
и гордому и вечному! Как воздух
зимы бодрил его, и как пленялся
он чистотою звезд, на небо глядя!
ПРОМЕТЕЙ
Преданье есть, что Прометей,
покинув обители Олимпа золотые
и сферы гулкие, в наш мир спустился
как странник-бог. Безмолвно и сурово
струило Солнце свет свой благодатный
над моря бесконечностью — и длилось
молчанье одиночества земного.
Покинутое, медленно сходилось
людское стадо в сумрачные сени
земных лесов — и нес с собою странник,
идя вперед дорогой роковою,
божественный огонь, на небе взятый.
Но, следом шествуя, его теснила
безжалостная Власть, а вслед за нею
Необходимость, — первая оковы
алмазные несла, другая — гвозди
железные грозящею рукою
взносила молча над челом Титана.
Меж тем Сатурн, придя к скале позорной,
дразнил голодную и злую птицу.
Но снова вспыхнуло в душе Орфея
то пламя негасимое: он двинул
душ человеческих утес крепчайший
и длинноухие леса — кифарой.
Затем, художник мысли человечьей,
предстал Гомер, богам и Року равный.
В ДОЛИНЕ АРНО
Уже не видеть мне холмов Тосканы,
где песни родились в кругу дриад,
где солнце ясно, дали осиянны
и в чащах лавров — ручейки звенят.
Из глаз не заструится слез нежданный
поток. Воспоминания молчат
с тех пор, как средь смеющейся поляны
в холме могильном опочил мой брат.
Каких надежд нас окрыляли бредни!
С неповторимой силой молодой
мы грезили, не веря в час последний.
Я трачу дни для мудрости пустой,
а он в земле лежит, двадцатилетний,
покрыт густой могильною травой.
ВОЛ
Люблю тебя, достойный вол, ты мирной
и мощной силой сердце мне поишь,
как памятник, ты украшаешь тишь
полей обильно-вольных мир обширный.
К ярму склоняя свой загривок смирный,
труд человека тяжкий ты мягчишь:
бодилом колет, гонит он, но лишь
покой в твоих очах, как будто пирный.
Из влажно-черных трепетных ноздрей
дымится дух твой, и, как гимн веселый,
мычанье в ясном воздухе полей;
И в вольном оке — цвета мглы морей —
зеленое молчанье, ширь и долы
в божественной зеркальности своей.
К МОЕМУ ПОРТРЕТУ
Таков я был, когда прямой дорогой
в дни юности стремился к солнцу я,
как об утес действительности строгой,
весною шумной билась песнь моя.
Теперь — затихло все. Покрыты мглою
раздольные, цветущие поля,
в глухую ночь оделася земля,
надежды луч погас передо мною...
Безвременно увядшие мечтанья
о торжестве Италии моей,
о возрожденье славы и искусства!
О вас храню одно воспоминанье —
увы! — давно минувших светлых дней,
и горькие волнуют душу чувства...
НОСТАЛЬГИЯ
В глубине, за синей тучей,
стали влажны небеса:
к Апеннин гряде могучей
гулко движется гроза.
О, когда бы вихрь ненастный,
накренив крыло в пути,
пожелал меня в прекрасный
край тосканский унести!
Не к друзьям и не к родимым
я теперь влекусь туда:
те, кому я был любимым,
опочили навсегда.
Не к поливу винограда
я спешу, заслышав зов:
убежать бы за преграды
плодороднейших холмов!
Убежать от граждан льстивых,
от постылых песен их,
от старушек говорливых
на балконах вырезных!
Мне б туда, где лес невзрачный
вырос над известняком,
где в родной долине мрачной
бродят кони табуном!
В глушь мареммы, где, суровый,
я весну свою встречал,
мысль мою уносит снова
этот грохот, этот шквал!
Там вспорхнуть бы к выси черной,
оглядеть свою страну,
и затем, как гром, покорно
пасть на холм, скользнуть в волну!
ЭЛЛИНСКАЯ ВЕСНА
(I. ЭОЛИЙСКАЯ)
Лина, зима подступает к порогу,
в холод одетый, подъемлется вечер,
а на душе у меня расцветает
майское утро.
Видишь, как искрится в розовом свете
снег на вершине горы Федриады,
слышишь, как волны кастальских напевов
в воздухе реют.
В Дельфах священных с треножников медных
пифии громко и внятно вещают,
слушает Феб среди дев чернооких
щелк соловьиный.
С хладного брега к земле Эолийской
льдистыми лаврами пышно увитый,
рея на лебедях двух белоснежных,
Феб опустился.
Зевсов венец на челе его дивном,
ветер играет в кудрях темно-русых
и, трепеща, ему в руки влагает
чудную лиру.
Возле пришедшего бога, ликуя,
пляской встречают его киприады,
бога приветствуют брызгами пены
Кипр и Цитера.
Легкий корабль по Эгейскому морю
с парусом алым стремится за богом,
а на корме корабля золотится
лира Алкея.
Сафо, дыша белоснежною грудью,
ветром наполненной встречным, в томленье
нежно смеется, и волосы блещут,
темно-лиловы.
Лина, корабль остановлен, повисли
весла, взойди на него поскорее;
я ведь последний среди эолийских
дивных поэтов.
Там перед нами страна золотая,
Лина, прислушайся к вечном звону.
И убежим мы от темного брега
к весям забвенья.
ШКОЛЬНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
В конце июня это было, в летний
чудесный день. Невестою казалась
земля в наряде светлом и лучистом.
Потоками огня пустыню неба
сияющее солнце заливало,
и море улыбалось тем же светом.
Лишь я не улыбался: чернорясый
аббат спрягал «любить», — и нагоняло
его лицо тоску... А между тем
заглядывала в окна школы вишня,
кивала темно-красными плодами,
повествованье тайное шепча
крылатым ветеркам... И, позабыв
аббата и длиннейший ряд спряжений,
похожий на ползущих муравьев,
я устремлялся мыслями и взором
в пространство; я глядел в окно — на взгорья,
на море дальнее, на небосклон
лазурный... А вокруг меня сливался
с лучами солнца хор тысячегласный
поющих птиц. С их гнездами, казалось,
беседовали, дружественной стражей,
деревья густолиственные. Мнилось,
что шепчется с пчелою каждый куст,
