Роберт Рождественский - Алешкины мысли
Обзор книги Роберт Рождественский - Алешкины мысли
Роберт Рождественский
Алешкины мысли
У меня подрастает внук, зовут его Алексеем. Недавно ему исполнилось год и девять месяцев. (Как видите, мы пока что считаем не только года его жизни, но и месяцы). Поэтому я попробовал написать стихи как бы от его имени, от имена человека, который открывает для себя мир. Эти стихи перед вами.
Мысль первая
Эта зелень до самых небес
называется тихо:
лес-с-с.
Эта ягода слаще всего
называется громко:
O-O-O!..
А вот это косматое,
черное
(говорят, что очень ученое),—
растянувшееся среди трав,
называется просто:
ав!..
Мысль вторая
Я стою. На мне панама
(мне ее надела мама).
Дальше,
если по порядку:
шея,
плечи,
две лопатки,
очень новая рубашка
сказочной голубизны…
…А еще на мне, бедняжке,
сильно мокрые
штаны.
Мысль третья
Ничего в тарелке не осталось.
Пообедал я, сижу, молчу…
Как же это мама догадалась,
что теперь я
только спать хочу?!
Мысль четвертая
Это ж интересно прямо:
значит, есть у мамы мама?!
И у этой мамы — мама?!
И у папы — тоже мама?!
Ну, куда ни погляжу,
всюду мамы,
мамы,
мамы!
Это ж интересно прямо!..
А я опять
один сижу.
Мысль пятая
В комнате на слышно крика, —
я немножко подобрел.
На лица моем —
улыбка
и все то,
что я
поел.
Мысль шестая
Живу всего-то ничего,
ни в чем не разбираюсь.
Устал, однако, от того,
что всем
безумно
нравлюсь!
Мысль седьмая
Если папа бы раз в день
залезал бы под диван,
если мама бы раз в день
залезала б под диван,
если бабушка раз в день бы
залезала под диван,
то узнали бы,
как это интересно!!
Мысль восьмая
День рожденья, день рожденья
был открыт в четыре дня.
Приезжали тети,
дяди,
брали на руки меня,
танцевать меня просили,
брали на руки опять!..
Кинулись к столу.
И долго-
долго не давали спать.
Я сидел в своей кровати,
слушал громкие глова…
А с утра у этих взрослых
болела голова.
Мысль девятая
Я встал, как неизвестно кто.
И чувствую, что все —
не то!
Не те штаны, не те носки,
не те —
совсем не те! —
шнурки,
не та собака наша,
не та в тарелке каша.
В солдатики
не та игра,
в руке не то печенье…
Как тяжко жить,
когда с утра
плохое настроенье!
Мысль десятая
Приехали гости.
Я весел и рад.
Пьют чай эти гости,
едят мармелад.
Но мне не дают мармелада.
…Не хочется плакать,
а —
НАДО!
Мысль одиннадцатая
Есть такое слово — «горячо!»
Надо дуть, когда горячо,
и не подходить к горячо.
Чайник зашумел — горячо!
Пироги в духовке — горячо!
Над тарелкой пар — горячо!..
…А «тепло» — это мамино плечо.
Мысль двенадцатая
«Лешка-Лешка — поварешка!
Ты — картошка, ты — окрошка,
ложка, плошка, кошка, брошка,
трешка, сошка и матрешка…»
Так меня все называют,
называют,
обзывают,
выдумкой не радуя…
…Рифмачи проклятые!
Мысль тринадцатая
Вся жизнь моя (буквально вся!) —
пока что —
из одних
«нельзя!»
Нельзя крутить собаке хвост.
Нельзя из книжек строить мост
(а может, даже — замок
из книжек
толстых самых!).
Кран у плиты нельзя вертеть,
на подоконнике сидеть,
рукой огня касаться,
ну, и еще — кусаться.
Нельзя солонку в чай бросать,
нельзя на скатерти писать,
грызть грязную морковку
и открывать духовку.
