Ованес Туманян - Поэт и музыка
Обзор книги Ованес Туманян - Поэт и музыка
Ованес Туманян
Поэт и музыка
Однажды я сидел – уныл, угрюм,
Устав от горестных и тяжких дум
О том, как облегчить свою беду.
«За ссудой вновь к кому-нибудь пойду! -
Решил я наконец, тоской томим, -
А как устроюсь дальше, поглядим».
«С парнасской высоты тебе привет!»
Я обернулся… Муза, с давних лет
Знакомая, вошла: «Восстань, певец,
Стряхни с себя унынье, наконец!
Гляди: страдает твой родной народ,
И кровь невинных к небу вопиет, -
Бредут несчастные из края в край.
Восстань, поэт, надежды луч подай!
Тому, кто духом пал, скитальцам влей
Отвагу в душу и утешь детей.
На юных девушек, поэт, взгляни!
Как розы свежие, цветут они,
Сверкает светом солнечным их взгляд, -
Любовных песен все они хотят.
Весна пришла и яркий свой ковер
Везде раскинула по склонам гор.
Полны долины, рокотом воды,
Щебечут птицы, и цветут сады.
Приди ж и ты в себя и песню спой
Во славу вящую весны младой».
«Нет, Муза, нет! Довольно! Пощади!
Давно клокочет ад в моей груди.
Забыть тебя заставлю я сейчас
Про кровь, весну, поэта и Парнас.
Да будет проклят тот несчастный день,
Когда ты надо мной простерла сень!
С тех пор, как стал твоим питомцем я -
Убогой, нищей стала жизнь моя».
«А про святой забыл ты жар,
Что принесла тебе я в дар?»
«Обманщица, что дал он мне?
Из-за него я – как в огне.
Иль ты не знала, в мир какой
Идет питомец юный твой?
Мне б лучше кровь народа пить, -
Я б деньги мог тогда скопить,
Но мироедом бы не слыл,
Хоть им бы в самом деле был.
Раздался б крик:
«Как он велик,
Наш благодетель! Он один -
Собратьям верный армянин».
Еще попом я мог бы стать,
С крестом на шее провожать
Покойников,- меня б тогда
На место первое всегда
Сажали люди; ими чтим
Я был бы словно серафим.
Мне б этакую жизнь вести,
И был бы я у всех в чести;
Иль жить напыщенным глупцом,
Которому все нипочем,
Лишь бы поесть, потом поспать,
Червю навозному подстать
Такая жизнь, но нужды нет, -
Меня бы чтили с юных лет,
Хоть боле пуст во много б раз
Был череп мой, чем вот сейчас
Любой карман моих штанов.
Закон юдоли сей таков!
Но – ах!- с рождения под власть
Парнасской нищенки подпасть,
На плач свою
Обречь семью,
Смех вызывать у всей родни,
Влачить, как груз тяжелый, дни, -
О Муза, это ли твой дар?
Нет, это худшая из кар.
И, помню я,
Мои друзья
Твердили мне наперерыв,
Что мой губителен порыв,
Что жизнь проучит, – надо мной,
Смеясь, качали головой.
Но я, дурак,
Себе был враг,
С утра до вечера читал,
Стихи безмозглые кропал
И, за тобой летя вослед,
Бежал от счастья с юных лет».
«О счастье ты каком скорбишь?
Неблагодарный, вспомни лишь,
Какой в тебе я жар зажгла!
Тебе способность я дала
На дивных крыльях грез нестись
От скудной жизни к небу, ввысь,
Заботы, муки забывать,
В ад опускаться, в рай взлетать
И песни пламенные петь.
Чего же ты лишен? Ответь!»
«Вопрос бессовестный! Сейчас
Узнаешь, – слушай мой рассказ.
Был в школу счетоводства я
Когда-то отведен. Друзья
Твердили вкруг,
Что, дескать, друг,
Когда получишь аттестат,
Тебе порядочный оклад
И там,и тут -
Везде дадут:
Бухгалтеры в большой цене.
Хозяин, – говорили мне, -
Не будет на прибавки скуп,
А если не совсем ты глуп,
То попадешь к нему… в зятья.
Но тут к тебе, о Муза, я
Подпал под власть, и вот мой дух
Возненавидел зло гроссбух,
В колонках чисел и дробей
Я видеть стал клубки червей,
И вот, безумное дитя,
Все бросил я, к тебе летя:
Так дольше жить, мол, мочи нет, -
Ведь я поэт, поэт, поэт!
Но снова благосклонный рок
Мне в люди выбраться помог:
Он сделал писарем меня.
Не знал я праздничного дня,
Но так начальнику был мил,
Что он мне ручку подарил,
И я узнал от писарей,
Как надо обирать людей.
Но ты ко мне пришла и тут
Вмешалась в мой спокойный труд,
И я – за глупость мне позор! -
Стал затевать за спором спор.
Мол, не годится мужика,
Чья жизнь и так ведь не легка,
Годами мучить и терзать,
Вдовицы скарб с торгов пускать.
Потом – зачем и не пойму -
По наущенью твоему
В письме я шефа обругал,
И он тотчас меня прогнал.