Чинить электропровода
(пусть даже осторожно)…
Ух, я вам покажу, когда
все-все
мне будет можно!
Мысль четырнадцатая
В нашем доме родном
с потолка
иногда проливается дождь.
Очень странный дождь!
Ты eго
не во всяких домах
найдешь.
Без причин —
среди бела дня —
начинает идти он, и
сразу мокнут только штаны,
и всегда, почему-то, — мои.
Мысль пятнадцатая
Мне сегодня
засыпается не очень.
Темнота в окно крадется
сквозь кусты.
Каждый вечер
солнце прячется от ночи…
Может,
тоже боится темноты?
Мысль шестнадцатая
Жду уже четыре дня,
кто бы мна ответил:
Где я был,
когда меня
не было
на свете?
Мысль семнадцатая
Я себя испытываю —
родителей
воспитываю.
«Сиди!..» — а я встаю.
«Не пой!..» — а я пою.
«Молчи!..» — а я кричу,
«Нельзя!..» — а я хо-чу!!
Но после этого всего
в доме что-то нарастает…
Интересно, кто кого
в результате воспитает?
Мысль восемнадцатая
Очень толстую книгу сейчас я,
попыхтев,
разобрал на части.
Вместо книги толстой возник
целый поезд
из тоненьких книг!..
У меня,
когда книги читаются,
почему-то всегда разлетаются.
Разбегаются в разные стороны
от прихожей до потолка…
...Книги вечной
и неразборной
я еще не встретил
пока.
Мысль девятнадцатая
Все меня настырно учат
— от зари и до зари:
«Это — мама!
Это — туча!
Эго — ложка!
Повтори!!»
Ну а я в ответ молчу.
Или — изредка — мычу.
Говорить я
не у-ме-ю,
а не то что —
не хочу…
Только это все — до срока.
День придет,
чего скрывать, —
буду я ходить
и громко
все на свете
называть!
Назову я птицу — птицей,
дымом — дым,
травой — траву.
И горчицею — горчицу,
вспомнив, сразу назову!..
Назову я домом — дом,
маму — мамой,
ложку — ложкой…
… «Помолчал бы ты немножко!..» —
сами скажете
потом.
Мысль двадцатая
Пока меня не было,
взрослые
чего только не придумали!
Придумали снег
с морозами.
Придумали море
с дюнами.
Придумали кашу вкусную,
ванну
и мыло пенное.
Придумали песню грустную,
которая — колыбельная.
И хлеб с поджаристой коркою!
И елку в конце декабря!..
Вот только лекарства горькие
они придумали зря!
Мысль двадцать первая
Со мною бабушка моя,
и, значит, главный в доме —
Я!
Шкафы мне можно открывать,
цветы кефиром поливать,
подушкою в футбол играть
и, лежа на полу, орать.
Могу я есть руками торт,
нарочно хлопать дверью!..
А с мамой это не пройдет.
Я уже проверил.
Мысль двадцать вторая
Я общался со взрослыми часто,
злился,
как Карабас-Барабас.
Потому что
(готов я ручаться!), —
мал у взрослых словарный запас!
Нет ни сказок у них,
ни историй…
Недоразвиты взрослые, что ли?!
Лишь пищат почему-то вовсю:
«У-тю тю!..»
«У-ню-ню!..»
«Сю-сю-сю!..»
Мысль двадцать третья
Мебель уменьшилась в нашей квартире.
Гляжу не нее,
словно с чем то прощаюсь…
Раньше под стулом меня находили,
теперь не находят —
не помещаюсь!
Мебель уменьшилась вся,
между прочим!
Сразу!
Как будто бы мне в наказанье.
Ножки дивана
стали короче.
Сегодня попробовал — не пролезаю!
Меньше и кресло,
и створки буфета.
Взрослые это вряд ли заметили.
Мебель усохла!..
…Так что в газетах
правильно пишут
о качестве мебели.
Мысль двадцать четвертая