«Тебя мы кормим и поим, -
Сказал он мне, – а ты, гоним
Своею Музой, нас хулишь?
Таких не надо нам. Уйди ж!»
Но милостив господь, и вот,
Едва успел промчаться год,
Служу в большой конторе я.
«Здесь будет легкой жизнь моя», -
Мечталось мне, но ты пришла,
Мои все спутала дела,
И я, от места отрешен,
На улицу был выгнан вон.
Пришлось, рукой махнув на честь,
Мне по уши в долги залезть.
(А если задолжал поэт,
Он не простой должник, о нет!
О нем пекутся все сердца,
И пересудам нет конца.)
Когда увидела родня,
Что мало толка от меня,
Что у меня удачи нет,
Все стали мне давать совет
Пойти в попы и взять приход:
«Там ждут тебя любовь, почет,
Поминки с сочною кутьей,
Достаток полный и покой».
Но я, тебе на торжество,
Отрекся, глупый, от всего!
Церковной кружкой не прельстясь,
Спиною к счастью обратясь,
Я лиру взял,
Поэтом стал
И с песней выступил своей,
Воскликнув вдохновенно: «Эй,
Стоит пред вами музы сын!»
Все рассмеялись, как один,
И закричали мне в ответ:
«Мы не хотим твой слушать бред.
Безумный юноша, уйди!
Лишь грезы у тебя в груди,
И песнями ты поглощен.
От мира взор твой отвращен.
Мы – люди дела и труда,
К чему нам эта ерунда?»
Я крикнул им: «Ах, деньги лишь
И блеск, тупая чернь, ты чтишь!
Тебе поэта не понять,
На нем почиет благодать, -
Он правду и любовь поет».
Сказав, бегу в журнал, и вот
С редактором мой разговор:
«Пишу стихи с недавних пор.
Нельзя ли поместить у вас
Вот эти? Их прочту сейчас.
«О черные глаза, ваш взор покой
Тревожит мой и днем и в час ночной.
Вы мне хотите в душу заглянуть -
Пора закрыться вам, пора уснуть!
Устал поэт от горя и невзгод,
И вечный сон к себе его влечет.
Усните же и вы! Прошел мой день,
Ночь надо мной свою простерла тень».
«Недурно! Гладко! Что же, спора нет, -
Вы не бездарны, господин поэт!
Десятисложна каждая из строк…
Но бедность рифмы, – вот в чем ваш порок.
Позвольте, я исправлю вам сейчас. -
И сразу заблестят стихи у вас.
Поэтов наших правлю я всегда
И тем учу, а то бы им беда:
«О, черные глаза, ваш взор покой
Тревожит мой, как будто бес какой…»
Я, как от беса, ужасом влеком,
Из кабинета бросился бегом
И песни в типографию отнес,
О чем мне скоро пожалеть пришлось.
Едва лишь появился сборник в свет,
Суровый публицист почтенных лет,
Высоко беспристрастие ценя,
Счел нужным едко осмеять меня.
«Стихи такие, – он писал, – ни в грош
Не ставлю я, в них смысла не найдешь.
Всего-то в них лишь рифмы да слова!
Я новый сборник дочитал едва, -
Отменно зелен, видимо, поэт.
Поэтам старым нынче смены нет;
Они с собою унесли свой дар.
И тайну песенных чудесных чар.
Всем этим овладело царство тьмы,
И вот живем в немой пустыне мы.
Навек умолкли наши старики,
А молодых читать нам не с руки.
Как ты ни смейся, как их ни брани, -
Писать по-своему хотят они».
«О, край бездушных и тупых сердец!
Не верь, не верь им, молодой певец,
Я от покойных гениев не раз
На твой похожий слышала рассказ.
Сперва им в чашу льют насмешек яд,
Потом от имени их говорят
И всех заслуг их пожирают плод.
Чем дальше, тем гнусней борьба идет,
Клянусь Авроры сладостным лучом
И полным силы светозарным днем -
О тех ничтожных говоришь ты мне,
Что тупо спят при молодой луне,
Глядеть не любят на ее восход,
А только в полдня час, разинув рот,
Вперяют в небо заспанный свой взор,
Когда уж вышло солнце из-за гор,
Поклоны бьют
И гимн поют,
Все тот же гимн, что и в былые дни.
Но разве вечно будут жить они,
Уроды эти старые? Ведь нет!»
«О Муза, – тут воскликнул я в ответ, -
Ты о каких уродах говоришь?
У нас везде, куда ни поглядишь.
Поэты слезы льют, о том скорбя,
Что получили лиру от тебя.
А я… признаться, виноват я сам:
Ленив я был, бездарен и упрям.
Меня корила вся моя родня,
Но убедить никто не мог меня,
Пока ко мне не обратился раз
Богач сосед, что умницей у нас
В округе слыл, с вопросом: «Где твоя,
Приятель, служба, знать хотел бы я».
Тут я воскликнул гордо: «Я поэт»,
А он: «Беда, когда работы нет».
Я повторил: «Поэт!» – а он сказал:
«Я понял, ты работу потерял».
